Страница 11 из 90
Работы по развитию дорожной сети влекли за собой несколько проблем. Во-первых, такие работы могли легко демаскировать приготовления к операции. Дороги, как правило, хорошо просматриваются, и любые дорожные работы становятся для противника очевидным признаком подготовки к активным действиям. Другая трудность заключалась в том, что эта местность совсем недавно была полем боя. Имеющиеся дороги могли оказаться заминированными, а разрушения дорожного полотна добавляли саперам работы. Обнаруживать мины саперам в Красной армии помогали собаки[52].
Альтернативой автодорогам, обладающей большой пропускной способностью, конечно, служили железные дороги. Но они были еще чувствительнее к повреждениям, и для того чтобы использовать их для перевозки войск, сначала требовалось затратить много усилий. Шпалы были редкостью, и вместо них использовали бревна от разобранных домов. Крепеж часто приходилось доставлять самолетами По-2[53].
Оставалось очень много вещей, требовавших внимания, и очень мало времени. Планирование и приготовления двух советских фронтов во многом стали импровизацией, но, видимо, это было неизбежно. Затратить на подготовку большее время означало дать немцам шанс на укрепление обороны. Поэтому стоило попытаться начать наступление как можно скорее. Тем временем Хубе продолжал готовить операцию «Ватутин», и 24 января XXXXVI танковый корпус атаковал советские части, а днем позже за ним последовал III танковый корпус. Два корпуса добились неплохих, но не слишком впечатляющих результатов. Оставалось увидеть, удалось ли немецким атакам повлиять на предстоящее советское наступление.
Глава 4
Состояние армий
Шла третья зима войны между Германией и Советским Союзом. Для обеих воюющих сторон прошедшие годы принесли значительные изменения состава войск. Война на Востоке обходилась им необычайно дорого. В одном лишь 1941 году Красная армия понесла громадные потери. Скорее всего, имеющиеся по потерям данные неполны[54]. В течение этого года потери были представлены преимущественно попавшими в плен и убитыми, что в обоих случаях означало безвозвратные потери. В течение 1942 и 1943 годов советские потери по-прежнему оставались очень высокими, но большую часть из них составляли раненые. Значительное число солдат, учтенных в потерях, со временем возвращалось в строй. Но несмотря на это, к 1944 году безвозвратные потери, очевидно, составляли по меньшей мере 12 миллионов советских солдат[55].
Хотя немецкие потери были и не столь ошеломляющими, как советские, они все равно были достаточно тяжелыми. До 31 декабря 1943 года более миллиона человек были записаны как убитые в бою или пропавшие без вести[56]. Но к этому числу необходимо добавить 25–30 тысяч умерших от болезней и погибших в результате несчастных случаев[57]. Также почти два с половиной миллиона были записаны как раненные в боевых действиях и эвакуированные в тыл[58]. Можно было ожидать возвращения в строевые части Восточного фронта не более половины раненых. К тому же примерно 80 тысяч раненых умерли в госпиталях от осложнений или болезней. Еще 100 тысяч армия потеряла раненными в несчастных случаях или пострадавшими от болезней. Таким образом, немецкие войска на Востоке должны были лишиться как минимум около двух с половиной миллионов солдат. Учитывая, что это число почти точно соответствовало исходной численности армии, вторгшейся в СССР 22 июня 1941 года, потери были весьма велики.
Как всегда, наиболее серьезные потери несла пехота. Старая поговорка «Артиллерия — для того, чтобы убивать, пехота — для того, чтобы умирать» до сих пор была актуальна. В соответствии с советскими расчетами в 1943–1945 годах на пехоту пришлось 86 % потерь[59]. Похожую цифру дают немецкие источники. Текучесть (заменим этим эвфемизмом «кровопролитие») в пехоте была во много раз выше, чем в армии в среднем. В результате многие дивизии имели в своем составе гораздо меньше стрелков, чем можно был о ожидать исходя из их полной численности. К тому же огромное напряжение окопной жизни приводило к учащавшимся болезням. Сведения о численности немецких частей часто учитывают число солдат, заболевших, но не эвакуированных. Как следствие, дивизия могла оказаться слабее, чем она представляется в документах.
Большинство дивизий, принимавших участие в сражении за Корсунь, до этого участвовали в длительных боевых действиях, в результате чего были заметно ослаблены. Примером этого является немецкая корпусная группа «Б», удерживавшая северную часть корсуньского выступа. Корпусная группа представляла собой объединение трех ослабленных дивизий. В случае корпусной группы «Б» основой для формирования корпусного управления послужил штаб 112-й пехотной дивизии. Группа была сформирована из частей 112-й, 255-й и 332-й пехотных дивизий[60]. Формирование корпусной группы отражало тот факт, что пехота несла наибольшие потери. Когда группа была сформирована, избыточные тыловые службы, личный состав артиллерийских частей и прочие специалисты освободились и были направлены в распоряжение ОКХ. Новая корпусная группа имела более сбалансированный состав, чем любая из трех дивизий, пошедших на ее формирование.
Но армии испытывали дефицит не только в людях. Советский Союз и до войны не изобиловал продовольствием и прочей продукцией. В Германии положение было гораздо лучше до 1939 года, но чем дольше шла война, тем более заметной становилась проблема дефицита. Нехватка транспорта могла приводить к локальному дефициту продовольствия, даже если в целом наблюдался его избыток. Наконец, почти любая большая организация сталкивалась с проблемами в распределении продукции именно в те места, где она была необходима. Особенно это касалось военных организаций, задействованных в войне с сильными противниками, где ситуация подчас менялась стремительно и радикально.
Проблемы обеспечения также влияли на важное вооружение, например на танки «Пантера». 11-я танковая дивизия докладывала, что около трети наличных «Пантер» оставались в ремонтных мастерских в течение длительного времени из-за отсутствия запасных частей. Ситуация с запчастями была несколько лучше у танков Pz-IV и самоходных орудий StuG-III, но они испытывали нехватку боеприпасов, что едва ли было лучше.
Поставки новых танков для восполнения потерь могли сильно различаться от месяца к месяцу. Так, в начале февраля 1944 года 13-я танковая дивизия отправляла жалобу на то, что она не получила ни одного нового танка за последние три месяца. В ее составе накопилось такое количество экипажей без машин, что дивизия была готова принять сразу 30 танков Pz-IV и направить их в бой, если бы только удалось их получить. Нехватка запчастей также вынуждала держать многие из имеющихся танков в ремонтных мастерских.
Помимо личного состава наиболее острый недостаток немцы испытывали в автомашинах. В частности, сообщалось о том, что тягачи имеются в крайне малом количестве, что приводит к многочисленным проблемам как при перегруппировке, так и при эвакуации поврежденной техники. Даже немецкие танковые дивизии, являвшиеся вершиной маневренной войны, испытывали серьезные трудности из-за нехватки автотранспорта. В результате терялась не только мобильность, но и гибкость. Пока подразделения танковой дивизии были полностью моторизованы и обеспечены достаточным количеством горючего, им можно было просто приказывать перемещаться, атаковать или обороняться там, где и когда этого требовала обстановка или замыслы командования. Но при недостатке автотранспорта машины приходилось отправлять в те подразделения, где они были особенно нужны, и много времени уходило на то, чтобы установить, где им следует находиться.
52
Там же, с. 147–148, 159.
53
Корсунь-Шевченковская операция, с. 147–148, 159.
54
Этот вопрос подробно рассматривается в статье N. Zettterling & A. Frankson, «Analysing World War II East Front Battles», Journal of Slavic Military Studies, vol.11, no.l (March 1998), c. 176–203.
55
Здесь использованы цифры Кривошеева (Кривошеев Г.Ф. Гриф секретности снят. — М.: Воениздат. 1993, с. 98), которые следует рассматривать как минимальные. Кривошеее утверждает, что в период с 22 июня 1941 по 31 декабря 1943 года были убиты, умерли от ран или пропали без вести 8 708 318 солдат. Кроме того, 10 992 283 солдата были ранены или отправлены в тыл из-за болезней и обморожений. Здесь сделано предположение, что треть из них не вернулась в армию (в отличие от немецких цифр цифры Кривошеева по погибшим включают умерших от ран в госпиталях). Таким образом, общее число потерь должно составить 12 374 412 человек. Однако, скорее всего, цифры Кривошеева для 1941 года занижены не менее чем на один миллион. Он указывает число пропавших без вести 2 334 482, тогда как немцы взяли в плен более трех миллионов человек.
56
Докладывалось о 1 075 773 убитых в бою с 22 июня 1941 по 31 декабря 1944 года.
57
Это число — оценка. К 20 февраля 1944 года немецкая армия потеряла 795 698 убитыми и 32 728 погибшими в результате несчастных случаев и умерших от болезней. Это дает отношение 24:1, использованное для расчета числа убитых на Восточном фронте к 31 декабря 1943 года (655 164 человек). Конечно, это только оценка, но поскольку более 80 % всех смертей относятся к Восточному фронту, эту оценку можно считать достаточно правдоподобной.
58
Докладывалось о 2 438 198 раненых и эвакуированных в тыл с 22 июня 1941 по 31 декабря 1944 года.
59
J. Erickson & D. Dilks (eds.), Barbarossa — The Axis and the Allies. — Edinburgh University Press, Edinburgh, 1994, c. 261.
60
G. Tessin. Verbande und Truppen der deutschen Wehrmacht und Waffen-SS. — Mittler & Sohn, Frankfurt am Main and Biblio Verlag, Osnabruck 1966–1975, раздел с частями, начинающимися на букву В (лат.).