Страница 208 из 255
*
О глупая гордость, не ново Держать тебе горцев в плену. Всю ниву спалить ты готова, На мышь разозлившись одну.
Черкеску, хоть взмокла до соли, Ты снять не даешь, видит бог. И сбросить, хоть ноют мозоли, Ты не разрешаешь сапог.
О глупая гордость, не ново, Что в горной моей стороне Ты в шумных словах у иного, А у другого — в коне.
У третьего — в знатном тухуме, Что значит по-русски — в роду. У горца четвертого — в сумме Им выпитого на виду.
У тех — в амузгинских кинжалах На кожаных ты поясах. У тех — в кунаках разудалых, В закрученных лихо усах.
О глупая гордость, немало Ты пролила крови людской, Когда же тебя под начало Взять разум сумеет мужской?!
Дочь выгнал на улицу грубо Али — седоусый чабан. Иль дочь ему стала нелюба? Иль нравился очень Осман?
Нет, ум его тверд был, как воин, И видел Али не один, Что Аси его недостоин Салмана плешивого сын.
Спокойно, мужчина он тертый, Послал бы, не дунувши в ус, Османа с отцом его к черту, Когда бы не горский намус ..
Али пуще злой неудачи Людской опасался молвы, Она словно дождь, да не спрячешь Нигде от нее головы.
Ах, горец, ты, слову в угоду В пасть волку толкаешь телка. В студеную прыгаешь воду, Коль пуп твой узрела река .
За гордость неумную щедро Судьба покарает глупца. Вот плюнул Али против ветра И брызги стирает с лица.
*
Осман, услыхав, что не хочет Идти Асият за него, Не стал, как ощипленный кочет, Престижа терять своего.
Когда бы со мною случился Такой перед свадьбой скандал, Сквозь землю бы я провалился, За тысячу верст убежал.
А этот — не подал и вида, В тоску не ушел оттого, Что острой колючкой обида Впилась в самолюбье его.
Как прежде, улыбкой оскалясь И важность былую храня, Он на указательный палец Накручивал кончик ремня.
Во рту у него поминутно На верхних и нижних зубах Коронки сверкали, как будто Зажженные спички впотьмах.
И шлепали толстые губы, И громко весь вечер подряд Он разным дружкам возле клуба Рассказывал об Асият:
«Узнала, наверно, корова, Что я лишь на месяц женюсь, И то потому, что родного Расстроить отца стерегусь.
Известно ей также, что свистнуть Мне стоит разок посильней, И девушки сами повиснут, Как бусы, на шее моей.
Ох, свадьбу устрою я с перцем. Заслышав ее барабан, Падет с разорвавшимся сердцем Один вам знакомый чабан.
Бедняга, мне жаль его очень. Ославлен старик, просто жуть. А дочка его, между прочим, Меня не волнует ничуть.
Лисицы хитрей эта дура. И выскочить, сведущ я в том, Мечтает она за гяура , Чтоб воду таскал он ей в дом.
Плевать мне. Пускай она блудит С кем хочет. — И важно изрек: — Чарыками изгнана будет Бежавшая к ним от сапог!»
*
Знаток всех неписаных правил. Осман, чтоб потрафить иным, Дружков закадычных направил Забрать у Али свой калым.
«Знать могут откуда, мол, свиньи, Как люди арбузы едят? Глотают слюну пусть отныне И гонят калым мой назад!
Но вещи ко мне не везите: Али прикасалась к ним дочь. На том вон бугре их сгрузите. Костер озарит эту ночь».
И люди во тьме увидали, Как пламя багровой рукой Схватило дареные шали, Перины и шелк дорогой.
Дивились в ближайшем ауле: «Соседи в своем ли уме, Иль, может, пришла к ним в июле Зима в белоснежной чалме?»
Костер бесновался, пылая, Взлетала седая зола. И дружба двух горцев былая Сгорела в нем сразу дотла.
Недоброе пламя утихло, Но отблеск его, как на грех, Похожий на рыжего тигра, Сокрылся в глазах не у всех.
И мертвой лежал буйволицей Посыпанный пеплом бугор. Я знаю, его сторонится Весною трава до сих пор.
А в прежнее время, пожалуй, Двум горским родам на беду, Давно бы стальные кинжалы Уже оказались в ходу.
*
О девочки, помню, когда-то Вы стайкой большой в первый класс Учиться пришли, а в десятом Осталось лишь четверо вас.
По мнению многих, ваш разум Лежит на коленях. И вам Лишь стоит подняться, как сразу Его не окажется там.
И дочкам, подросшим на горе, В аулах твердят их отцы: Мол, знание — бурное море, А вы и в реке не пловцы.
И с детства по этой причине Их учат и жать, и косить, И воду из речки в кувшине Положено дочке носить.
А если кувшин этот ростом Не меньше девчонки самой, То воду не очень-то просто Доставить из речки домой.
Иная из класса восьмого Ушла потому, что она Была, да еще за седого, По воле отца отдана.
Та в браке недавно, а вроде Ей десять прибавилось лет. Другая уж с мужем в разводе, А ей восемнадцати нет.
И помнится, что не от лени, Сменяя перо на ухват, Не кончив и первой ступени, Из школы ушла Супойнат.
Ей дома вручили веревку, Отправили в лес по дрова, Чтоб в этом постигнуть сноровку, Клянусь, не нужна голова.
И масло в неделю два раза Сбивать уж не так мудрено В кувшине, чье горло от сглаза Ракушками обрамлено.
На мельнице белой молола Она золотистый ячмень, Косила и грядки полола, Доила коров каждый день.
А годы — касатки вселенной — Летели, не зная преград. Работницей стала отменной В родимой семье Супойнат.
Была воздана ей людская Особая, правда, хвала: «Всех раньше проснется такая И хлеб испечет досветла.
Сильны ее руки. Скотину Всех раньше почистит она. Крепки ее ноги: и глину Месить ими — радость одна».
На улице с женщиной каждой, Чей сын еще был не женат, Мать, словно товар распродажный, Хвалила свою Супойнат.
Когда об отставке Османа Узнали все люди вокруг, Она, наподобье капкана, Добычу почуяла вдруг.
Притворно и громко кричала: «Такого - и не оценить. Ах, кошка бесстыжая, мало Ее за Османа убить!»
И мимо Салманова дома, Маня жениха в западню, С кувшином Супу к водоему Гоняла раз двадцать на дню.
Людей самых нужных пройдоха Сумела привлечь для услуг. И, как говорится, неплохо Помазала маслом курдюк .
Сработано ловко. И с ходу Осман, подчиняясь судьбе, В отместку Алиеву роду Жениться решил на Супе.
И к девушке в шубах косматых, При свете полночной звезды, Поспешно явились три свата, Три белых, как снег, бороды.
И разом окончили дело. Для вида невеста чуть-чуть, Как хитрая мать ей велела, При них не забыла всплакнуть.
И в первый же вечер к Осману Ее мимо дома Али С матрасом и прочим приданым На тряской арбе повезли.
И люди смеялись ехидно: «Подходит ему Супойнат!» «Травы не найдя, очевидно, И терну ишак очень рад».
На миг преграждая невесте Дорогу оглоблей большой, Семь юношей тут же на месте Кувшин осушили с бузой.
*
Ту свадьбу запомнили горы: Кутила с гостями родня, И с потными лбами танцоры Сменяли друг друга три дня
Редела отара баранья, Устали котлы от огня. Охрипли певцы от старанья, Зурна не смолкала три дня.
Подвыпив, шумели мужчины, Стакана касался стакан. И, на ногу ногу закинув, Три дня красовался Осман.
Как шах, восседавший на троне, Хмелея от крепкой бузы, Шутил он и хлопал в ладони, Подкручивал лихо усы.
Он видел с почетного места, Как яства тащили к столу, Как, в угол забившись, невеста Сидела на голом полу.
Ей весело было едва ли: Хотелось забыться, уснуть. Три пестрых платка покрывали Лицо ее, плечи и грудь.
Казалось, пытал ее кто-то. Спасибо, подружка тайком С лица ее капельки пота Своим вытирала платком.
Вот так и сидеть им в ауле При людях и наедине: Осману как мужу — на стуле, Супе - на полу как жене.
И впредь уже капельки пота Никто не сотрет, хоть кричи, И канут в подушку без счета Горючие слезы в ночи.
Бутылки с шампанским гурьбой Явились, покинув ларьки, Напомнив андинок собою, Что белые носят платки.
И, славя Османа охотно, Дружки его пили до дна — За то, чтоб ему ежегодно По сыну рожала жена.