Псы войны

Под связками вьющихся растений он находил поверхности скалы, испещренные, словно нос алкоголика сосудами, полудюймовыми прожилками молочно-белого кварца, ярд за ярдом покрывающими гладкую грань камня.

Все, что он видел вокруг себя, как бы говорило: «Олово».

Он снова трижды обошел вокруг горы, и наблюдения подтвердили предположение о рассеянном месторождении – повсеместно виднелись белые прожилки на темно-серой поверхности камня.

Молотком и зубилом он вырубил в скале глубокие полости, но картина не менялась. Иногда ему казалось, что он видит темные пятнышки в кварце, что говорит о наличии олова.

После этого он принялся за серьезную работу, походя отмечая достигнутые результаты. Он откалывал образцы чистых белых вкраплений кварца, а для страховки тут же брал кусочек обычной породы, расположенной между прожилок. Спустя три месяца после того момента, как он впервые вошел в первобытные джунгли к востоку от горного хребта, он, наконец, закончил работу. Ему предстояло доставить на побережье еще полторы тысячи фунтов камней. Все собранные им образцы оловянной руды и породы, в количестве полутора тонн, переносились порциями раз в три дня из рабочего лагеря в основной, где он теперь лежал, дожидаясь рассвета, и складывались в кучи под брезентом.

После кофе и завтрака придут носильщики из деревни, он обговорил с ними условия еще вчера, и отнесут его трофеи к разбитой колее, гордо именующейся дорогой, связывающей центр страны с побережьем. Там в придорожной деревне покоилась его двухтонка, обреченная на неподвижность без ключа зажигания и ротора распределителя. Тем не менее, она должна завестись, если, конечно, туземцы не разобрали ее на части. Он достаточно заплатил вождю деревни, чтобы тот присмотрел за грузовиком. С образцами в кузове и двадцатью туземцами, идущими впереди машины, чтобы толкать ее на крутых подъемах и вытаскивать из ям, он должен вернуться в столицу через три дня. После телеграммы в Лондон ему придется ждать несколько дней, пока зафрахтованный компанией корабль не заберет его оттуда. Он предпочел бы свернуть на шоссе, ведущее на север вдоль побережья, и проехать лишнюю сотню миль до соседней республики, где был приличный аэропорт, откуда и отправить образцы домой грузовым самолетом. Но согласно договору между «Мэн-Коном» и правительством Зангаро, он должен отвезти груз в столицу.

Джек Малруни тяжело спустил ноги с кровати, откинул марлевый полог и заорал на повара:

– Эй, ты, придурок, где же твой чертов кофе?

Повар из племени Винду, не поняв ни слова кроме «кофе», улыбнулся во весь рот и радостно замахал рукой. Малруни прошел через поляну к ведру, используемому как умывальник, и начал чесаться, отгоняя впивающихся в потный торс москитов.

– Проклятая Африка, – пробурчал он, плеснув водой в лицо.

Но этим утром он был доволен. Он был уверен, что обнаружил как рассыпное олово, так и руду. Главный вопрос был в том, сколько олова приходится на тонну породы. Учитывая, что цена на олово держалась около 3300 долларов за тонну, по результатам анализов экономисты-горняки должны решить, заслуживает ли содержание руды в породе строительства рудника с его сложной механизацией, сменными бригадами рабочих, не говоря об улучшении связи с побережьем, для чего придется вести узкоколейку прямо от шахты. Кроме того, нельзя сбрасывать со счетов, что это все-таки Богом забытое и весьма труднодоступное место. Как обычно, все будет рассмотрено, принято во внимание или отброшено с точки зрения фунтов, шиллингов и пенсов. Так уж устроен мир. Он прихлопнул очередного москита на плече и натянул майку.

Шесть дней спустя Джек Малруни перегнулся через борт небольшого суденышка, зафрахтованного его компанией, и смачно сплюнул в сторону удаляющегося зангарийского берега.

– Сволочи поганые! – в сердцах выругался он.

На груди и спине у него ныли внушительные кровоподтеки, а щеку украшала свежая ссадина – следы ружейных прикладов, которыми орудовали солдаты во время налета на отель.

Два дня у него ушло на то, чтобы перетащить образцы из лагеря в джунглях к дороге, и еще тяжелейшие, изнурительные день и ночь потребовались, чтобы отволочь грузовик по изрытому ямами ухабистому проселку из внутренней части страны на побережье. В сырую погоду ему бы это ни за что не удалось, но и в сухой сезон, который должен был закончиться еще через месяц, твердые как камень бугры засохшей грязи чуть было не разнесли его «мерседес» на куски. Три дня тому назад он наконец расплатился и отпустил носильщиков-Винду, осторожно катя под уклон по последнему участку проклятой дороги до выезда на грунтовое, покрытое битумом шоссе, начинающееся всего за четырнадцать миль от столицы. Еще через час он добрался до города и отеля.

Вообще-то «отель» не совсем подходящее слово. После провозглашения независимости главная гостиница города выродилась в ночлежку. Но здесь была своя стоянка для машины, где он и оставил грузовик, тщательно заперев его, после чего послал телеграмму. Он успел как раз вовремя. Через шесть часов после этого началось черт знает что, после чего порт, аэропорт и все возможные учреждения связи были закрыты по приказу президента.

Он узнал об этом после того, как группа солдат, одетых в какие-то лохмотья, размахивая прикладами винтовок, которые они держали за стволы, ворвалась в отель и начала обыскивать номера. Спрашивать у них что им надо, было бесполезно, потому что они кричали в ответ что-то на своей тарабарщине, хотя ему показалось, что он узнал диалект Винду, на котором переговаривались его рабочие последние три месяца.

Надо было знать Малруни, который стерпел два пинка прикладом, прежде чем двинул кулаком. В результате удара ближайший к нему солдат проехал на спине половину гостиничного коридора, а остальные здорово рассвирепели.

Дело не дошло до выстрелов только по милости Божьей, хотя, впрочем, и потому, что солдаты предпочитали использовать свои винтовки как дубинки, а не тратить время на поиски таких мудреных приспособлений как курок и предохранитель.

Его отволокли в ближайший полицейский участок, где на него в очередной раз наорали, после чего заперли в подвальной камере и забыли на два дня. Он даже не знал, как ему повезло на самом деле. Швейцарский бизнесмен, один из редких иностранных гостей республики, видел, как его утащили, и испугался за его жизнь. Он связался со швейцарским посольством, одним из шести европейских и северо-американских посольств в городе, а посольство связалось с «Мэн-Коном» – название его фирмы узнали от бизнесмена, который, в свою очередь, перерыл вещи Малруни.

Через два дня с севера прибыло вызванное судно, и швейцарский консул договорился об освобождении Малруни.

Несомненно, без взятки не обошлось, и наверняка «Мэн-Кон» оплатит издержки. Тем не менее, Джек Малруни был расстроен.

После освобождения он обнаружил, что его грузовик вскрыт, а образцы разбросаны по всей стоянке. Куски породы были маркированы и могли быть отсортированы, а вот песок, гравий и сколы перемешались. К счастью, содержимое более пятидесяти мешочков, разбросанных по земле, практически не пострадало, поэтому он снова запечатал их, после чего доставил груз на корабль. Даже здесь таможенники, полиция и солдаты обыскивали все трюмы, кричали сердито на членов команды, и все это без объяснений, чего, собственно, они ищут. Перепуганный чиновник из швейцарского консульства, который отвозил Малруни из полиции в отель, сказал, что ходят слухи, будто на президента замышлялось покушение, и войска ищут какого-то офицера, подозреваемого в организации преступления.

Через четыре дня после выхода из порта Кларенс, Джек Малруни, сопровождая свои образцы породы, приземлился на зафрахтованном самолете в Лютоне, в Англии. Грузовик повез образцы на анализ в Уотфорд, а его, после осмотра врачом компании, отпустили на три недели в отпуск. Он решил отдохнуть у своей сестры в Дальвиче, но не прошло и недели, как ему стало нестерпимо скучно.