Гвардеец. Трилогия

Я краем глаза заметил движение.

Сторож Сигизмунд подскочил, вытаращил глаза, выдохнул:

– Курва!

И упал, получив могучим кулаком Чижикова в висок.

– Оглоушили, господин капрал, – жарко прошептал «дядька».

– Свяжите и рот заткните, чтобы как очнется, панику не поднял.

– Сделаем.

Чижиков извлек заранее подготовленную веревку, скрутил незадачливого сторожа.

– Бегом, бегом, – торопил я.

Зеркальные двери распахнулись, показалась полная женщина с деревянным тазиком, в котором плескалась мыльная вода. А это к чему? Что за примета?

Увидев меня, она охнула, отлетела в угол и захлопала большими ресницами.

– Ой, батюшки святы!

– Молчи, тетка! – скорчил страшную рожу Михайлов.

Он взмахнул шпагой, будто собирался проткнуть как шампуром. Глаза у женщины закатились, она без чувств растянулась в мыльной луже. Надеюсь, не утонет.

Наверху громко заговорили по‑польски, загромыхали шаги по деревянной лестнице. Я ринулся навстречу, налетел на испуганного лакея и одним ударом отправил его в нокаут. Парень кубарем покатился вниз, угодил под ноги гренадер, кто‑то, кажется, Михайлов вновь потерял равновесие:

– Да что ж такое деется!

Солдаты разбежались по комнатам, круша мебель, посуду.

Грохот, шум, недоуменный взгляд управляющего, до которого стало доходить, что не все в порядке в доме Сердецких.

– Господин капрал, что вы себе позволяете?

– Тебя не спросил! Где, Михай?

– Михай… Я же вам ответил, что отправил его в имение. Обещаю, что завтра, нет, сегодня отправлю замену. Вы странным образом ищете себе рекрутов. Неужели в русской армии так плохо с солдатами?

– Договоришься у меня, сволочь, – Михайлов двинул его так, что клацнула челюсть.

– Постой, ты убьешь его, – остановил я, повторно занесенный кулак гренадера.

– Да он издевается, скнипа![15] – произнес разгоряченный солдат.

Управляющий поднялся, из разбитого рта сочилась кровь. Он вытер ее кружевным манжетом, выплюнул на паркетный пол раскрошенный зуб.

– Я буду жаловаться на вас обер‑полицмейстеру.

– Жалуйся кому угодно.

– Дозвольте мне, господин капрал, – снова высунулся Михайлов.

– Давай, – разрешил я.

Гренадер вытянул руки вперед, схватил управляющего за шиворот будто кутенка, без видимого усилия оторвал от земли и стал трясти, словно тряпичную куклу. Голова несчастного болталась из стороны в сторону.

– Оставьте меня, – жалобно попросил он. – Мне дурно.

– Отпусти, – разрешил я.

Михайлов тряхнул его напоследок и разжал руки. Тело управляющего с гулким стуком опустилось. Он встал на четвереньки, икнул. Послышались неприятные звуки, управляющего тошнило.

Я подцепил кончиком шпаги скатерть, сдернул со стола и бросил к нему:

– На, утрись.

– Спасибо, – он вытер лицо, посмотрел на нас и съежился в непритворном ужасе:

– Я… я провожу, ключи у меня.

– Прекрасно, – сказал я, упирая в его грудь лезвие шпаги. – Только будь благоразумным.

Мы нашли Михая в подвале, бледного и безмерно уставшего. Похоже, парень давно распрощался с жизнью. Управляющий разомкнул цепи.

– Вставай парень. Мы за тобой.

– Вы?! – Михай всмотрелся в меня с изумлением. – Вы, господин капрал?!

– И не один, – выступил вперед Михайлов. – Собирайся, тезка. Думал, мы тебя здесь помирать заставим?

– Я не верю своим глазам! Вы, господин капрал. Мишка, – освобожденный заплакал.

– Что же вы аспиды с человеком делаете, – укоризненно произнес Михайлов.

Он обратился ко мне:

– Разрешите, ваше благородие, пана управляющего на цепочку посадить, как собачку. Чтобы не убег, значица.

– Валяй, – разрешил я.

Пока гренадер громыхал цепями, мы с остальными солдатами из моей пятерки вывели пленника на свет.

– За что же они тебя так? – спросил я.

– Давайте провожу вас, господин капрал. Сами посмотрите, – предложил парень.

– Веди.

Мы двинулись по коридору, но нас, похоже, опередили. Навстречу бежал Чижиков:

– Ваше благородие, идите сюда, гляньте, что мы нашли.

За выбитыми дверями оказалось темное помещение, похожее на маленький склад, заставленное от пола до верха дубовыми сундуками, окованными железом. Один из них был открыт.

– Посветите, – приказал я.

Чижиков придвинул чадящий светильник. Я запустил руку в сундук и выудил горсть непонятных округлых предметов, поднес поближе к глазам и изумлено произнес:

– Пятаки?!

Сундук оказался набит медными пятикопеечными монетами. Кому понадобилось столько? Что за странный способ хранить капиталы?

– Эхма, скока же тут их, – присвистнул запыхавшийся Михайлов, снимая шапку. – Цельное состояние.

– Не одна тыща поди, – поддакнул Чижиков. – Скока же времени их сюда возили?!

– Долго, – произнес Михай. – Только при мне пан Потоцкий возков десять привез. При мне сундучок треснул, и денежки посыпались. Пан заприметил и осерчал. Чуть не зарубил, курва.

Гренадеры смотрели на это богатство как зачарованные. Вряд ли им раньше доводилось видеть перед собой столько денег. Помещение походило сейчас на сказочный клад пиратов Карибского моря.

Я повертел пятак в руках, вынул из кармана подобный, оставшийся с последнего жалованья. Оба похожи как близнецы, с одинаковой надписью «пять копеекъ», разве тот, что из сундучка выглядел не в пример новым. Да и дата на нем стояла другая, на моем 1723 год, а на новом – 1728‑й. Других различий я не нашел.

– Думаю, надо в полицию идти, а еще лучше в Тайную канцелярию. Пущай знающего человека пришлют. Пятачки‑то вдруг того… не настоящие, – высказал вслух предположение Чижиков. – Много фальшивых ходют, нас предупреждали. В приграничных гарнизонах жалованье пятаками выдавать запрещают.

– Так и сделаем, отправим гонца к Ушакову. Дело, судя по всему государственной важности, – кивнул я. – И будем молиться, что это на самом деле фальшивки, иначе…

Я не договорил. И без моих слов все было понятно.

Глава 22

– Надеюсь, никто на это «богатство» не польстился. Если кто прихватил медяк‑другой, лучше верните. Скоро приедут из Тайной канцелярии, начнут обыскивать, стыда не оберемся, – предупредил я.

А то, что без обыска не обойтись, стало ясно, как только до меня дошло, сколько здесь укрыто денег. Канцеляристы люди не щепетильные, им все одно – дворянин ты или нет. С такой «крышей», как Андрей Иванович, бояться нечего. Так что нами займутся в первую очередь, всех перетрясут, разденут, карманы вывернут. Гвардейцы у меня небогатые, для них копейка лишней не будет, а тут столько бесхозного добра – бери не хочу. Устоять трудно. У самого алчность сразу взыграла, глаза загорелись, едва переборол себя, и то больше из страха, что с рук это так не сойдет. И без того мы по сути «залётчики», как объяснять будем эту операцию – ума не приложу. Если только рассчитывать на то, что победителей не судят, но пока непонятно можно ли назвать это победой. Вдруг Сердецкие настолько эксцентричны, что предпочитают хранить богатства исключительно в медных пятаках. Тогда мы действительно попали. А за то, что пытались освободить крепостного, по головке не погладят, скорее, снимут сердечную со всем содержимым.

Чижиков вздохнул и нехотя высыпал из кармана в сундук горсть пятаков, точно так же поступили и другие гвардейцы, первыми обнаружившие тайник.

– Все? – вопросительно посмотрел я на солдат. – Окститесь!

– Вот те крест, до последней монетки вернули, – размашисто перекрестился «дядька».

– Тогда выставь у дверей караул. А я пойду, проверю, какой нам еще улов достался.

– Да туточки весь улов, в соседней горнице, – сказал Чижиков.

– Да?! – заинтересовался я. – Тоже деньги?

– Какой там! Хлопчики панские. Мы их повязали, чтобы значица бузу не устроили. Один долго сабелькой махал, так я ему табуретом по башке двинул. Не пачкать же шпагу об дурного, – ухмыльнулся «дядька».

– Тоже верно. Сильно зашиб?