Страница 9 из 147
31 Люблю мою родную землю, Люблю я жизнь, и потому Страданье всякое приемлю, Покорен всякому ярму. Страданье иногда полезно Для тела, как и для души, И, кто признал закон железный, Тому и розги хороши. Стыда и боли злая вьюга Ведет насилием к добру, И потому ее, как друга, Без отговорок я беру. Но все же мы упрямо спорим, Как с диким и жестоким злом, С напрасным, безнадежным горем, С ужасным, мстительным врагом. Перед Бедою, ведьмой черной, Что сторожит у всех дверей, Склоняться в страхе так позорно, Невыносимо для людей. Мы ведьму мерзкую прогоним Усилием ума и рук. Но не сглупим мы, и не тронем Семью стыда и кратких мук. 21 декабря 1886 32 Когда царицы скромно косы Плели, как жены пастухов, И почасту ходили босы По стогнам тихих городов. Ремнями тесными сандалий Не жали голые стопы, И не затягивали талий На удивление толпы, В те дни цветущая Эллада Рождала то, чем живы мы, В чем наша верная отрада От вековечной нашей тьмы. Воскреснет в сердце человека Давно погибшая мечта, И дети будущего века Поймут, что значит красота. 25 марта 1887 33 В окно моей темницы На склоне злого дня Ликующие птицы Наведали меня. Но мгла моей темницы Вспугнула скоро их. Ликующие птицы В просторах голубых. 8 мая 1887 34 Сплетают тени на песочке, — И в тенях много красоты, — Акаций узкие листочки И кленов крупные листы. А где смешались тени эти С тенями плотными кустов, Там на песке трепещут сети Из мелких золотых кружков. В саду, подальше, — там березки, Такие светлые стоят. От веток их порой полоски По телу моему скользят. Когда нарвут зеленых веток От белоствольных тех берез, Иной уж цвет тогда у сеток, На тело брошенных от лоз. Сперва они на белом поле Ложатся, узки и красны, А после, с возрастаньем боли, Смотря по степени вины, Они синеют, багровеют, На поле красном так близки, И вот уж капли крови рдеют, Сливаясь скоро в ручейки… Но всё ж березы, липы, клены, Акаций запыленных ряд, И даже галки и вороны И глаз, и ухо веселят. 14 июня 1887 35 Любопытные соседки У себя в саду стоят, И на окна той беседки, Где секут меня, глядят. Я заметил их местечко У ольхового ствола В час, как мама от крылечка Наказать меня вела, И один из мальчуганов, Что пришли меня стегать, Молвил: — Барышни, Степанов, Захотели много знать. Я крепился и старайся Не орать и не реветь, Только все же разорался, — Больно так, что не стерпеть. После порки в сад я вышел, Раскрасневшися, как мак, И насмешки их услышал: — Разрумянили вас как! — Эти яркие румяна Где, скажите, продают? — И хохочут мальчуганы, И Лежонов кажет прут. — Вам урок мальчишки дали? Вот какие смельчаки! — И, смеяся, убежали, — Все мои ученики. — Ну, и громко ж вы кричите, Ой-ой-ой да ай-ай-ай! Мы утешим вас, хотите? Приходите к нам пить чай. — Вас березовой лапшою Угостила ваша мать, Мы вас будем пастилою, Сладким чаем угощать. — Есть варенье из малины, И сироп такой густой, Все забудете кручины, Не стесняйтесь, что босой. Отказаться не умею, К перелазу я иду, От стыда и боли рдею, Очутившись в их саду. Самовар уже в столовой, И варенье тут как тут. — Поздравляем с баней новой! — Ну и часто вас секут! Три сестры за самоваром Наострили язычки. — Поздравляем с легким паром! — Молодцы ученики! Посмеялись, но немного, — Мы дружны уж с давних пор, — И сказала Вера строго: — Розги дома не в укор! Вы простите, мы без злости. Малость надо постыдить, А теперь пришли к нам в гости. Будем мирно говорить. 14 июля 1887