Пепельные цветы

- Бог, - ответила она. - Бог-то уж точно слышит. А больше никто. Даже ты.

- Так чего ж ты орешь? - повторил он. - Всё равно сдохнем все, ори не ори.

- Давно уже, - непонятно произнесла она.

- Что?

- Давно уже умерли. Ты. Я.

Маклахен усмехнулся.

- Я — нет ещё.

- Умер. Ещё лет сорок назад. Или пятьдесят.

- Ну ты! - прикрикнул он. - Ты эти свои цыганские штучки брось! Тем более, они тебе и не помогут.

Она повернулась, глянула ему в лицо, равнодушно пожала плечами. Отвернулась.

- Х-ха! - вспомнил он. - А помнишь, ты говорила, что твоя судьба не на мне кончается?

- Помню, - ответила она равнодушно и безжизненно.

- Ошиблась, гляди!

- Да не ошиблась я. Никогда ещё не ошибалась.

- Что ж, ты хочешь сказать, что я тебя не убью, что ли?

- Убьёшь.

- Ну, - усмехнулся он. - Так как же тогда?

- Что я тебе объяснять буду, - покачала она головой. - Не поймёшь всё равно. Мертвец ты.

- Дура, - сказал он почти беззлобно.

- Я ж сама тебя сюда привела, - сказала она вдруг. - Умереть хочу.

Его охватила ярость. Потому что не она его сюда привела, не эта черномазая дрянь. Он сам пришёл! И убьёт он её не потому, что она так хочет. Маклахен тебе не орудие, дрянь! - не верёвка, не яд и не море вот это мёртвое. Маклахен — судья твой и палач. И ты будешь трястись и биться и молить его, чтобы не убивал тебя, вошь цыганская!

- Не-ет! - выдавил он, наклоняясь, быстро выплёвывая слова ей в грязное от пепла ухо. - Нет, чернозадая! Ты жить хочешь. Все хотят. И ты хочешь. У тебя внутри сейчас рвётся всё от страха. Я ж чую. Чую, как дрожишь ты.

Она отстранилась, повернула к нему лицо. Улыбнулась, потом рассмеялась — тихо, насмешливо, презрительно.

- От холода дрожу, - сказала. - Давай уже, убей меня. Хоть согреюсь.

- Врёшь падаль, - оскалился он, силясь тоже насмешливо улыбнуться. Но ничего не получалось — рот перекосился в бессильной злобе и ненависти. - Врёшь. Все вы врёте. Твари вы бесполезные. Все. Я и этих кончу, ты что думаешь. Удавлю всех потихоньку. Я, может, тебя и не стану убивать сейчас. Напоследок оставлю, чтобы увидела ты, как они все передохнут.

Она покачала головой.

- Нет, мой золотой, не получится так. Их судьбы не в твоих руках.

- Х-ха!.. Ну-ну... Ладно, уговорила. Сдохнешь сейчас. В аду с ними встретишься, они тебе расскажут, как Пирс Маклахен их пресёк.

- Не получится так, - покачала она головой. - Я тебя за собой уведу, не думай. Я приду за тобой потом. С верёвкой.

- С верёвкой? - он ощерился, ударил её в лицо.

Она не охнула, не поморщилась, а только молча смотрела ему в глаза. Из носа её стекла на губу тонкая струйка крови.

Тогда он схватил её за горло.

- Ну?! - крикнул ей в лицо. - Ну, что? Согреешься, говоришь, да?! Согреешься, тварь?! Ну, давай, давай!

Он скрипел зубами так, будто хотел стереть их в порошок, и тряс Джайю за шею, которая, казалось, вот-вот сломается. Цыганка не пыталась ни сопротивляться, ни освободиться, ни закричать. Только молча смотрела в глаза.

А он сдавливал, сдавливал её горло, изо всех сил, и всё удивлялся, что стал так слаб. Или эта черномазая так живуча... Сдавливал, пока, наконец, эти чёрные глаза не погасли...

Долго стоял над мёртвым телом, трясясь от озноба и ярости, задыхаясь от пепла, забившего горло.

Потом оттащил тело Джайи подальше от причала, туда, где берег нависал над морем пологим карнизом. Сходил к сараю. Кое-как прикатил оттуда каменный жернов, доставшийся ещё от деда...

Долго смотрел на круги, расходившиеся по мёртвой воде.

Кивнул:

- Ну и ладно, стало быть.

И пошёл в дом...

- А что ты думала, тварь? - прошептал Пирс Маклахен, выплывая из омута воспоминания. - Ведь это ты отравила Меган, как пить дать. А с чего бы ещё ей вот так взять да помереть, а? Отомстила мне, да? За весь ваш поганый род отомстила! Вот и корми рыб теперь.

Хотя, какие к чёрту рыбы...

Пойти, что ли, посмотреть, как там Моуи, коровка моя ненаглядная?..

Подожди, подожди, что ж это я... Какая коровка-то!.. Плохой ты стал совсем, Пирс Маклахен. Совсем плохой...

В гостиную ворвался улыбающийся дурак. При виде Маклахена сразу сник, замер нерешительно, улыбка на губах растаяла. Он медленным шагом, вдоль стены направился к выходу.

- Эй, какого чёрта? - окликнул его Маклахен.

- Что? - застыл на месте придурок.

- Какого чёрта ты носишься туда-сюда с идиотской улыбкой на морде? Тебе нечем больше заняться? Бездельники чёртовы!

- Я... Мы... - залопотал этот слизняк. - Мы идём пускать фейерверки.

- Чего-о? - у Маклахена глаза полезли на лоб.

Идиоты! Они вообще ума лишились. Не сегодня завтра подохнут, и они идут «пускать фейерверки». Идиоты.

- Какие к дьяволу фейерверки? Ты совсем спятил?

- Честное слово! - этот шут гороховый протянул Маклахену какой-то свёрток. - Вот, видите? Это петарды.

- Пе... Петарды?! Да ты что, болван, решил мне отель спалить?!

- Нет, что вы, господин Маклахен, конечно нет! - задрожал этот идиот. - Я... Мы аккуратно. Петарды будет пускать Липси. Или даже Деллахи — он же солдат, умеет обращаться с такими вещами... Хотя, нет, я совсем сбился — Деллахи же с нами нет. Ну, тогда — Липси, да. Я думаю, он прекрасно умеет запускать петарды. Наверняка. Он вообще довольно...

- Заткни фонтан! - рявкнул Маклахен. - Я не собираюсь слушать твои бредни! Ещё чего не хватало — петарды! А ну-ка, давай их сюда.

- Но... У меня день рождения... - дурак нерешительно топтался на месте, пряча свёрток за спину. - Скоро. День рождения скоро. И мы хотели...

- А ну, быстро мне сюда эту дрянь, болван! - крикнул Маклахен, поднимаясь.

- Позвольте, я позову Беатрис? - плачущим голосом протянул Ллойд. - Или Липси. Они вам лучше объяснят, что...

- Ты что, сморчок, не понимаешь меня?! Мне взять кочергу, идиот?

- Не кричите на меня, пожалуйста, - затянул знакомую песню этот слизняк.

- Я не только кричать буду, - прошипел Маклахен. - Я тебе ещё и зуб выбью, щенок. Чёртов артиллерист!

- Не надо!

- Надо! - Маклахен пошёл к нему, качая головой, как отец, который намерен выпороть непослушного мальчишку. - Чтобы ты знал наперёд, как не слушаться хозяина отеля.

- Я буду, буду слушаться! - запричитал слизняк, прижимаясь к стене и бледнея. - Только не бейте меня! Я боюсь боли, очень боюсь боли!

- Как вы все мне обрыдли! - простонал Маклахен, подойдя и остановившись напротив, заглядывая в эти белесые от ужаса глазёнки, впитывая его страх. - Насекомые! Мелкие, гнусные насекомые! Вши! Вам бы только жрать, жрать, жрать...

Дурак трясся, как в лихорадке. Он был так бледен, что Маклахену показалось даже, что этот недоумок грохнется сейчас в обморок. Или обделается напоследок от страха и подохнет.

- Я не хочу есть! - причитал он. - Не буду больше есть! Не кричите. Пожалуйста.

- Не указывай мне, насекомое! - напирал хозяин. - Ничего, ничего... Скоро вы все передохните.

- Мне страшно. Я не хочу передыхать.

- Не наложи в штаны, - усмехнулся Маклахен. - Как ты мне противен!

- Я пойду в угол. Хотите? - по щекам идиота стекли две мутные слезы. - Я встану в угол, только не кричите на меня.

- Чего-о? - вытаращился на него Маклахен. - Да ты окончательно спятил за эти дни, точно тебе говорю. Вошь бесполезная. Ты бесполезная вошь! Зачем только тебя земля носит, бестолочь!

Ллойд, плача, упал на колени.

- Папа! - вскричал он. - Папочка, не говорите так! Я буду хорошим! Честное слово буду хорошим!

- Чего? - оторопело отшатнулся Маклахен. - Да ты совсем... того... Папа... Совсем того! Папа... Совсем... Какой я тебе папа, придурок! Фу ты!.. Сгинь!

- Ну где же ты, милый? Мы ждём! - в дверях появилась Беатрис. Увидев стоящего перед Маклахеном на коленях Ллойда, она бросилась к нему, опустилась на пол рядом, прижала его голову к своей груди.

- Что? Что, мой милый? - гладила она придурка по волосам. - Что случилось? Что он тебе сделал? Не бойся, мой сладкий, не надо, я не дам тебя в обиду.