Страница 233 из 255
Но как печально песни их звенели, Как напряженно обострились лица Под масками цветастыми, как странно Звучала их клокочущая речь.
А на груди испанской королевы Уже пылали крупные кораллы, Чернели, как индейские проклятья. Невольные дары карибских вод.
3
…Тяжек испанских пушек груз. Сквозь пальмы, сквозь кактусы лез по этой дороге из Вера-Крус генерал Энрике Кортес.
В. Маяковский
…Что было дальше? Новые походы Колумба. Укрепленья поселенцев, Обмен, обман, жестокость, униженье Племен свободных, истребленье их.
Пришел Кортес, нацелил жерла пушек, Заморские пространства окровавил. Текут века, но имя генерала Звучит поныне как синоним зла.
Скорбящие индейские селенья, Предшественники Лидице, Хатыни, Здесь кактусы торчат вокруг вигвамов, Как ржавая колючка лагерей.
Святая инквизиция – праматерь Грядущих разновидностей гестапо, Ты зажигала факелы живые И порождала племена рабов.
О Христофор Колумб, зачем покровы Сорвал ты с девственного континента? Зачем пираты, за тобою следом Пришедшие, терзали эту плоть?
Ах, бедный генуэзец, я недавно Был в том краю, где под листвой плакучей, Под безутешной траурною сенью Лежит твоя могильная плита.
Ты, преданный твоими королями, Отторгнутый от славы и богатства, Забытый за ненадобностью всеми В безвестности скончался, в нищете.
О, что наделал ты, великий странник, Бессмертный, дерзновенный открыватель, Взгляни же на плоды своих исканий, Расчетливый и смелый мореход.
Где племена былые? Что осталось От старожилов, заселявших эти Цветущие края, долины, чащи? Ты продал их, но продал и себя.
Одна лишь песня от всего осталась, Похожая на скорбное рыданье, На стон веков… Лишь плакальщицы-волны О берег бьются, горестно плеща.
О Христофор, ты слышишь эту песню, Ты истый клад открыл для толстосумов, Ты путь открыл искателям наживы, Но проглядел ты главное – л ю б о в ь.
Ее открыли Рафаэль и Данте, Шекспир и Моцарт, Пушкин и Чайковский. Ее воспел в краю моем суровом И пал в сраженье за нее Махмуд.
Ты раскопал сокровища земные, Но ты мадонн ацтекских не увидел. Как жаль, что на борту «Санта-Марии» В ту пору Рафаэля не нашлось.
Как жаль, что ты, удачей ослепленный, Палимый жаждой славы и добычи, Сумел узреть бесценные кораллы, Не разглядев кубинских сеньорит.
Не ты открыл сияющую Кубу И не твои отборные матросы, А юноши на утлой шхуне «Гранма», Бесстрашные и в гневе и в любви.
Ответь, Колумб, на мой вопрос последний: В тех синих далях ты не встретил Isla De las Mujeres – островок безвестный, Что к сердцу моему давно прирос?
И мне ответил адмирал великий: – Наверно, был такой клочочек суши, Но он, сказать по правде, не оставил В моей душе заметы никакой.
4
…А я письмо из Мехико отправил В Махачкалу, оповещая близких, Что не вернусь, покуда не увижу Тот островок, взывающий ко мне.
Что буду плыть, пока я не причалю К той пристани, пока я не надену На тонкий палец женщины любимой Своей поэмы звонкое кольцо.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Маленьким ключом можно открыть большой сундук. Горцы говорят
1
Летим в ночи. Внизу огней узоры. Вверху змеится Млечный Путь, пыля, Как будто горсти кукурузных зерен Поджаривают небо и земля.
Летим в ночи уже над океаном. Последний зимний месяц позади. А за спиною, отданы туманам, Остались европейские дожди.
Пласт облаков белеет в поднебесье, Рассвета ждет мерцающая высь. Мы, люди разных рангов и профессий, В салоне самолета собрались.
Привычный к дальним трассам и орбитам, Век скоростей гудит, необорим, И в Мексику с парламентским визитом Мы в депутатском звании летим.
Что ждет нас на другом конце планеты? Знакомств, бесед, приемов череда, Взаимные вопросы и ответы И речи с обращеньем: «Господа!»
А с нами рядом при любой погоде Советники, друзья, опекуны, Испытанные в устном переводе И в знании неведомой страны.
Науку встреч, стоцветную планету Любой из них до тонкостей постиг. Им ведомы каноны этикета, Знаком дипломатический язык.
Я всем им благодарен за советы, За справки, за точнейший перевод, Хотя и сам сумею дать ответы На трудные вопросы всех широт.
Ведь я не дипломат, а стихотворец, Мой долг повсюду быть самим собой. Поэзию непросто переспорить В любой стране, в дискуссии любой.
Тирады непредвиденной коварство Парирую метафорой лихой, Искрящимся присловием аварским, Махмуда нестареющей строкой.
От правды ни на шаг не отступая, Я, шуткой и стихом, в общенье прост, Как мясо, крупной солью посыпаю И речь с трибуны, и застольный тост.
…В салоне пригасили свет. Все меньше Нам лёту остается. Цель близка. Мне кажется сейчас, что Остров Женщин Я разглядеть могу сквозь облака.
Еще царит предутренняя серость, Мерцают крылья, время торопя. И словно в забытьи: – …de las Mujeres, – Я снова повторяю про себя.
Видения счастливые воскресли На высоте трансокеанских трасс. Вдруг рядышком зашевелился в кресле Сосед, бывавший в Мексике не раз.
Обозреватель ТАСС. Он с удивленьем Спросил, дремоту разогнав свою: – Ты что, Расул, все шепчешь? Вдохновенье? Опять берешь у музы интервью?
– Возможно, что и так… – Своею тайной Я с ним делюсь – мы сблизились в пути. – Скажи, а ты не знаешь ли случайно, Как Остров Женщин в Мексике найти?
– О, это глухомань, песчинка, малость… Пустынный пляж, пустынная вода. Там от индейцев древних не осталось, Пожалуй, ни единого следа.
Ушло былое, как в пучину канув, Ни памятников, ни других примет… Там нет и огнедышащих вулканов, Экзотики манящей тоже нет.
Там нет ни сеньорит в нарядах броских, Ни удалых тореро, ни быков. Не сыщешь там и росписей Ороско, Там быт убог и каждый кров суров.
Там каждая стена кричит безмолвно, Над очагом струится горький дым, И даже набегающие волны Перечат ожиданиям твоим.
Ты жаждешь впечатлений небывалых? Другие острова пленяют взор. К ним обратись. Их в Мексике немало, Не меньше, чем в Финляндии озер.
Там – ничего не скажешь – красотища! Все – для туристов. Как в раю живи. А если ты сюжет любовный ищешь, Твой островок давно лишен любви.
2
Так просветил в салоне самолета Меня мой друг – обозреватель ТАСС. Потом сказал: – А все же спать охота… – Уснул. Я – рядом – не смыкаю глаз.
Я мысленно беседу продолжаю, С самим собою споря на лету, Свой замысел, свой остров защищая, Отстаивая зыбкую мечту.
Ведь и Колумб мой остров, сердцу милый, Песчинкой счел – ошибся адмирал. Да и Кортес проплыл когда-то мимо – Он острова другие обобрал.
Меня – не скрою – в некое смущенье Поверг соседа сдержанный рассказ. Но пламень моего воображенья Не потускнел, не сдался, не погас.
Стремление к песчинке не уснуло. Ведь я народа малого поэт И уроженец малого аула, Которого на картах тоже нет.
О ТАСС моей души, раздумьям тихим Дай выход в мир и громко заяви, Что малый остров может стать великим, Что не бывает маленькой любви.
Недаром родинка – живое чудо Цвела на лбу прекрасной Мариам, Свела с ума великого Махмуда И жизнь дала божественным стихам.
Сам Саади сложил к ногам любимой Свое богатство – мудрость и талант И – если очень уж необходимо – Давал в придачу город Самарканд.
Поскольку все принадлежит поэту, Его влеченью и его перу, За взлет ее бровей, за малость эту, Он предлагал вдобавок Бухару.
Мне говорят, а я меж тем не верю, Что стар, как притча, этот островок, Что, в океанской пустоши затерян, Он, как мечта, несбыточно далек.
Но в этот час недосягаем тоже Мой отчий дом, селение Цада, А я закрыл глаза – и сразу ожил Родной аул – ведь он со мной всегда.
На скалах башни вижу вековые, И запах сена чую всякий раз, И слышу песни, будто бы впервые, Те, что поются именно у нас.