Страница 212 из 255
И парень сказал, что учиться Он едет в сельхозинститут И хочет он с Асей проститься, Обидных не помня минут.
И Ася с тревогою новой На парня взглянула в тоске И бросила в речку пунцовый Цветок, что держала в руке.
*
«Взгляни, Асият, будь любезна! — Ажай закричала чуть свет. — Не твой ли внизу у подъезда, Под окнами бродит сосед?»
Вмиг девушки все повскакали. Повеяла в окна теплынь. И шеи у девушек стали Длинны, как у белых гусынь.
«Он красного солнышка ране Поднялся сегодня, видать!» «Чтоб Асе назначить свиданье!» «Иль «доброе утро» сказать!»
«Подвиньтесь! Мне глянуть охота!» «Красавец! Ему не до нас!» «А может быть, Ася, он что-то Забыл у тебя в прошлый раз?
Верни поскорее обратно Не мучай его, Асият!» «Любовь он забыл, вероятно!» «Вернуть ее трудно назад!»
*
Наполнено сердце тревогой. «На счастье» билет со стола Перед комиссией строгой Алиева Ася взяла.
Испуганно, хоть и прилежно, Глядела в билет Асият. Потом на подружек с надеждой Растерянный бросила взгляд.
И в нем, убежден глубоко я, Легко прочитали бы вы: «Да как же могло вдруг такое — И вылететь из головы!»
Мне бедную девушку жалко! Я был бы воистину рад, Когда б от подруги шпаргалка Попала тайком к Асият.
Она погибает в пучине Реки, ей знакомой давно. Досаду, что горше полыни, На сердце унять мудрено.
Юсуп ли виновен был в этом — Он сердцу смятенье принес — Иль хитрый, как ларчик с секретом, Доставшийся Асе вопрос?
А может быть, просто устала, Как лань устает на бегу? «Сегодня, — чуть слышно сказала, — Экзамен держать не могу…»
Отчаянно сердце забилось, Ладонями голову сжав. На жесткую койку свалилась Она, в общежитье вбежав.
Лицо все омыто слезами. Несчастна моя Асият. «О, горе! С какими глазами Вернусь я в аул свой назад?
Что Вера Васильевна скажет? Больнее не знала я ран. Во всем себя блеске покажет, Смеясь надо мною. Осман.
«Ха-ха! — загогочет ехидно Он, щипля подстриженный ус. – Ты очень способная, видно: Так быстро окончила вуз…»
Достигнутых с боем, обратно Нельзя отдавать рубежей. О, как мне близка и понятна Печаль героини моей!
Волнуясь, пишу до полночи И слезы над строками лью. А вдруг издавать не захочет Редактор поэму мою?!
*
Бумажка — попутчица века, С печатью сойдясь гербовой, Живого не ты ль человека Порой заслоняешь собой?
Стремишься быть главным мерилом Способности, знанья, ума, Хоть видом болезненно-хилым Всегда отличалась сама.
Дочь замуж родные толкнули — Шестнадцати девочке нет. Два года ей в горном ауле Прибавила ты — не секрет.
То взятка в тебе отзовется, - И можешь, спорхнув со стола, Ты мула назвать иноходцем, Из ворона сделать орла.
По мненью чинуш аккуратных, На папках покоится мир. С бумажкой о подвигах ратных К ним смело войдет дезертир.
И, строгие, без канители Они обласкают его. А честные шрамы на теле Не значат для них ничего.
В бою не до справок солдату. Там писарь порою и тот, Очки протерев, не по штату С другими в атаку идет.
И справку о том, что здоровью Работа в колхозе вредит, Имеющий шею воловью Порой поднимает, как щит.
Бывает крива в человеке Душа, как дверная скоба, И в руки не бравший вовеки Ни молота, ни серпа,
Неправду скрепляет святою Печатью Советской страны. Где молот и серп над звездою Колосьями обрамлены…
…Мой добрый читатель, постой-ка, Ты, видно, подумал, собрат, Что нос свой склонившая двойка Решила судьбу Асият;
Что люди с холодностью строгой, На двойку взглянув, не учтут, Какой каменистой дорогой Горянка пришла в институт,
Что вряд ли коснется их слуха Стук сердца в груди Асият И что в канцелярии сухо Ей школьный вернут аттестат.
Пожалуй бы, так и случилось, Когда б, по привычке дурной, Суть дела была бы на милость Душе отдана ледяной.
Но с этой привычкою круто Вступила в решительный спор Директор того института, Сама она — женщина гор.
Вплелась седина в ее прядки, Собрались морщинки у глаз. Ей, как говорится, на пятки Беда наступала не раз.
Умела она, коммунистка, Где надо, быть твердой, как сталь. И к сердцу горячему близко Людей принимала печаль.
Когда бы так мало на свете Мог значить внимательный взгляд, Вопрос на ученом совете Не встал о моей Асият.
Она не спешит восвояси, В аул, на родное крыльцо. Студентки Алиевой Аси Счастливое вижу лицо.
*
Лохматые тучи нависли Над морем и дальней горой. И осень в студенческих письмах Свой след оставляет порой.
Все ново на первом семестре, Кругом интересного — тьма. Пусть дома, в родимом семействе, Узнают о том из письма.
Уже на рассвете морозит, На юг потянуло гусей. И кто-то деньжат уже просит Прислать на пальто поскорей.
Спешат из аулов нагорных К студентам посылки. И в них Находится белых и черных Немало вещей шерстяных.
Шарфы, башлыки и перчатки, Из козьего пуха платки, Жакеты на теплой подкладке И вязки цутинской носки.
Под небом, что сделалось строже, Летят Асият моей дни, Но чем-то с апрельскими схожи Счастливыми днями они.
Багрянцем и золотом ясень Осыпал приморский бульвар. Скучать не приходится Асе: То лекции, то семинар.
То снова над книгой склонится В том зале моя Асият, Где шелест рождают страницы,. Где шепотом лишь говорят…
Влюбленный коня через пропасть Бросает, настойчив и смел. Преодоленная робость — Влюбленной горянки удел.
Проводит почти каждый вечер С Юсупом теперь Асият. То падает дождь им на плечи, То под ноги листья летят.
Иль купит заранее в кассе Юсуп два билета в кино И шепчет там на ухо Асе Заветное слово одно.
Иль снова они на галерке В театре бок о бок сидят И хлопают в шумном восторге, Чтоб спела еще Рагимат
(Поет свои песни артистка На десяти языках), Звучит ли на сцене даргинский Кумуз у артиста в руках,
Звенит ли волшебницей лакской, Как будто в ауле, зурна, - Глядит на любимую с лаской Юсуп: «Как прелестна она!»
Любви их волшебные нити Чисты и светлы, как апрель, Когда Асият в общежитье Вернется и ляжет в постель,
Она, о Юсупе подумав, Ресницы смежит и уснет. И, может быть, вновь к ней угрюмый Отец в сновиденьях придет.
Ладонь — не приветствия ради — На сердце положит: болит, Все чаще приходится за день Класть руку на сердце, как щит.
Он скажет: «При людях не в силе Я гнев свой неправым признать. Сам выгнал тебя я. В могиле Мне было бы легче лежать.
Теперь ни тебя, ни Махача — Забыл меня, видно, аллах…» Иль явится мать к ней и, плача, Вздыхая, промолвит в слезах:
«Одна я и в доме и в поле, Все валится нынче из рук. Письмо написала б ты, что ли, Спасла б меня, дочка, от мук.
Велел бы, шумя для порядка, Отец его бросить в огонь, Но сам прочитал бы украдкой, К груди прижимая ладонь…»
Спит все общежитье устало. Еще далеко до светла, Но Ася встревоженно встала, Настольную лампу зажгла.
И, вспомнив печальную маму, Достала перо Асият. В тиши об оконную раму Дождинки стучат и стучат.
*
«Здравствуй, милая мама. Отцу и тебе Столько шлю пожеланий, согретых приветом, Сколько желтых песчинок на горной тропе И травинок на пастбище летом.
Может, весточки этой — пиши не пиши — Ты не станешь читать, не окажешь ей чести. Но я — дочка твоя. Как рукой ни маши, Пальцы все остаются на месте.
Уж, наверно, хабары пошли обо мне, Люди грязные рады ославить другого. Но спокойно могу я в родной стороне Глянуть в очи отца дорогого.
Можно жажду свою утолять без конца, Но упавшей слезы не заметишь в кувшине. Чистой совесть моя была в доме отца И ничем не запятнана ныне.
Распахнул институт предо мной свою дверь. Я такою счастливою не была сроду. Сто подруг у меня, и за них я, поверь, Хоть в огонь, хоть в январскую воду.