Её лучшая роль

— Лучше вам прикрепить розу куда-нибудь еще. Это будет безопаснее.

— Я не хочу безопасности!

С этими словами она кинулась со всех ног в дом, ощущая спиной его пристальный взгляд.

Гости съезжались почти одновременно: большие американские машины, приземистые английские и превосходящий их всей своей старомодной элегантностью «роллс» 1930 года. К девяти часам вечер был в полном разгаре, буфетные столы быстро пустели, а положенный поверх лужайки паркет барабанно гудел под ногами танцующих.

Энн наблюдала за всем происходящим со стороны. Она любовалась матерью и отцом, засмотрелась на Сирину в окружении толпы молодых поклонников. Через эту толпу пробирался Пол, и Энн вжалась в тень, мучительно стараясь подавить вспышку ревности, когда он обнял актрису и повел ее танцевать. Энн сердито отвернулась и чуть не столкнулась с Десмондом.

— Энн, я везде искал тебя. Пойдем потанцуем.

Она беспокойно дернулась и как-то сжалась, когда он притянул ее к себе.

— Не надо, Десмонд. Я не в настроении.

— Вчера ты не возражала.

Она лишь вздохнула в ответ и нехотя уступила ему. Какое-то время они танцевали молча.

— Ну и толпа здесь сегодня, — проговорил Десмонд. — Это, наверное, влетело Полу в копеечку.

— Он может это себе позволить.

— Не уверен. Последние годы у него были засушливыми. — Он усмехнулся. — Но наверное, что-то осталось, раз Сирина от него не отходит.

— Ей тоже есть что предложить, — едко ответила Энн. — А большинству мужчин большего и не надо.

— Только не мне! — Десмонд прижался щекой к ее волосам. — Ты девушка моей мечты… И так решит большинство присутствующих здесь мужчин.

— Пол думает иначе.

Он открыл было рот, чтобы ответить, но Энн, чувствуя, что больше не может говорить о Поле, сменила тему разговора:

— Ты не рассказал мне, как получил роль в этой пьесе. Когда я видела тебя в последний раз, ты вел переговоры с Арнольдом Бектором.

— А вместо этого получил возможность прослушаться для этой пьесы. Кроме меня, пробивались на эту роль еще шесть парней, но мне повезло.

— Скромник Десмонд!

— А ты как думала?! — Он ухмыльнулся. — Хотя у Пола было несколько провалов, попасть в его пьесу все равно престижно. Единственная роль, на которую не было конкурса, — это Фрэнк, и то потому, что сразу было ясно, что она создана для Лэнгема. А на Мэри-Джейн было много претендентов.

— Если Сирина оказалась лучшей, — вздохнула Энн, — могу себе представить, каковы были другие.

— Этого никому узнать не довелось, — продолжил Десмонд. — Эдмунд хотел устроить прослушивание, но ворвался Пол и потребовал, чтобы роль отдали Сирине.

Энн споткнулась и пропустила такт.

— Не могу поверить, что он позволил личным чувствам возобладать над делом.

— Тем не менее именно так и случилось. Все в труппе терпеть ее не могут. Поверь мне, только любовь может сделать человека настолько слепым к ее полной неспособности справиться с ролью.

Энн остановилась посередине танцевальной площадки. Ноги у нее не шли дальше. Вечер потерял для нее всякий интерес, музыка стала казаться чересчур громкой и резкой.

— Прости меня, Десмонд… Я должна кое-что сделать.

— Но я думал, мы вместе поужинаем. Энн, подожди минутку…

Не обращая на него внимания, она выбежала из шатра в дом. В библиотеке и гостиной было полно народу, и она остановилась на мгновение в холле, а потом открыла дверь в маленькую столовую. Та была пуста, и со вздохом облегчения Энн вошла в нее и закрыла за собой дверь. Не зажигая света, она опустилась в легкое кресло и закрыла глаза. Значит, весь актерский состав знал, что Пол даже не пытался выбрать актрису на ведущую роль, а просто отдал се Сирине из-за… из-за чего?

«Уж точно не из-за актерского таланта, скорее в качестве платы за интимные услуги», — горько подумала она и закрыла лицо руками.

Постепенно мучительный приступ сердечной боли прошел, и она смогла открыть глаза. Уличный фонарь светил прямо в комнату, резко очерчивая стол и накрытую тканью птичью клетку около окна. Из-под ткани доносился легкий шорох. Она подошла к клетке и, приподняв накидку, посмотрела на маленького зеленого попугайчика. Задрав клювик, он уставился на нее бусинками глаз.

— Тебе тоже не нравится шум? — мягко спросила она. — Бедненький. Бедненький маленький пленник!

В холле послышались шаги, она затаила дыхание, ожидая, что они пройдут мимо. Но вместо этого, к ее досаде, дверь отворилась. Она осталась стоять неподвижно, но человек, возникший на пороге, увидев ее, вошел в комнату, закрыв за собой дверь. Хотя она не могла разглядеть его лицо, но узнала по фигуре Пола, и сердце ее забилось.

— Что вы здесь делаете? — спросил он.

— У меня разболелась голова, а это единственная тихая комната в доме.

— Болит голова? На вас это не похоже.

— Я с самого начала чувствовала, что это произойдет. Я же вам говорила, что не хотела приходить.

— Вы мой секретарь, ваша обязанность быть здесь.

Она передернулась и сжала кулаки:

— Слава богу, мисс Финк скоро вернется!

Тоска в ее голосе прозвучала так явно, что он шагнул к ней и заглянул в лицо, пытаясь в полумраке разглядеть выражение глаз.

— Простите меня, Энн. Я не должен был так говорить. Но я же предупреждал, когда вы начинали у меня работать, что со мной будет трудно. — Он нахмурился. — Правда, с вами я вел себя хуже, чем обычно.

— Удивляюсь, почему? — прошептала она.

— Сам не знаю толком. — Он вытащил сигарету и постучал ею по пальцу. — Простите меня. Хотите сигарету?

— Нет… да, пожалуй.

Он раскурил сигарету и передал ей, а сам взял себе другую.

— Мне хотелось бы рассказать вам о нас с Сириной, — неожиданно начал он. — Я не знаю, какие сплетни вы слышали, но уверен, что они искажают правду.

— Я лучше не буду слушать. И потом, мне самой надо сначала вам рассказать кое-что.

— После. — Он коснулся ее руки. — Сядьте, Энн, я не хочу зажигать свет, чтобы не привлекать внимания.

В темноте подошла она к камину и села около него, глядя, как Пол ходит туда-сюда по комнате. Наконец остановился около стола, облокотившись на него. Даже в темноте она различила его сведенные брови и мрачное лицо.

— Как вы знаете, я был единственным ребенком. Я родился, когда родители были уже старыми, и они относились ко мне так, как будто я сделан из фарфора. Меня баловали и портили, и я вырос, считая, что этот мир создан для меня и принадлежит мне. К несчастью для меня, долгое время так и было: слава пришла ко мне без провалов, без тяжкой работы. Моя первая пьеса пользовалась сумасшедшим успехом, и в течение пяти лет каждая пьеса, которую я писал, была лучше и ярче, чем предыдущая. Потом комедии мне надоели. Я решил, что знаю, как сделать мир лучше, и захотел рассказать об этом.

— Разве не поступаем так все мы — раньше или позже?

— Возможно, — вздохнул он. — Но я имел возможность сделать это. И я сделал. Не знаю, видели ли вы пьесу «В тисках»?

— Да. Я специально приезжала для этого в Лондон.

Сейчас появилась возможность рассказать ему о том, что Лори ее отец, но ей не хотелось прерывать течение его мыслей.

Он хотел что-то рассказать ей, и пока он не сделает этого, она подождет со своим секретом.

— Что же случилось потом? — поторопила она его. — Вы мне никогда не рассказывали.

Он облизнул губы и нервно потер висок.

— Я влюбился в Сирину, а она сбежала с моим лучшим другом.

— Это случалось со многими людьми. Почему вы делаете из этого трагедию?

— Потому что для меня это было трагедией. Я был любимцем Фортуны — все и всегда складывалось для меня так, как я хотел, пока я не встретил Сирину. Я хотел ее больше всего на свете. Когда она оставила меня, мой мир разбился вдребезги. Мне пришлось собирать его из осколков, как китайскую головоломку. — Он отвернулся. — Но в собранной фигуре все время не хватало одного кусочка… имевшего форму Сирины.

Энн заморгала, и, как будто заметив блеск слез в ее глазах, он снова обернулся к ней: