Страница 4 из 12
Работа по съёмке рельефа морского дна была монотонной. Особого внимания она не требовала, но выматывала сильно, и потому окончание очередного "дайвинга" экипажи всех батискафов считали радостным событием, наполненным предвкушением заслуженного отдыха до следующего погружения.
Четыре "мира" работали в приполюсной зоне третий месяц. Принадлежность хребта Ломоносова к материковому щиту Сибири была уже доказана предыдущими экспедициями, однако существовала ещё одна принципиальная закавыка, не позволявшая ни одной стране в полной мере претендовать на арктические шельфы. Комиссия при ООН потребовала, чтобы с помощью эхолотов был составлен полный рельеф дна в тех зонах, которые рассчитывают получить кандидаты на сырьевое богатство Северного Ледовитого океана, поскольку иначе не ясно, от каких отметок отсчитывать площади, на которые распространяется юрисдикция приарктических государств. Вердикт комиссии был безапелляционным: пока это требование не будет выполнено, любые аргументы, что шельф, согласно геологическим исследованиям, принадлежит той или иной стране, не будут являться окончательным доказательством.
Как известно, что написано пером, то не вырубишь топором. России недостаточно было доказать, что хребет Ломоносова является продолжением Сибирской платформы, то есть континентальной части России, – это доказательство должно быть признано комиссией ООН, и только тогда в распоряжении Российской Федерации окажется около двух третей всех углеводородных запасов Арктики. Овчинка стоила выделки: речь шла о самом большом – или, по крайней мере, о втором по величине – природном нефтехранилище планеты, о сотнях триллионов долларов. И Россия приняла резолюцию комиссии ООН к исполнению.
"Мир‑3" шёл вдоль подводной горной цепи на глубине тысячи метров, а под ногами двух молодых парней было ещё два километра холодной чёрной воды – хребет Ломоносова возвышался над океанским дном на три с лишним тысячи метров.
– Прям "Золото Маккены", – Геннадий кивнул в сторону иллюминатора, за толстым стеклом которого в ярком луче прожектора видны были величественные и мрачные утёсы. Безжизненные – это вам не тёплые южные моря с коралловыми рифами, кишащими жизнью, да и глубина немаленькая.
– Золота здесь хватает, – отозвался Антон, – холодного "чёрного золота". Штатники не зря засуетились – нефти тут немеряно. Вопрос только в том, как её взять, да чья она будет, эта нефть.
– Наша, – уверенно произнёс командир батискафа, – чья же ещё? А как её взять – головой да руками, как всё делается. Достичь дна океана современная техника позволяет, так что будут здесь и подводные скважины, и буровые вышки усиленного ледового класса, и флот подводных танкеров с атомными реакторами.
– Любишь ты фантастику, командир, – усмехнулся "второй пилот".
– Люблю. Полезная она штука, фантастика – не будь её, люди до сих пор так и сидели бы в пещерах каменных да гонялись с дубинами за шерстистыми носорогами. Только добыча подводных полезных ископаемых – это уже не фантастика, а самый что ни на есть реал. Да, здесь будет потруднее, чем, скажем, в Северном море, но все проблемы решаемые – было бы желание.
– И деньги.
– Деньги будут – это ведь нефть, Антоша. Сейчас деньги тратят на всякую хренотень – на производство грелок для пупка с дистанционным управлением или сотовых телефонов с встроенными депиляторами, – а как припрёт… На нефти держится всё – не будет её, не будет и денег.
– Интересно, – задумчиво сказал Антон, глядя в иллюминатор на проплывающие мимо подводные скалы, – а почему не внедряются альтернативные источники энергии? Проектов и разработок множество, а дальше лабораторных экспериментов дело так и не пошло. Даже промышленный термоядерный реактор, и тот по сей день не сделали.
– А потому что это не нужно – тем, кто сидит на нефти и на деньгах от этой нефти. Нефть, брат, – это ведь не только топливо и сырьё для химической промышленности, она ещё и основа благосостояния сильных мира сего. А вот когда она возьмёт да и кончится в одночасье – есть такие прогнозы, – тут‑то все прожекты из‑под сукна извлекут, пыль с них сдуют и мигом внедрят: жить‑то хочется! Но вот до наступления этого рокового часа "Х" – ни‑ни, ни боже мой, потому как за передел власти такие разборки начнутся с ядерными боеголовками вместо пистолетов‑автоматов – никому мало не покажется. Не буди лихо, пока оно тихо – человечество будет сидеть на нефти до упора, и вокруг этого нашего холодного чёрного золота Маккены, – он покосился на тёмные контуры скал за иллюминатором, – каша заварится ещё та.
– А если… – начал "второй пилот", но не закончил. Пискнул сигнал гидролокатора, и на экране появилась яркая отметка. И отметка эта не была неподвижной – над вершинами подводных гор, на глубине семисот метров, двигалось что‑то крупное, и это "что‑то" быстро приближалось.
– Что за чёрт? – недоумённо пробормотал Геннадий. – Подводная лодка? Чья? Надо сообщить наверх…
В следующую секунду отметка на экране сонара разделилась на две – на большую и маленькую, – и меньшая отметка стремительно понеслась прямо к батискафу.
– Торпеда! – ахнул командир. – Ну ни хрена себе…
Это были его последние слова. Неизвестная субмарина атаковала с убийственно близкой дистанции, и через секунду маленький спускаемый аппарат разнесло взрывом. Вода – холодная вода Арктики – под давлением в сто атмосфер ворвалась внутрь и мгновенно смяла тела двух молодых парней, сидевших в кабине батискафа под совсем не воинственным названием "Мир‑3"…
201.. год
– Вероятностные прогнозы крайне пессимистичны, господа, – маленький человечек, напоминавший ожившую мумию, извлечённую из древнего саркофага, обвёл взглядом всех сидевших за столом. – Используемые нами запасы нефти иссякнут через тридцать, максимум через сорок лет. И тогда – коллапс.
Люди, собравшиеся в этой комнате с занавешенными окнами и абсолютной защитой от прослушивания и всех прочих видов слежения, молчали. Все они были стариками и тоже выглядели как мумии разной степени ветхости, но именно они вершили судьбы планеты, оставаясь при этом в глубокой тени. Слова этим людям были не особо нужны – разве что для внешнего общения с другими людьми – они и без слов прекрасно понимали друг друга.
– Единственным выходом представляется немедленный захват арктического шельфа с его запасами нефти, – голос маленького человечка походил на шуршание сухой змеиной кожи. – Это даст нам лишних сорок‑пятьдесят лет – вполне достаточный срок для выработки новой стратегии будущего. Считаю необходимым известить президента о нашем решении: дальнейшее промедление недопустимо.
Люди‑мумии переглянулись и медленно кивнули лысыми и седыми головами. Молча – слова были излишни.
…Истерика в средствах массовой информации быстро набирала обороты. Газеты и заголовки видеоклипов на Интернет‑сайтах пугали, заклинали и угрожали: "Нефть на исходе – Земле грозит энергетический Апокалипсис!", "Русский медведь уселся своей лохматой задницей на достояние всего человечества – надо дать ему хорошего пинка!". И ошалевший обыватель думал растеряно: "Какие звери эти русские – от них все беды! Ещё в середине прошлого века они чуть не завоевали весь мир, и если бы не отчаянное мужество немецких солдат, бросавшихся под гусеницы русских танков и продержавшихся, пока американские парни не высадились в Нормандии и не остановили русские орды, страшно подумать, каким был бы день сегодняшний. И как страшно было жить после Второй Мировой, когда русские грозили нам своей атомной бомбой, и когда каждый день мог стать последним? А теперь они хотят удушить мировую экономику – они хуже Саддама! Нет, с ними надо что‑то делать…".
А под прикрытием этой дымовой завесы, подготавливавшей "мировой общественное мнение", России был тайно предъявлен жёсткий ультиматум: передать под юрисдикцию "мирового сообщества" нефтеносный околополюсный район Северного Ледовитого океана. В противном случае – против Российской Федерации будет применено силовое воздействие всеми средствами, имеющимися в распоряжении "мирового сообщества". Срок ультиматума – двадцать четыре часа.