Страница 1 из 39
Дмитрий Дашко Гвардеец. Трилогия
Дмитрий ДашкоГвардеец
Светлой памяти моего отца, кадрового офицера Российской армии посвящается!
Царствие Небесное тебе, папа!
Глава 1
Денек сегодня выдался погожим – солнышко, на небе ни облачка. Эх, сейчас бы искупаться в реке, а потом валяться на пляже, поджариваясь как курица в гриле. И ме‑е‑едлено‑ме‑е‑едлено переворачиваться…
Дзи‑и‑инь…
Я снял трубку телефона и произнес заученную фразу:
– Отдел продаж, слушаю…
– Гусаров, ты?
– Я, Сан Саныч, – низкий баритон шефа я бы узнал из тысячи.
Правда, в обычно вежливых интонациях проскальзывало плохо завуалированное недовольство. Что‑то мне это уже не нравится. И тучи откуда‑то на горизонте нарисовались, закрыв сплошной завесой солнце. Ой, не к добру.
– Поднимись ко мне.
В его устах это звучало как классическое «Сидоров, с вещами на выход».
Я отклеился от стула, машинально поправил взъерошенные волосы (дурацкая привычка запускать пятерню в прическу) и пошел к дверям, ощущая на спине сочувственный взгляд Мишки Каплина, сослуживца с которым делю уже второй год помещение размером два на четыре метра, носящее гордое название «Отдел продаж».
Секретарша Ирочка набирала что‑то на компьютере с такой скоростью, что любой пулемет бы от зависти перегрелся.
– Как шеф? – спросил я, склоняясь над ней.
– Как с цепи сорвался, – сообщила, не отрываясь от монитора, Ирочка. – Рвет и мечет. Сперва рвал Симонова из планового, теперь тебя будет.
– Спасибо, Ира. Умеешь поднять настроение.
– Всегда пожалуйста, – равнодушно ответила девушка.
Раньше она была не такой. Зря я ее, как говаривал Мишка – «поматросил и бросил». Хотя, с другой стороны, еще разобраться надо, кто с кем и чем занимался. И неуверен как‑то, что это я с ней порвал, а не она умело подвела отношения к такому дурацкому финишу.
– Сан Саныч, вызывали?
– Вызывал, Гусаров. Проходи, садись.
Александр Александрович Воскобойников, директор и вообще, по словам уборщицы Нюши – «видный мужчина», восседал за письменным столом с видом стервятника, выбирающего, чем бы поживиться.
Я сел в кожаное кресло напротив, изобразив полную заинтересованность и готовность сорваться с места по первой же команде.
– Что это такое, знаешь? – шеф потряс перед моим носом коричневой папочкой, сквозь которую просвечивали листы бумаги.
– Знаю, Сан Саныч, – кивнул я. – Проекты договоров. Я сам составил их на прошлой неделе и принес вам на рассмотрение. К ним и записка сопроводительная прилагалась. Гарантированная прибыль от сделки – тридцать, а то и сорок процентов. Я все просчитал.
– Нет, Гусаров. Не все ты просчитал, – устало вздохнул шеф. – Ты занимался арифметикой, а тут алгебра нужна, дифференциальные уравнения, синус с косинусом и параллельные прямые, пересекающиеся в несобственной точке.
– Сан Саныч, мне бы по‑русски…
– По‑русски, – шеф хрустнул пальцами. – По‑русски покрыть бы тебя матами в три слоя надо, но тебя ж не проймет, ты ведь у нас не слюнтяй‑интеллигент, спортом занимаешься, – он окинул мою тренированную фигуру взглядом, не предвещающим ничего хорошего, и неожиданно спросил: – У тебя какой рост?
– Метр девяносто, – опешив, произнес я.
– Вот видишь. Метр девяносто, вымахал оглоблей, а ума как у дитя малого. Ты пословицу такую слышал: «не лезь поперед батьки в пекло»?
Я кивнул.
– Ну так не лезь не в свое дело, Гусаров. Это я тебе как начальник говорю, а как человек добавлю, что бабки в нашей конторе платят за то, чтобы вы, сотрудники, делали только то, что сказано. Инициатива у нас наказуема, причем не исполнением, а штрафами. Ты ведь целую ораву в лучшем ресторане кормил, поил, уговаривал. Так?
– Было дело.
– Все за свои денежки, разумеется.
– Конечно, Сан Саныч.
– Думал: заключу договорчики, комиссионные заимею.
– Как же без этого…
– А так. Не нужны нам эти договора, пускай даже с сорокапроцентной прибылью. Не будет никаких комиссионных. Я ведь предупреждал. Ты чем, кроме партизанщины занимался?
– Э… с «Инвест‑сервисом» работал.
– Вот и работай с ними дальше. Закончишь, приходи, скажу, что еще делать надо. Премии лишать тебя, Гусаров, на первый раз не буду. Ты и так себя наказал счетами из ресторанов. Можешь идти.
Я развернулся и грустно поплелся к выходу, однако голос шефа развернул меня на сто восемьдесят градусов.
– Подожди, Гусаров. Это от меня, в качестве компенсации, – Сан Саныч протянул белый конвертик. – Хороший ты парень.
– Спасибо, – я взял конверт и вышел из кабинета.
М‑да, не ожидал от шефа такой чуткости. Не удержался, вскрыл конвертик на выходе, с умилением посмотрел на зеленые бумажки. Триста американских рублей. Вовремя, стоит заменить. От зарплаты остались рожки да ножки, еле‑еле на хлеб и бензин хватает.
Ирочка выглядела какой‑то недовольной, на лице и там и сям образовались хмурые складочки и морщинки, превращая ее в молодую старушку.
– Что‑то ты подозрительно легко отделался, Гоша. Быстро тебя шеф выгнал, да и крика не слышно было, – «доброжелательно» сказала она.
Я понял, как можно прищучить Ирочку и не стал терять времени впустую:
– А зачем нам с Сан Санычем кричать? Наши дела тихо делаются. Хочет меня заместителем по кадрам поставить, просил, чтобы я ему секретаршу новую подыскал. Недоволен он тобой, Ира. Распустил, говорит.
И, оставив озадаченную Ирину открывать и закрывать рот, спустился к себе.
Мишка Каплин успел к моему приходу нагреть чайник.
– Чай, кофе, потанцуем?
– Потанцуем, – грустно сказал я. – Комаринского или гопака. Тебе что больше нравится?
– Хава нагила. Чего случилось‑то, Игорь? – с сочувствием спросил Мишка.
Мне всегда нравился этот длинный нескладный мужик, с умными понимающими серыми глазами, высоким лбом мудреца и крючковатым носом. Его семья в полном составе укатила в Израиль в начале девяностых, когда казалось, что бывшему Союзу пришел окончательный и безоговорочный трындец. Но Мишка остался. Из упрямства или чего‑то другого – не знаю, он не любит разговаривать на эту тему. И только за это я готов его уважать всю жизнь – хотя родственнички каждый месяц заваливают Каплина письмами, в который рассказывают о том, как хорошо устроились на земле обетованной, и что не мешало бы ему воссоединиться с близкими.
– Шеф политику партии обрисовал. Пояснил, что с нашим рылом в калашном ряду делать нечего.
– И правильно сделал, – помешивая ложкой кофе в чашке, сообщил Мишка.
– Почему?
– Да потому, – с видом Нострадамуса изрек Каплин. – Ты что о нашей фирме думаешь?
– Фирма как фирма.
‑ «Рога и копыта», вот что такое наша фирма, – торжественно объявил Мишка. – Я подольше тебя здесь работаю и постепенно понял, что мы вроде прикрытия служим. Кто‑то с нашей помощью деньги отмывает, а может и от налогов уходит. Есть способы… Думаешь, Сан Саныч тут главный? Нет, есть кто‑то повыше его, и, я догадываюсь кто именно. Сказать?
– Не надо, Миша, – попросил я. – Меньше знаешь – крепче спишь. Я тоже о чем‑то вроде этого подозревал. Сделка, которую шеф зарубил, была пробным шаром. Судя по реакции Сан Саныча, ты прав на все сто. Сваливать надо отсюда, пока не поздно.
– Верно, – кивнул Мишка. – Вопрос – куда.
– А вот над этим агхиважнейшим вопгосом я и буду думать, – копирую картавость и интонации Владимира Ильича, толкающего знаменитую речь на броневичке, ответил я.
Мысли, заразы, в голову не лезли. Вернее лезли, но не те, что надо. Я вернулся к компьютеру, пощелкал мышкой монстриков из игрушки, ставшей в офисе надежным средством убивания времени, когда шеф занят, а тебе глубоко фиолетово, и принялся настраиваться на нужный лад.