Страница 9 из 47
Избрание мэра Хамады на третий срок было уже вопросом решённым. Он пользовался постоянной поддержкой Синдзиро Мияямы, или — если говорить точнее — Хамада, уроженец Мизуо, старый министерский бюрократ, был марионеткой в руках сторонников Мияямы.
— Да как вам сказать… — Хозяйка, склонив короткую толстую шею, не спешила с ответом. Ей хорошо была известна расстановка сил в городском управлении, и она знала, что Гисукэ Канэзаки является противником Мияямы. — Было бы неплохо, если бы господин мэр немного оживил работу городского управления…
Ответ обтекаемый, и не поймёшь, что в нём — одобрение или порицание.
— Да разве при нём может быть оживление?! Хамада — ни рыба ни мясо. У него принцип: как бы чего не вышло. Да что с него взять, с этого старого бюрократа? Сидит прочно, правящая партия со всех сторон подпирает его трон, а он знай себе слушает, что говорят разные влиятельные люди, да мечтает о пенсии… Такого безынициативного мэра по всей стране не сыщешь…
Мэр, в общем-то был неплохим человеком, но Канэзаки не преминул его поругать, поскольку люто ненавидел связанного с ним Мияяму.
Хозяйка что-то промямлила, и тут в разговор вдруг вступил её муж, до сих пор молча сидевший рядом со своей половиной. Его сплетённые на коленях сухие чуткие пальцы — такие обычно бывают у слепых массажистов — слегка шевельнулись, и он тихим голосом произнёс:
— А разве Хамада-сан и в будущем году станет мэром?
— Можете не сомневаться, — авторитетно заявил Гисукэ.
Старик, не поднимая головы, пробормотал:
— Ходят слухи, что Хамада-сан в будущем году не будет выставлять свою кандидатуру.
— Да что вы! Это скорее всего утка, распространяемая оппозиционной партией, — сказал Канэзаки, но тут же насторожился, заметив, что хозяйка украдкой ткнула мужа в бок. — А что эти слухи широко распространились?
— Да нет… Просто кое-кто поговаривает… Нет, не широко, — прошелестел старческий голос.
Всё ясно: хозяйка постаралась заткнуть рот мужу. Она много чего знает. Во-первых, от клиентов. Во-вторых, она член правления профсоюза рестораторов города и имеет вес, а рестораторы всегда в курсе всех событий.
На душе у Гисукэ стало как-то беспокойно. Он считал, что избрание Хамады на третий срок вопрос решённый, а может быть, на самом деле всё обстоит иначе?.. И ведь ничего не узнаешь толком. Находясь в оппозиции, он отрезан глухой стеной от Мияямы и всех сторонников главного направления, составляющих в городском собрании большинство. От них он, естественно, никакой информации не получит. Уж если слухи докатились до ресторанов, то скорее всего что-то назревает. Видно, Мияяма и его прихвостни готовят горожанам сюрприз…
Желание продолжать застолье пропало, тем более Гисукэ не был большим любителем выпить. Переглянувшись с Гэнзо Дои и сказав на прощание несколько приятных слов хозяйке, Гисукэ поднялся.
У выхода их догнала О-Маса, обслуживавшая клиентов в нижнем зале.
— Как, вы уже уходите? Ведь ещё рано. Жаль, очень жаль! — Её взгляд молниеносно скользнул по каменному лицу Гэнзо Дои.
5
Когда они покинули «Дзинъя», Гисукэ Канэзаки завёл своего помощника на пустынную улочку где-то на задворках ресторана. Был поздний осенний вечер. Тьма кромешная. Вокруг ни души. Но Гисукэ долго озирался по сторонам, желая убедиться, что поблизости никого нет.
— Ты слышал, Гэнзо, что сказал старик? — тихо спросил он.
— Насчёт выборов мэра? Мияяма, что ли, выставит свою кандидатуру? — глухо произнёс Гэнзо, тяжело ступая своими огромными ботинками.
— Вот, вот… И я об этом подумал. Знаешь, рестораторы народ ушлый, им много чего известно. Против ожидания слухи могут оказаться верными.
— Возможно. Хозяйка-то, как только муж заговорил, ткнула его пальцем в бок.
— Значит, ты тоже заметил. Они знают. То есть хозяйка где-то слышала, рассказала мужу, а он и проболтался. Слепыш-то порой любит поговорить, да и простодушный он — что на уме, то и на языке. Представляю, как ему влетело от жены, когда мы ушли… Ладно, это их дело. Меня беспокоит другое. Слухи эти наверняка исходят от сторонников Мияямы. И уж они все силы приложат, чтобы я ничего не пронюхал. Бывали раньше подобные случаи. Я вмешивался, и все их планы летели к чёрту.
— Да, уж вы, господин директор, как вцепитесь, так и не отстанете.
— А ты как думал? Если вцеплюсь — любого добью. Они всегда так: когда затевают что-нибудь серьёзное, стараются, чтобы я оказался в вакууме. Сволочи! Не на того напали. Ты, Гэнзо, с завтрашнего дня займись этим делом. Походи поспрашивай ладно?
— Пожалуйста. Только вряд ли мне удастся что-нибудь выяснить. Я как затею разговор, сразу подумают, что это для газеты. Небось молчать будут.
— Да, дело непростое.
— И сторонники Мияямы могут встревожиться, раз я хожу да спрашиваю. Все ведь знают, что я в вашей газете работаю.
— И то верно… — Канэзаки, задумавшись, замедлил шаг.
— Лучше всего будет, если вы, господин директор, как всегда, укажете, с кем мне поговорить.
— Кабы знать — с кем… А главное, руки у меня пока что связаны. Сам понимаешь, мне соваться с такими вопросами нельзя. Я уверен, замысел принадлежит Мияяме, но один он ничего не сделает. Небось шурует за кулисами вовсю. Руководители провинциального комитета на его стороне, это уж точно. Влез в доверие к депутату парламента Инагаки и председателю провинциального собрания Тадокоро и так ведь, хитрая бестия, повернул дело, что теперь держит их на коротком поводке. Не знаю, что бы я с ним сделал!
Тяжело ступая, Гэнзо Дои спросил:
— Как вы думаете, мэру это известно?
— Мэру? Вполне возможно. Хамада ведь пешка в руках Мияямы. Так что тот мог посвятить его в свои планы. Если бы мэр был человеком с характером, мог бы встать на дыбы, Но он и не пикнет, ещё станет помогать Мияяме подготовить почву для будущего избрания.
— А если поговорить прямо с ним, с мэром?.. Думаете, он ничего не расскажет?
— И не пытайся! Только поставишь себя в дурацкое положение.
— А с его помощником?
— А этот вообще ничего не знает и не соображает.
— Может быть, сделать так… — лишённым всякого выражения голосом продолжал Дои. — Я встречусь с Хамадой для статьи «Беседа с мэром». Поговорю о том о сём, спрошу, какое у него хобби и вообще… А между делом скажу: мы, мол, радуемся, что он останется на третий срок.
— Это, конечно, можно. Такие беседы с разными деятелями порой публикуются и в провинциальных и в центральных газетах. Только вряд ли ты из него что-нибудь выудишь. Не дурак же он в конце концов, чтобы так всё и выложить.
— Если вопросы по-умному поставить, может быть, что-нибудь и прояснится. Я ему скажу, что он в городе очень популярен. Граждане, которых у нас триста тысяч, все хотят, чтобы он вновь выставил свою кандидатуру. И я, значит, собираюсь опубликовать статью, где будет написано, что мэр дал ясно понять, что согласно решению партии «Кэнъю» он намерен вновь выставить свою кандидатуру на предстоящих выборах. Попрошу его сказать что-нибудь для наших горожан. Если он заколеблется, растеряется, значит, ваш прогноз господин директор, правильный. А если сохранит спокойствие и что-нибудь скажет для, будущих избирателей, значит, вы ошибаетесь и слухи неверны. Говорят, Хамада-сан — человек порядочный. Я по его лицу угадаю, врёт или не врёт.
Гисукэ Канэзаки вдруг хлопнул Гэнзо Дои по плечу:
— А ты молодец! И откуда только у тебя такое типично репортёрское чутьё?
— Не такое уж оно хорошее, — буркнул Дои.
— Не скромничай! Отлично придумал. Мне и в голову не пришло. Я думаю, так мы и сделаем, — Гисукэ пришёл в возбуждение и невольно повысил голос. При общении с Гэнзо Дои его темперамент то и дело прорывался наружу, словно в противовес невозмутимости собеседника.
Они миновали уже пять перекрёстков, а улочка оставалась всё такой же тёмной. Свет в домах не горел, все давно спали. По дороге попалось несколько буддийских храмов, но в этот поздний час там никого не было. Мелькнул запоздалый прохожий и растаял во тьме.