Львица

Дэниэл подошел и встал рядом с Эммой. Несколько минут спустя верблюдица насытилась и поковыляла к ним. Не обратив никакого внимания на Дэниэла, она повернула голову к Эмме, понюхала ее волосы и потерлась своими пухлыми бархатистыми губами о щеку Эммы.

— Вы ей понравились, — с улыбкой произнес Дэниэл. — Потому что вы женщина, причем белая. Она думает, что теперь она принадлежит вам.

Эмма улыбнулась. Что ни говори, приятно осознавать, что ты нравишься такому крупному животному.

— Что с ними будет делать полиция?

— По идее, их должны держать до тех пор, пока не найдется законный хозяин. Но это может занять некоторое время, а за животными нужно ухаживать. Поэтому я думаю, что их сразу же продадут. Верблюжонок уже достаточно взрослый, и его можно продать на рынке. А покалеченную верблюдицу отдадут в питомник львов.

— Питомник?

Дэниэл замялся и потом с некоторой осторожностью продолжил:

— Тут в окрестностях живет один пожилой англичанин. Он держит питомник львов — выхаживает осиротевших львят, а когда они вырастают, выпускает их обратно на волю.

— А зачем ему верблюды?

— Ему нужно чем-то кормить своих животных. Кроме того, когда взрослые львы приходят навестить его, он тоже угощает их мясом. Поэтому он покупает старых и покалеченных верблюдов.

Эмма встрепенулась.

— Вы хотите сказать, что ее убьют?

— Боюсь, что так, — ответил Дэниэл. — Это Африка. Здесь выживает сильнейший.

Эмма повернулась к верблюдице, которая высоко держала голову и, прикрыв глаза от удовольствия, пережевывала травяную жвачку. С ее подбородка стекала зеленая от травы слюна.

— Мы можем как-то подлечить ее ногу? — спросила Эмма, на что Дэниэл кивнул.

— Я сейчас обработаю рану антисептиком, а завтра займемся более тщательно.

Он откатил тачку с травой в небольшой огороженный участок двора, чтобы верблюды ее не достали, а затем скрылся в одной из пристроек, чтобы взять нужные медикаменты. Тем временем Эмма наполнила два ведра водой из бака и осторожно, чтобы не расплескать, поднесла их животным. Пока верблюдица пила, Дэниэл приподнял ее ногу, выдавил мазь на рану и втер ее большим пальцем.

— До утра этого будет достаточно, — сказал он и зевнул, прикрыв рот предплечьем. — Я очень устал, да и вы, наверное, тоже.

Эмма мысленно прокрутила события прошедшего дня и молча кивнула в ответ.

Дэниэл направился к дому. Вытащив ключ, висевший у него под футболкой на кожаном шнурке, он вставил его в замок и, подвигав из стороны в сторону, наконец провернул его и открыл дверь. Эмма вошла в дом следом за ним. В коридоре стоял уже знакомый запах керосина и древесного дыма, смешанный с аэрозолем от насекомых, который еще не выветрился из ее волос. Дэниэл включил единственный источник света — это была голая лампочка, свисавшая с потолка посередине коридора. Затем он подошел к дверям, находившимся одна напротив другой по обеим сторонам коридора. Отворив ту из них, что вела в спальню, он включил свет и вошел внутрь.

Немного поколебавшись, Эмма проследовала за ним. Эта большая комната по размеру и форме была полным зеркальным отражением лаборатории. Эмма направилась прямо к кровати. Часть стены у изголовья была наполовину скрыта москитной сеткой, которая висела на деревянной раме над кроватью, но через сетку Эмма смогла-таки рассмотреть фотографию на стене. Упершись коленями в кровать, она отодвинула сетку в сторону и замерла.

Несмотря на поблекшие от времени цвета, она сразу же узнала эту фотографию. Такая же хранилась в альбоме ее отца. Снимок был сделан накануне ее седьмого дня рождения — за несколько дней до того, как Сьюзан уехала в Танзанию. Эмма всмотрелась в глаза маленькой девочки на фотографии. Эти глаза были полны радости и тепла.

— Это вы? — тихо спросил Дэниэл.

Эмма молча кивнула, чувствуя подкатившийся к горлу ком. Ей представилось, как Сьюзан лежала здесь и смотрела на личико своей маленькой дочери. Возможно, это и было для нее кое-каким утешением, но ужасная боль потери и сожаления, несомненно, была сильнее. У Эммы появилось ощущение, что ее вот-вот накроет темная волна.

— Здесь есть вода, — донесся до нее голос Дэниэла — мягкий, но вместе с тем настойчивый. Отвлекая ее внимание от фотографии, он указал на прикроватную тумбочку, застеленную традиционной африканской тканью. На ней стояла бутылка с водой и стакан, прикрытый куском муслина с цветными бусинами по краю. — Вы можете не бояться ее пить. Ее прокипятили и пропустили через фильтр, — продолжал Дэниэл почти успокаивающим тоном. — Когда утром вернется Мози, он откроет машину и достанет ваш чемодан.

Повернувшись к старому лабораторному столу, стоявшему по одну сторону от двери, он добавил:

— Не оставляйте чемодан на полу, а то белые муравьи все съедят.

Подойдя к ряду деревянных крючков на стене, он перевесил одежду, освободив два крючка.

— Сюда можете повесить свою одежду, — сказал Дэниэл, после чего обратил ее внимание на эмалированный таз, стоявший на деревянном ящике. Рядом с ним на полу Эмма увидела старую канистру со срезанной верхней частью; она была наполнена водой. — Можете умыться здесь. Не выходите ночью в туалет во дворе — под кроватью есть горшок.

Эмма кивнула. Она чувствовала, что вся эта бытовая информация была нацелена на то, чтобы успокоить ее и придать уверенности.

— Через некоторое время я выключу генератор, так что света не будет, — сообщил Дэниэл и протянул ей фонарик. — Вы уверены, что справитесь тут одна? — осторожно осведомился он после паузы.

— Да, все будет хорошо, — ответила Эмма, с трудом выдавив из себя улыбку.

— Тогда желаю вам спокойной ночи.

С этими словами Дэниэл вышел из комнаты, и Эмма закрыла за ним дверь. Несколько секунд она просто стояла, не двигаясь и крепко сжимая в руке фонарик. Затем она живо принялась за дело. Она повесила свою сумку на крючок и, подойдя к канистре, вымыла руки и лицо в воде ржавого цвета. После этого она сняла с себя рубашку и джинсы. Стоя посреди комнаты в одном белье, Эмма не знала, как ей лучше поступить. Она увидела голубую футболку, висевшую на одном из крючков на стене. Никогда прежде ей не пришло бы в голову надеть вещь, принадлежавшую незнакомому человеку. Она даже не была уверена в том, что эта футболка чистая. Но Эмма не хотела ложиться в постель обнаженной — только не здесь. Она и так чувствовала себя слишком уязвимой. Поразмыслив, она натянула на себя футболку, которая пахла стиральным порошком с легким привкусом древесного дыма. Мягкая трикотажная футболка свободно висела на ней, и Эмма неожиданно почувствовала себя маленькой, как в детстве.

Она посмотрела на кровать и мысленно приказала себе немедленно лечь в постель, пока Дэниэл не выключил аккумулятор. Однако ноги ее не слушались, руки будто приклеились к бокам, кулаки плотно сжались, а дыхание перехватило, и она едва дышала. Оглядевшись по сторонам, Эмма схватила фонарик, который оставила возле умывальника, и тут же включила его, чтобы ни на секунду не оставаться в темноте, если вдруг в следующий момент выключится свет. После этого Эмма сделала два шага к кровати и снова замерла. Она медленно выдохнула, стараясь сосредоточиться на желтом свете фонарика.

В этот самый миг лампочка, свисавшая с потолка, заморгала и погасла, отдаленный гул генератора тоже смолк. В наступившей темноте стали более отчетливо слышны внешние звуки: щебет двух перекликающихся между собой ночных птиц; мотыльки, бьющиеся о стекло; чьи-то осторожные шажки по кровле...

Направив луч фонарика на стену, Эмма подвигала его вверх-вниз, пока свет не упал на фотографию. Свет отражался от стекла рамки, но все равно можно было разглядеть бледный овал лица. Сфокусировав взгляд на фотографии, она потихоньку, шаг за шагом подошла к кровати и без лишнего промедления забралась в постель. Развернув москитную сетку, она натянула ее на раме и подоткнула по всему периметру матраца.

Растянувшись на кровати, Эмма положила фонарик рядом с собой. Луч его проходил через прозрачную сетку и освещал фотографию на стене, отчего она была похожа на маленькое желтое солнышко. Эмма внимательно вглядывалась в изображение, стараясь рассмотреть каждую черточку лица, каждую прядь, проследить линию округлых детских щек. Затем она снова прислушалась к собственному дыханию, ощущая, как воздух входит в легкие и частота вдохов и выдохов постепенно замедляется. Эмма сжала фонарик в руке, решив не выключать его вовсе. Пусть горит, пока не сядут батарейки. Не страшно — у нее в сумке есть запасные. А она будет лежать и смотреть в ожидании того момента, когда круг света начнет тускнеть и в конце концов погаснет совсем.