Страница 96 из 112
Сталин обычно дистанцировался от своего личного культа, доходившего почти до обожествления. В высшей степени уверенно можно сказать, что он видел политическую выгоду обожествления своего имиджа, но, в противоположность обычным диктаторам, не заблуждался, считая, что это действительно правда. Как известно, он ругал своего сына Василия, старавшегося использовать значимость своей фамилии: «Ты не Сталин, и я не Сталин. Сталин, это советская власть. Сталин, это то, что в газетах и на портретах, не ты, даже не я!»
Но впоследствии, после Великой победы над нацистской Германией, Сталин был соблазнён собственной пропагандой. В марте 1947 года например, он позволил опубликовать свою переписку с полковником Разиным, инструктором военной академии имени Фрунзе, который задал вопрос, останется ли действительной ленинская положительная оценка Клаузевица, великого немецкого военного стратега девятнадцатого века.
Сталин ответил, что Ленин не был экспертом в военных делах (не то, что его преемник, разумеется), и взгляды Клаузевица на стратегию устарели ввиду развития военных технологий. Сталин отверг культовое содержание письма Разина написав, что панегирик его имени огорчителен, но закончил свою реплику, введя недосказанное сравнение самого себя с великим военным деятелем прошлого, который понял важность контрнаступления в войне».
Концепция контрнаступления опиралась на идею поглощения вражеской атаки и затем на переход к массированной контратаке, обеспечивающей решающую победу. Это была одна из ключевых идей в раннем послевоенном обсуждении уроков Великой патриотической войны, и это послужило объяснением, и оправданием поражений Красной Армии, и отступлений в первые годы войны.
После публикации сталинской переписки с Разиным концепция контрнаступления стала даже наиболее разработанной в советской истории войны, по принципу, что лучше рассказать так, чем обойти молчанием военные катастрофы 1941-1942 годов, представить поражения Красной Армии и отступления, как часть тщательно расчитанной стратегии изгнания противника.
Апогей культа сталинского военного гения наступил после публикации в 1951 году книги маршала Климента Ворошилова «Сталин и вооружённые силы СССР», обширной хроники о советском диктаторе. В главах о Великой патриотической войне советские военные успехи были представлены, как единоличная заслуга Сталина. Ворошилов сделал заключение, что победа Красной Армии в войне явилась триумфом сталинской военной науки и гениального руководства великого Сталина.
Сталинские генералы признали умаление своей роли в сравнении со «светочем», подтвердив тем самым лояльность. Единственным исключением был Жуков, осчастливленный похвалой Сталина, но не собиравшийся молчать о собственном вкладе и успехах на посту заместителя Верховного командующег. Конечно, после войны звезда Жукова сверкала ярко. В 1945-1946 годах он служил командующим группы советских войск в оккупированной Германии.
В марте 1946 года Жуков был отозван в Москву и назначен командующим всеми сухопутными войсками. Но вскоре после возвращения домой он пал жертвой интриги, обвинённый в том, что превозносил собственную руководящую роль в ходе войны и притязал на все главные наступательные операции, включая те, в которых участия не принимал. Положение Жукова осложнялось тем фактом, что назначение его на новый пост стало результатом подковёрного конфликта с другими генералами, оттиравшими друг друга в сложившейся послевоенной иерархии в Красной Армии.
Куда бОльший вред принёс арест в апреле 1946 года генерала А.А. Новикова, прежнего главы Красной авиации и близкого друга Жукова. Новиков был арестован, как соучастник так называемого «дела авиаторов» – чистки советской авиационной промышленности вследствие обвинений, что в ходе войны военные самолёты выпускались низкого качества. Жуков напрямую не был вовлечён в дело, а его громадный престиж и служба в военное время вместе со Сталиным означали, что для привлечения его к ответственности вместе с Новиковым, и заключения в тюрьму шансы были невелики.
Но в июне 1947 года Жуков был понижен до командующего Одесском военным округом и затем, в феврале 1947 года, выведен из кандидатов в члены Центрального Комитета партии, как занимающий антипартийную позицию. Это последнее событие подсказало ему мысль написать Сталину, попросив о личной встрече, чтобы «разъяснить» клевету, распространённую о нём. Через несколько дней Жуков написал пресмыкательское письмо с восхвалениями советского вождя, в котором он признавался, что в ходе войны был эгоцентричен, нетактичен и непочтителен в общении со своими коллегами из состава высшего командования, включая Сталина.
Несмотря на письмо, содержавшее просьбу Жукова поверить ему, Сталин даже не потрудился ответить. Жуков остался в опале, и в 1948 году был переведён даже на более низкий пост командующего Уральским военным округом. На выпущеном в 1949 году плакате, изображавшем Сталина и его генералов, планирующих и разрабатывающих великое контрнаступление под Сталинградом, для Жукова места не нашлось. С другой стороны, он сохранил звание маршала, и это стало знаком для реабилитации в начале 1950-х.
В июне 1951 года Жуков сопровождал Молотова в составе делегации, отправлявшейся в братскую Польшу, и произнёс речь в Варшаве о польско-советском единстве, в которой провозгласил Сталина мудрым военным, и политическим вождём. В 1952 году Жуков был восстановлен в кандидатах в члены Центрального Комитета. Другим советским генералам повезло меньше. В декабре 1946 года генерал Гордов, который командовал Сталинградским фронтом в 1942 году, и генерал Рыбальченко, его начальник штаба в Приволжском военном округе, были сняты за диссидентские высказывания о Сталине. Оба были арестованы и позднее расстреляны.
Сталинское обращение с Жуковым после войны было типичным брутальным пренебрежением при любом признаке, или проблеске нелояльности. Это делалось также для поддержания авторитета, если сталинский заместитель Верховного командующего, спаситель Ленинграда и Москвы, освободитель Польши, завоеватель Берлина, командующий парадом Победы 1945 года, мог впасть в немилость, то ясно, что могло произойти с другим.
Но это был не просто вопрос сохранности генералов на их постах. Сталин хотел определить послевоенную роль для военных, которые должны были сознавать своё значение, но не угрожать ни ему, ни доминированию коммунистической партии в советском обществе. Он сделал это в указе, опубликованном в феврале 1946 года к 28-й годовщине создания Красной Армии. Хотя Сталин превозносил победу Красной Армии и понесённые жертвы, он указал, что война не могла быть выиграна без полной поддержки советского народа, и руководства коммунистической партии.
Главной задачей Красной Армии в мирное время, сказал Сталин, было обеспечение мирной реконструкции страны и содействие восстановлению государственной экономики, и военной мощи. Он закончил обычной здравицей: «Да здравствует победоносная Красная Армия». Но общий тон послания был очевиден: военным не придётся купаться в лучах военной славы, или расчитывать на особый статус в советском обществе.
Чтобы подчеркнуть полный контроль над Вооружёнными Силами, Сталин сохранил за собой пост наркома обороны и назначил политического комиссара Николая Булганина своим заместителем. В 1947 году Булганин сменил Сталина на посту министра обороны и был произведён в маршалы. В 1949 году маршал Василевский стал министром обороны, но за Булганиным остался полный контроль над военной промышленностью.
Принятие Сталиным военного обличья в ходе войны и после неё было лишь одной из сторон его менявшегося публичного идентитета. Другой гранью стало формирование его имиджа международного государственного деятеля. После войны Сталин не присутствовал ни на одной международной коннференции, но продолжал принимать поток иностранных дипломатов и политиков, и договариваться с ними напрямую. В ходе ранних послевоенных лет он был очень заметен на дипломатических приёмах, церемониях подписания договоров и давал целый ряд интервью по международным вопросам.