Страница 61 из 112
В разговоре с чешским президентом 18 декабря Сталин высказал мнение, что миру долгое время угрожали две страны – Япония и Германия. «Немцы очень сильные и талантливые люди, и они будут способны очень быстро восстановиться после войны. На тегеранской конференции (он) хотел добиться, чтобы его взгляд разделяли все союзники». На заключительном приёме для Бенеша 22 декабря Сталин сказал, что «необходимо славянское сотрудничество после войны» и отметил, что «немцы сейчас способны разделить славян, сотрудничая с некоторыми из них против других, и затем развернувшись наоборот. Славяне должны быть едины».
Сталин вернулся к разговору о славянском единстве в беседе с отцом Орлеманским 28 апреля 1944 года: «Немцы будут в состоянии восстановить себя в течении 15 лет. Поэтому мы должны думать не только о том, как закончить эту войну… но также о том, что случится через 20 лет, когда Германия восстановит себя. Поэтому союз между Россией и Польшей абсолютно необходим, чтобы не позволить немцам стать агрессорами снова… Возьмём, например, Грюнвальдскую битву, в которой славянские народы объединились против рыцарей немецкого ордена. Объединённые поляки, русские, литовцы, украинцы и белоруссы разгромили немцев… Мы должны восстановить политику Грюнвальда на широкой основе. Это (его) мечта».
В беседе с Ланге 17 мая Сталин подчёркивал, что СССР нуждается в сильной Польше, которая сможет противостоять немецкой агрессии в будущем. Сталин пояснил также своё несогласие с «нерешительным» карательным миром, таким, как после Версальского договора. Если это случится снова, то будет уже другая война, длинной не менее 15 лет. Германию необходимо ослабить на 50 лет, говорил Сталин Ланге. И так как он говорил это, как марксистский экономист, то он имел ввиду благоприятную возможность сделать так, чтобы капиталисты Британии и Соединённых Штатов поддержали разрушение германской, и японской промышленности, ибо это будет разрушение двух их традиционных конкурентов.
Третьим партнёром в сталинском проекте славянского союза была Югославия. Не так, как в Польше, доминирующей силой в партизанском движении в Югославии были коммунисты маршала Тито. Даже в 1944 году было ясно, что коммунисты Тито станут главными политическими игроками в югославской послевоенной политике. Но Сталин был более пессимистичен, чем Тито, говоря о коммунистической послевоенной перспективе.
«Будьте внимательны», – якобы говорил он Тито в сентябре 1944 года: «Буржуазия в Сербии очень сильна». «Товарищ Сталин, я не согласен с вашим мнением. Буржуазия в Сербии очень слаба», – ответил Тито. В апреле 1944 года Сталин предостерёг Тито, что Германия восстановится после войны очень быстро: «Дайте им 12-15 лет, и они снова станут на ноги. И поэтому единство славян очень важно. Война скоро будет снова. Мы должны восстановиться за 12-15 лет, и затем мы опять сможем всё повторить».
В отношении послевоенного правительства Югославии сталинская политика осуществляла посредничество между Тито и югославским правительством в изгнании, включая контакты с монархистами. В Югославии, как и в Польше, сталинской предпочтительной формулой была «реконструкция» эмигрантского правительства, и затем его совмещение со своими сторонниками в форме временного правительства, отражающего широкий спектр политических мнений. В случае с Польшей, однако, сталинское терпение лопнуло за короткое время пребывания Миколайчика в Москве в конце июля 1944 года.
Первая встреча Сталина с Миколайчиком состоялась 3 августа. В начале беседы Миколайчик предложил обсудить 3 вопроса: союзные действия в борьбе против немцев; возможность согласия Советов на переговоры с польским комитетом национального освобождения (РСNL) о формировании администрации на освобождённых польских территориях; и польско-советское соглашение о границах. Миколайчик упомянул, что в Варшаве началось восстание, и возможно скоро он отправится в польскую столицу для формирования правительства, которое может быть составлено из партии лондонских поляков, и польских коммунистов.
Сталин ответил, что вопросы, которые он поднял, имеют великое политическое и практическое значение, но Миколайчик должен обсуждать это с РСNL, вместе с формированием объединённого временного правительства. После этого разговор продолжился. когда Миколайчик высказался о роли АК(армия крайова – «домашняя» пратизанская польская армия) в Польше, Сталин указал, что её части слишком слабы и плохо вооружены, не имеют артиллерии, танков и самолётов. По мнению Сталина, шлавной целью советской кампании по освобождению Польши будет формирование объединённого правительства.
Когда беседа вернулась к вопросу о границах, Сталин подтвердил советскую позицию, что польская граница будет проходить по линии Керзона на востоке и по реке Одер на западе. Польша получит Данциг, но Кёнигсберг отойдёт Советскому Союзу. Отвечая на польские претензии на Львов на западной Украине и Вильнюс в Литве, Сталин сказал, что «согласно ленинской идеологии все народы равны», и что он «не хочет обижать литовцев, украинцев, или поляков». Он хочет указать, что большинство польских потерянных территорий выстраданы Советским Союзом, который возвратил себе часть Польши, ранее принадлежавшей Российской империи.
Сталин также вернулся к теме славянского единства, использовав аналогию с Грюнвальдом: «впервые поляки и русские объединились… вместе они били немцев. Затем русские и поляки ссорились. В 17-м веке, при царе Алексее Михайловиче, был министр иностранных дел Ордин-Нащокин, который предлагал заключить с поляками союз. За это он был уволен. Сейчас это необходимо вернуть. Война многому научила наших людей». В конце беседы Миколайчик спросил Сталина, каков будет порядок установления границ. Сталинский ответ – будут проведены переговоры с объединённым польским правительством, это был сигнал, что он готов работать с Миколайчиком.
На следующий день британский посол в Москве направил Идену очень положительный доклад о переговорах Миколайчик-Сталин: «Как всегда разговор был живым и прямым, атмосфера была дружественной… Не было встречных обвинений с русской стороны… На поляков произвела впечатление великая мудрость и явное желание Сталина договариваться, и его готовность выслушать. Они чувствовали, что он готов прислушиваться к их мнению и даже удивлён простотой, и либерализмом Миколайчика».
Переговоры Миколайчика с лидером РСNL не имели успеха. Точкой преткновения была настойчивость премьера по вопросу о том, что его эмигрантское правительство будет составлять основу нового временного правительства, и что руководимые коммунистами партизаны должны быть включены в АК. В то время, как Миколайчик вёл переговоры с PСNL, Черчилль и Сталин обменялись посланиями о целях варшавского восстания. 4 августа Чрчилль сообщил Сталину, что британцы сбросят 60 тонн вооружения и амуниции в юго-восточный сектор города. В ответе Черчиллю на следующий день Сталин усомнился, что АК будет в состоянии взять всю Варшаву потому, что её обороняют 4 немецких дивизии.
8 августа Сталин писал Черчиллю о своих переговорах с Миколайчиком: «Мне стало ясно, что он имеет неадекватную информацию о ситуации в Польше. У меня сложилось впечатление, что Миколайчик не против создания объединённой Польши». Хотя переговоры между РСNL и Миколайчиком не были успешны, они были полезны, говорил Сталин Черчиллю, так как они подготовили почву для сближения точек зрения. Это было первой стадией развития отношений между РСNL и Миколайчиком, и «дало нам надежду, что дела могут улучшиться», заключил Сталин.
Во втором разговоре Миколайчика со Сталиным 9 августа польский премьер поднял вопрос о советской помощи варшавскому восстанию. Сталин ответил, что он не считает восстание «реальным делом, когда у восставших нет оружия, тогда как немцы в районе Праги имеют три танковых дивизии, не считая пехоты. Немцы просто перебьют всех поляков». Сталин объяснил, что Красная Армия продвинулась на несколько километров к Варшаве, но немцы затем перебросили подкрепления. Красная Армия будет продолжать свои атаки и возьмёт Варшаву, сказал Сталин, но для этого потребуется время.