Страница 10 из 34
РОЖДЕСТВО II
Пахнет детство орехом в меду, Пахнет детство эмалевой краской, Рождество раскатилось на льду И к дверям привязало салазки. А в сочельник в закрытых дверях Тщетно скважину хочет расширить, Там в гостиной серебряный прах На почти изумрудной порфире. Там в гостиной твой маленький брат Станет рыцарем без посвященья, Ты одна принимаешь парад, Задыхаясь от восхищенья. Но потом, заслонясь от огня, Что играет на золоте брони, Ты небрежно погладишь коня И хлопушкой покормишь с ладони. Ведь уже подсказали огни, Что на завтра, на после обеда, Хорошо бы сюда пригласить Синеглазого сына соседа… 1934–1935«За струнами бряцавших лир…»
За струнами бряцавших лир Кружилась жизнь в шальной погоне, Но окончательный свой мир Ты помещала на ладони. Мерцаньем невесомых доз Вверяла радости бумаге, А город цвел корзиной роз И пыльным символом на флаге. Пусть, облачно дыша вверху, Вздымалось небо синим тентом, Ты крылья клеила стиху И обшивала позументом. Строка к строке, К вершку вершок, Лазурь — тетрадная обложка, И до ближайшего окошка Летит бумажный петушок… И свой тупой измятый клюв Разбив, но все-таки прощая, Он вспять печально обращает, Крыло повесив и согнув… 1934–1935В БОТАНИЧЕСКОМ САДУ
Сквозь стекла осеннее солнце греет, Под куполом из стекла Виктория Регия в оранжерее Бережно расцвела. Плотами ложатся на глади листья, И плотно, как на века, К воде прилегла снеговая пристань Расщепленного цветка. Сквозь тропики стынущего сада, Читая дощечки мельком, Торопишься ты и становишься рядом С Дюймовочкиным цветком. Пускай на столетниках ждут бутоны, А на бессмертниках — тлен, Тебе не удастся проплыть затоны И ботанический плен. Пускай твое сердце почти не дышит, Рука прилегла к стеблю, Зовут горожан голубые афиши Опять к твоему кораблю. Лишь ночью остынут повсюду стекла, И, не дождавшись чудес, Уходит толпа через пыльный и блеклый Перегороженный лес. И ветки вздохнут облетевшей мимозы, И дружно ударят в окно Откуда-то сверху китайские розы С альпийскими заодно. И руки, как весла, и весла, как крылья, Под листьями нету дна, Из белой магнолии плещет мантилья, И ты отплываешь одна. Виктория Регия — белый остров От берега за версту. Но все исполняется точно и просто, Когда чудеса в цвету. Лишь сторож в углу, заметая билеты, Как синие лепестки, Увидит в саду небывалое лето И две разведенных руки. И, отправляясь к воротам в сторожку, Отметит, что расцвели Сегодня на клумбах и на дорожках Все чудеса земли. 1934–1935«Солнце, солнце — вопрос ребром…»
Солнце, солнце — вопрос ребром, Я встаю, оттолкнув тревогу… Туфли, шитые серебром, Голубые, на босу ногу. И веселый этот халат, Самый мягкий, самый веселый, Где гирлянды цветов скользят В отворотах и по подолу. Солнце, солнце — вопрос ребром… Значит, снова и что есть силы… Словно лира, высокий дом, И, как струны, поют перила. Словно лира — окно во двор, Словно струны — плетенье рамы, И, как пенье, летит разговор Снизу белыми голубями. Значит, снова на половик Из дверной сияющей щели Проскользнет, расцветая вмиг, То письмо, что я жду недели. Солнце, солнце, значит, опять, Значит, снова и что есть силы Нужно верить и отстранять Подоконники и перила… 1934–1935«В серебре, в серебре, в серебре…»
В серебре, в серебре, в серебре И ресницы, и кудри, и плечи. В сквере, как на монетном дворе, Снег чеканит счастливые встречи. Мы сегодня один на один, Темнота голубая за нами, И в пещере своей Аладдин Подымает дрожащее пламя. Этот блеск, этот сказочный хруст, Этот звон у тебя под ногами!.. У дороги подстриженный куст Захлебнулся во сне жемчугами. Это — сквер, это — мертвый восток И богатства слепящие жерла, И втекает уже холодок В онемевшее слабое горло. В тайниках голубого дупла, В кубках гнезд, на колонне киоска — Серебро, серебро: купола И пожарища лунного лоска. Это сквер… Возвратимся ж домой. Электрическими фонарями Это — ночь городская с сумой Пробивает пещеру за нами. И взрывает ее без шнура, И выводит через обломки Нас, таких же, как были вчера, Потерявших у входа котомки… 1934–1935