Страница 7 из 45
Впрочем, похоже на то, что и сам профессор Мединский ощущает слабость своей «позитивной программы» (пряник, которым он соблазняет малых сих, слишком мелковат) и поэтому начинает, страшно вращая глазами, пугать читателя:
«Да вот беда, понимания, что на самом деле значит та война и чем грозит пересмотр ее итогов для сегодняшнего мира — а главное, для России! — нет до сих пор. А ведь ответ прост. «Это элементарно!» — как говаривал герой другого известного в истории дуумвирата. Пересмотр итогов Второй мировой войны — ни больше ни меньше есть часть большого (на литературного редактора тоже денег пожалели? — М.С.) плана по изъятию у России ресурсов и территорий» (стр. 655).
Во как! Страшно? Нет??? Так вот вам еще порция:
«Признаем себя пособниками Гитлера, признаем «соучастниками» в развязывании Второй мировой — и все. Начнем все отдавать. Сами, скопом и даром, как в 1991 году. Курильские острова, Калининградскую область, Сахалин, потом Карелию, Северный Кавказ... Признаем — и ельцинская Россия образца 01.01.1992, ужавшаяся до размеров царства молодого Алексея Михайловича Тишайшего, покажется гигантом. Забудьте об Империи. Забудьте СССР. Впереди нас будет ждать Великое княжество Московское времен Иоанна Васильевича Грозного. Это еще, если удержим Казань и Астрахань...» (стр. 306).
Историк из Мединского, как из коня балерина, но вот свое дело политтехнолога, «практического специалиста по PR и пропаганде» — он знает твердо. Понимает (и настойчиво формирует к тому же!) запросы «целевой аудитории». Знает, чем ее можно напугать. «Забудьте об Империи». Начнете признаваться в грехах отцов, начнете жить по совести — и не видать вам Шикотана с Итурупом (кстати, из той «нашистской» гопоты, к которой обращается Мединский, кто эти острова видел? Кто готов переехать туда из подмосковных Люберец?).
Австрия забыла про Империю — и процветает. Германия, потерявшая Кенигсберг, Данциг, Бреслау, уплатившая огромные контрибуции и по сей день продолжающая ДОБРОВОЛЬНО выплачивать компенсации жертвам гитлеровской агрессии, процветает. Безо всяких потуг на создание «четвертого рейха» Германия стала самой мощной, самой богатой страной Европы, восстановила свой статус «мастерской мира», и в личном гараже патриота Мединского стоят, конечно же, немецкие машины: «Ауди А-4» для «малого выезда» и джип «Ауди Кью-7» для большого. Финляндия потеряла (т.е. была принуждена отдать Советскому Союзу) Выборг и Кексгольм, металлургический комбинат в Вяртсиля и крупнейшие в мире никелевые рудники Петсамо. И что же? Сегодня эта страна, в недавнем прошлом «приют убогого чухонца», уверенно занимает первые строчки в мировых рейтингах качества жизни. И самые нижние — в рейтингах преступности и коррупции. А где в тех рейтингах Россия?
Политтехнолог Мединский, проповедуя глубоко антихристианский тезис «Нам не за что каяться!», делает это отнюдь не случайно. Совесть и правда не существуют по отдельности для внутренней и внешней политики. В стране, живущей по совести, Партия Жуликов и Воров не получит половину мест в парламенте, да и «главному по культуре» едва ли будут платить оклад трехсот школьных учителей. За красивыми разговорами про «благо России» отчетливо просматривается забота о личных и корпоративных интересах. Впрочем, об этом нас г-н Мединский сам же и предупреждал («Для публики (и на публике) политики, конечно, руководствуются общепринятыми нормами морали и интересами народа, но на практике они следуют собственным интересам, в лучшем случае — интересам своих партий и кланов»).
Ни одно обсуждение проблем истории 2-й MB не обойдется без темы «Гитлер — Сталин». Не обошел стороной этот вопрос и профессор Мединский. На последней странице своей книги он пишет:
«В Европе на уровне резолюций ПАСЕ уже уравняли Сталина и Гитлера. Но сопоставимые ли это явления? Разве может русский человек принять и понять подобное сравнение? «Режим Сталина был репрессивным, но режим Гитлера — человеконенавистническим. Разве можно ставить их рядом?» — вопрошает патриарх Кирилл, и с ним нормальный человек, знающий и любящий свою страну, не может не согласиться» (стр. 659).
К сожалению, у меня нет возможности лично вопросить Владимира Михайловича Гундяева — как надо понимать его слова? Какой из кровавых режимов, с точки зрения пастыря церкви Христовой, лучше: «репрессивный» или «человеконенавистнический»? И с каких это позиций режим массовых, многомиллионных внесудебных репрессий должен считаться «человеколюбивым» или хотя бы «менее человеконенавистническим»? Я этого постичь не могу, но помню громадное серое здание в центре Киева, «матери городов русских». Сначала там было НКВД, потом — гестапо, потом — снова НКВД. Занимались же в этом здании все время одним и тем же: мучили, пытали, убивали. Так ли уж важно — делалось ли это из репрессивных или человеконенавистнических побуждений?
Возможно, и сам г-н Мединский почувствовал некую зыбкость озвученной выше формулы, поэтому подарил читателям и свою, развернутую и реально (безо всяких кавычек) новаторскую трактовку:
«Сталин и Гитлер во многом похожи. Как похожи вообще все тираны на свете... Но миф о тождестве Сталина и Гитлера — это миф о тождестве шерифа и бандита. У обоих в руках точно такой же «кольт», и оба пускают его в дело при каждом удобном случае... Но как у людей с оружием в руках могут быть совершенно разные цели, так и государства могут применять свою силу с целями совершенно различными» (стр. 121).
На этой фразе страница закончилась. Уж и не знаю — было ли это задумано, или просто так вышло при верстке, но получилось круто, как в кино. «А Вас, Штирлиц, я попрошу остаться». И титры с музыкой по экрану... Так в чем же «совершенное различие» целей Гитлера и Сталина? С нетерпением переворачиваю страницу:
«Сталина и Гитлера можно сравнить с двумя бьющимися насмерть соперниками. Каждый бьется не на жизнь, а на смерть. Один жаждет труп врага изрубить в ошметки и предать огню, жену изнасиловать и закопать заживо в землю, детей — превратить в рабов, имущество захватить, дом сжечь, на месте сожженной деревни выкопать озеро и запустить туда мирно плескаться тучных карпов... Он разденет детские трупы, прежде чем отправить их в топку мыловарни, и отдаст чужие курточки, платьица и ботиночки своим, родным детишкам».
Это, как вы понимаете, намерения «бандита» , т.е. Гитлера. А что же товарищ Сталин?
«Другой тоже не агнец и тоже алчет смерти противника. Что потом? Потом жену его — дать в жены своему брату, дом перестроить на свой манер, с соседями — объединиться в колхоз, поскольку, как ему представляется, большой общий участок на тракторе удобнее пахать, чем маленький. Часть своих родственников он привезет сюда, на эту землю, и поселит их в домах тех, кто не захочет жить по новым правилам. Но он не будет убивать чужих детей. Он их усыновит, научит своему языку и даст им образование. Он вырастит детей побежденного вместе со своими как родных...»
Вот так представляет себе практикующий российский политик, депутат Госдумы, задачи и права «шерифа». Вот, оказывается, чем должны (имеют право) заниматься правоохранители: убить или, в самом мягком варианте, выкинуть из дома любого, взять его жену в наложницы, детей убитого заставить жить по правилам, установленным насильником, и самое главное — всех в колхоз. Батрачить за «трудодни». Особо умиляет вот этот пассаж: «объединиться в колхоз, поскольку, как ему представляется, большой общий участок на тракторе удобнее пахать, чем маленький». — Вот, оказывается, для чего колхозы были придуманы! Вот для чего раскулачивали и заставляли горбатиться на государственной «барщине»! Чтобы на тракторе пахать было удобнее...
Теперь становится понятным, для чего потребовались Мединскому ужасающие картины закопанных живыми в землю женщин и переработанных на мыло детей — только на фоне таких инфернальных видений намерения «шерифа Сталина» смотрятся хоть как-то терпимыми. Вот только имеют ли эти видения связь с реальностью? Что, гитлеровская оккупация Европы и вправду была столь жестокой? Где бы нам найти ответ на этот вопрос?