Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 37 из 67

— Нет, это в первый раз.

Я был там за два года до того, как осесть в этой дыре, — сказал Габрио с чиновничьей горечью. — Стоит побывать один раз в Париже, и Рим вам покажется деревней, такой же, как эта. — Он прикурил сигарету от окурка и добавил с жалким хвастовством: — В Париже я катался как сыр в масле: квартира, машина, друзья, женщины… Знаете, что касается женщин, Париж — идеальное место.

Марчелло, хотя ему было противно, решил, что должен откликнуться на любезный тон Габрио, и сказал:

Однако, имея такой дом по соседству, вам, должно быть, не приходится скучать.

Габрио покачал головой:

Пфу, какое развлечение с этими коровами, нет, единственная отдушина здесь — казино. Вы играете?

— Нет, никогда.

А между тем это интересно, — сказал Габрио, откинувшись на спинку стула и как бы давая понять, что разговор окончен. — Удача может улыбнуться всякому, не случайно она женского рода, все дело в том, чтобы вовремя поймать ее. — Он встал, подошел и распахнул дверь. Как заметил Марчелло, Габрио действительно был маленького роста, коротконогий, с негнущимся туловищем, затянутым в зеленую куртку военного покроя. Габрио какое-то мгновение постоял неподвижно, глядя на Марчелло, и в лучах солнца его светлая, розовая кожа казалась еще прозрачнее, а потом сказал: — Полагаю, мы больше не увидимся. После Парижа вы возвращаетесь прямо в Рим?

— Да, почти наверняка.

Вам ничего не нужно? — вдруг с неохотой спросил Габрио. — Вас снабдили деньгами? У меня здесь с собой немного… но если вам что-нибудь нужно…

— Нет, спасибо, мне ничего не надо.

— Ну, тогда удачи и ни пуха ни пера.

Они пожали друг другу руки, и Габрио захлопнул за ним дверь домика. Марчелло направился к калитке.

Но когда он был уже в аллее фитосфор, то вспомнил, что во время своего яростного бегства из общей залы забыл там шляпу. Он поколебался, ему было противно возвращаться туда, где воняло обувью, пудрой и потом, кроме того, он опасался колкостей и приставаний женщин. Наконец он решился, вернулся назад, толкнул дверь, и снова раздался звон колокольчика.

На сей раз никто не появился — ни горничная с лицом хорька, ни девицы. Но из общей залы сквозь открытую дверь до него донесся знакомый густой, добродушный голос агента Орландо, и, приободрившись, он заглянул туда.

Зала была пуста. Агент сидел в углу у двери рядом с женщиной, которую Марчелло не видел, когда вошел сюда в первый раз. Агент неуклюже и доверительно обнимал ее за талию и не позаботился принять пристойный вид при появлении Марчелло. В растерянности, испытывая смутное раздражение, Марчелло перевел взгляд с Орландо на женщину.





Она сидела с суровым видом, словно хотела оттолкнуть или по крайней мере отдалить Орландо. Это была брюнетка, с высоким белым лбом, светлыми глазами, худым длинным лицом, большим ртом, оживленным темной помадой и сложенным в презрительную гримасу. Одета она была почти пристойно, в вечернее белое платье с вырезом, без рукавов. Единственной уловкой был разрез на юбке, начинавшийся чуть ниже талии и открывавший живот и скрещенные ноги, длинные, сухие, элегантные, целомудренно-красивые ноги танцовщицы. Она сжимала в пальцах зажженную сигарету, но не курила, рука ее лежала на подлокотнике дивана, и дым поднимался кверху. Другую руку она небрежно положила на колено агента, словно на голову большого верного пса. Но больше всего Марчелло поразил ее лоб, и не просто своей белизной. Напряженное выражение глаз загадочным образом освещало его, и чистота этого света напомнила Марчелло бриллиантовые диадемы, которыми женщины когда-то украшали себя на парадных балах. Изумленный Марчелло не мог оторвать от женщины глаз. Продолжая смотреть на нее, он испытывал мучительное чувство досады и сожаления. Тем временем, испугавшись этого настойчивого взгляда, Орландо встал.

— Моя шляпа, — сказал Марчелло.

Женщина не шелохнулась и теперь сама смотрела на него без всякого любопытства. Агент поспешно пересек залу и взял шляпу с дальнего дивана. И тогда Марчелло внезапно понял, почему при виде этой женщины у него возникло мучительное чувство сожаления: ему не хотелось, чтобы она ублажала агента, и то, что Орландо обнимал ее, заставило Марчелло страдать, словно при нем оскверняли святыню. Разумеется, женщина не подозревала о сиянии, исходившем от ее лба и ей не принадлежавшем, как обычно красота не принадлежит тому, кто красив. Тем не менее Марчелло показалось, что это почти его долг — помешать ей склонять свой сияющий лоб ради удовлетворения эротических прихотей Орландо. В какой-то момент он захотел воспользоваться своей властью и увести ее из залы: они бы немного поболтали, и, как только стало бы ясно, что агент выбрал себе другую женщину, Марчелло ушел бы. У него вдруг мелькнула безумная мысль забрать ее из дома терпимости и помочь ей начать новую жизнь. Но даже думая так, он понимал, что это чистая фантазия: она не могла быть иной, чем ее товарки, она была такой же непоправимо испорченной и пропащей. Он почувствовал, как его тронули за локоть: Орландо принес ему шляпу. Марчелло машинально взял ее.

Но у агента было время поразмыслить над необычным поведением Марчелло. Он сделал шаг вперед и, указывая на женщину, как указал бы на блюдо или напиток почетному гостю, сказал:

— Доктор, если хотите, если она вам нравится… я могу и подождать.

Вначале Марчелло не понял. Потом увидел, как Орландо улыбается, почтительно и вместе с тем лукаво, и покраснел до корней волос. Итак, Орландо не отказывался, он только из дружеской вежливости и чувства дисциплины уступал начальнику очередь, как у стойки бара или стола в буфете. Марчелло торопливо ответил:

— Да вы с ума сошли, Орландо… занимайтесь своими делами, мне надо уходить.

В таком случае, доктор… — с улыбкой произнес агент и сделал женщине призывный знак.

Марчелло с болью увидел, как она, повинуясь этому зову, сразу встала — высокая, прямая, с диадемой из света на лбу — и, не колеблясь и не протестуя, с профессиональной покорностью подошла к Орландо.

Доктор, мы скоро, увидимся, — сказал Орландо и отстранился, чтобы пропустить женщину.

Марчелло тоже, почти помимо воли, отступил назад, и она не спеша прошла между ними, с сигаретой в руке. Но поравнявшись с Марчелло, на мгновение остановилась и сказала:

— Если ты меня хочешь, меня зовут Луиза.

Как он и боялся, голос у нее оказался грубым, хриплым, лишенным всякой деликатности. Луиза сочла необходимым подкрепить свои слова завлекающим жестом: она высунула язык и облизала верхнюю губу. Марчелло показалось, что ее слова и жест отчасти успокоили в нем угрызения совести от того, что он не помешал ей пойти с клиентом. Тем временем женщина, идя впереди Орландо, подошла к лестнице. Она бросила на пол горящую сигарету, раздавила ее ногой, подобрала обеими руками юбку и стала быстро подниматься. Наконец они исчезли за углом лестничной площадки. Кто- то, возможно одна из девиц и ее клиент, болтая, спускались вниз. Марчелло поспешно вышел из дома.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Поручив портье гостиницы соединить его с Квадри, Марчелло уселся в углу холла. Гостиница была большая, и холл был просторным, с колоннами, поддерживавшими свод, с креслами, с витринами, где были выставлены предметы роскоши, со столами, обычными и письменными. Многочисленные посетители сновали взад и вперед: от входа — к клетке лифта, от конторки портье — к столику дирекции, от ресторана — к салонам, находившимся за колоннами. Б ожидании Марчелло был бы не прочь поразвлечься происходящим в холле, оживленном и многолюдном, но мысли его, словно увлекаемые в глубины памяти нынешней тревогой, помимо воли вернулись к первому и единственному визиту, который он нанес Квадри много лет назад. Марчелло был тогда студентом, а Квадри — его профессором. Марчелло отправился в дом Квадри, старое красное здание, находившееся рядом с вокзалом, чтобы посоветоваться с ним по поводу диплома. Едва войдя, Марчелло был поражен огромным количеством книг, скопившихся в каждом углу квартиры. Уже в прихожей он заметил старые занавески, за которыми как будто скрывались двери, но, отодвинув их, он увидел множество книг, выстроившихся рядами в нишах. Горничная повела его по длиннейшему извилистому коридору, казалось, огибавшему двор дома, и коридор по обеим сторонам тоже был заставлен шкафами, набитыми книгами и бумагами. И стены в кабинете Квадри, где наконец оказался Марчелло, от пола до потолка были тесно уставлены книгами. Над письменным столом, между двумя стопками книг, как в бойнице, виднелось бородатое лицо профессора. Марчелло сразу заметил, что у Квадри было странно плоское и асимметричное лицо, похожее на маску из папье-маше с глазами, обведенными красным, и треугольным носом; в нижней части к маске второпях приклеили бороду и усы. Слишком черные и как бы влажные волосы на лбу также походили на плохо прилаженный парик. Между щеткой усов и подозрительно черной метелкой бородки блестел ярко-красный рот с бесформенными губами, и Марчелло невольно подумал, что вся эта растительность скрывает какой-нибудь недостаток, например полное отсутствие подбородка или ужасный шрам. В общем, в этом лице не было ничего подлинного, настоящего, оно казалось фальшивым.