Страница 8 из 112
До революции большевики проводили кампанию против русификаторской политики царизма. В конце тридцатых годов русскому языку вернули статус доминирующего языка в образовании, вооружённых силах и гос. аппарате. Русская музыка, литература и фольклор стали становым хребтом новообразованной культурной традиции. Среди многих причин для этого «русского переворота» в сталинской национальной политике было то, что с приближением войны русификация вновь стала необходима для связи сотни, или более, национальностей в единый СССР. Призыв к патриотизму был также использован. В совокупности это означало политическую мобилизацию народа для проведения модернизации и индустриализации страны. Как Сталин выразился в тосте на вечеринке на ворошиловской даче в ноябре 1937 года:
«Русские цари не считали, что это плохо. Они грабили и угнетали народ. Они воевали и захватывали территории в интересах землевладельцев. Но они сделали одну хорошую вещь – они создали Великую Власть… Мы унаследовали эту Великую Власть. Мы, большевики, первыми объединили и усилили эту Великую Власть не в интересах капиталистов, но для трудящихся, и для всех великих людей, которые осуществляют эту Великую Власть».
Сталинское понимание советского государства, как наследника Русской власти, которая защитит народ, очевидно использовалось в лихорадочной атмосфере заговора, международного кризиса и приближающейся войны. Когда война пришла в 1941 году, Сталин смог мобилизовать Советский Союз, особенно его русское население, на патриотическую войну по национальной обороне против последнего в длинной череде иностранных агрессоров. Как Сталин говорил Гарриману в сентябре 1941 года: «Мы знаем, что народ не хочет сражаться за мировую революцию и не хочет сражаться за советскую власть, но возможно он будет сражаться за Россию». В такой войне, как советско-немецкая, сталинская способность разбудить национальные и патриотические чувства, также, как и политическую верность советской системе, имела решающее значение. В это время огромные усилия были предприняты для продвижения в массы идеи советского патриотизма, которая должна была объединить все нации и народы СССР. Русский национализм и советский патриотизм были дополнены концепцией братской слаянской солидарности, и идентичности. Сталин стремился создать союз славянских государств для отражения любой будущей немецкой угрозы.
Новая патриотическая идентичность сталинской России имела прямое отношение к тому, что произошло после войны. Одержав великую победу, Сталин ожидал заслуженной награды ввиде экспансии советской власти и влияния, включая приобретение такой традиционной цели царской внешней политики, как контроль над черноморскими проливами, и незамерзающие порты с выходом в океан. Но сталинские амбиции были разрушены Британией и США – его партнёрами по Великому Альянсу, разгромившему Гитлера. Они видели в советском экспансионизме на Чёрном и Средиземном море, и Тихм океане угрозу своим собственным стратегическим и политическим интересам. В декабре 1945 года Сталин жаловался Эрнесту Бевину, британскому секретарю по иностранным делам, что «как он видит ситуацию, Соединённое королевство имеет Индию и владения в Индийском океане в сфере интересов; Соединённые Штаты имеют Китай и Японию, но Советский Союз не имеет ничего».
Однако, сталинский главный стиратегический интерес был в советской экспансии в Центральной и Восточной Европе. Сталин хотел избежать конфронтации с западом на периферийных территориях. Он отказался поддерживать коммунистических повстанцев в Греции после войны. Прекратил требовать контроля над Черноморскими проливами и перестал добиваться части итальянских северо-африканских колоний у Британии и Америки. Но явный ксенофобский разворот в сталинской внешней и внутренней политике нанёс ущерб советскому престижу после войны.
Публичным первым проявлением нового направления в сталинской послевоенной политике была речь А.А. Жданова, «отвечавшего» за идеологию, в августе 1946 года с критикой журналов и писателей за их преклонение перед западной литературой, и культурой. Этой речью начался процесс, известный, как «ждановщина» – идеологическая кампания против западного влияния, которая превозносила уникальные достижения советской науки и культуры. Ждановская речь была значительно отредактирована Сталиным, и кампания началась по его повелению. Частным образом Сталин уже бранил свой ближний круг за их «либерализм» и «преклонение» перед западом, и побуждал своего министра иностранных дел В.М. Молотова не уступать ничего в дипломатических отношениях с США и Великобританией. В 1947 году Сталин говорил Сергею Эйзенштейну о фильме «Иван Грозный и разъяснял ему, что «царь Иван был великий и мудрый правитель… Мудрость Ивана Грозного заключается в том факте, что он исходил из национальных интересов и не допускал иноземцев в страну, защищал страну от иностранного влияния… Пётр Первый также был великим правителем, но он относился к иностранцам либерально, широко открыл ворота для иностранного влияния и допустил онемечивание страны. Екатерина сделала ещё больше. После этого двор Александра Первого был ли действительно русским двором? Был ли двор Николая Первого действительно русским двором? Нет, они были немецкими дворами».
Холодная война.
Начало и развитие «ждановщины» было тесно связано с началом холодных военных действий с западом. Хотя холодная война началась не ранее 1947 года, разлад между Сталиным и его партнёрами по Великому Альянсу начал развиваться едва ли не по окончанию войны. В то время, как вёлся ряд дипломатических споров с западом – о Польше, режиме оккупации Японии, контролем над атомной энергией – наибольшее беспокойство Сталину доставлял идеологический фронт. В ходе войны Советский Союз, Красная Армия и сталинское лидерство получали положительное и даже хвалебное освещение в западной прессе. Действительно, культ Сталина в СССР нашёл развитие в Британии, США и других странах альянса. Однако, когда война кончилась, пропаганда Сталина сменилась антисоветской кампанией в средствах информации. Советы полагали, что эта кампания была звеном послевоенного антикоммунистического политического направления в Британии, США и Западной Европе, что прдсказывало антисоветский поворот в западной внешней политике. Ранним проявлением этого зловещего развития была речь Уинстона Черчилля о железном занавесе, произнесённая в Фултоне, штат Миссури, в марте 1946 года. Хотя Черчилль говорил о необходимости сотрудничества с Советским Союзом, его главной темой был боевой клич – призыв к антикоммунистическому крестовому походу. Хотя Черчилль больше не был премьером Англии, Сталин чувствовал необходимость ответить обстоятельной публичной репликой, опубликованной на первой странице «Правды», осуждающей Черчилля, как ярого антикоммуниста и поджигателя войны. В главном, однако, Сталин в своём публичном заявлении об отношениях с западом высказался сдержанно, подчеркнув возможность продолжения сосуществования и сотрудничества. Причина сталинской публичной сдержанности и скрытности была весьма проста. Он не хотел холодной войны с западом и надеялся заключить договор с Британией и СЩА о послевоенном мирном сосуществовании. Как он говорил посетившему Советский Союз республиканскому сенатору Гарольду Стэссену в апреле 1947 года:
«Экономическая система Германии и США одинакова, однако война произошла между ними. Экономические системы США и СССР различны, но они находились по одну сторону в ходе войны. Если две различные системы могут сотрудничать в войне, почему они не могут сотрудничать в мирное время?»
Как пояснял Альберт Резис: «Хотя сталинские преступления многочисленны, одно преступление было приписано ему ложно: что он единственный ответственен за начало того, что называется «холодной войной». Это факт, что он никогда не планировал и не желал её». Но сталинские действия и амбиции способствовали началу холодной войны. В конце второй мировой войны Красная Армия оккупировала половину Европы, и Сталин решил основать советскую сферу влияния в государствах, граничащих с еропейской Россией. Это был также великий политический успех для коммунистических партий на континенте. И Сталин желал видеть установление народных демократий в Европе – европейских режимов левого толка под советским и коммунистическим влиянием. Сталин не считал этот проект несовместимым с продолжением послевоенного сотрудничества с его партнёрами по Великому Альянсу, включая справедливое распределение интересов по всему земному шару. Он задумывался о возможности войны с западными государствами, но видел такой конфликт далеко в будущем. «Я поностью уверен, что войны не будет, это чепуха. Они (Британия и США) не способны развязать войну против нас», сказал Сталин польскому коммунистическому лидеру Владиславу Гомулке в ноябре 1945 года. «Через 30 лет, или около того, они захотят начать другую войну».