Страница 18 из 164
У нее перехватило дыхание, большие глаза сильнее округлились.
— А как это может быть?
— Я родился в двадцать первом веке, 30 января 2030 года н.э. Это должно составлять…
— Не стоит утруждаться, — ответила девушка на его родном языке. — Это будет… гм… так, Первый год — это 2100. Значит, ты родился в 70 году до Опустошения, по стилю, принятому в Ди–Си. Мы у себя в Кэйсиленде пользуемся старым стилем. Только не все ли равно по какому стилю.
Питер наконец перестал на нее пялиться и произнес:
— Ты говоришь на английском языке, очень близком к языку 21 века!
— Да. Обычно только жрецы могут, но мой отец — человек состоятельный. Он направил меня в Бостонский Университет, и я там изучала церковно–американский.
— Ты хочешь сказать, что его употребляют при богослужениях?
— Да. Латынь пропала во время Опустошения.
— Мне кажется, нам надо выпить, — предложил Стэгг. — Ты первая.
Девушка улыбнулась и ответила:
— Мне многое непонятно из того, что ты сказал, но я все равно выпью.
Он просунул бутылку между прутьями.
— До сих пор я знаю только твое имя. — Мэри из Маленького Рая Кэйси. Но это все, что мне удалось вытянуть из моих стражников.
Мэри возвратила бутылку.
— Вот замечательно! А то у меня давно уже пересохло горло. Ты сказал, стражники? Разве тебе нужна стража? Я была уверена в том, что все Герои–Солнце — добровольцы.
Стэгг пустился в длительный рассказ о себе. Однако вдаваться во все подробности у него не было времени, хотя по выражению лица Мэри можно было заключить, что она понимала не более половины из рассказанного. И время от времени ему приходилось переходить на Ди–Си, так как было очевидно, что хотя Мэри и изучала церковно–американский, владеть им свободно она не могла.
— Теперь ты видишь, — закончил он, — что я — жертва этих рогов. Я не отвечаю за то, что творю.
Мэри покраснела.
— Я не хочу говорить об этом. От этого меня тошнит до глубины души.
— Меня тоже, — произнес Стэгг. — По утрам, то есть. А вот позже…
— А ты можешь убежать?
— Могу. Но прибегу назад еще быстрее.
— Ох, эти гнусные Ди–Си! Должно быть они заколдовали тебя. Только дьявол в твоих чреслах мог бы так повелевать тобою! Если бы только мы убежали отсюда в Кэйсиленд, тамошние жрецы могли бы изгнать дьявола.
Стэгг оглянулся вокруг.
— Лагерь начинает сворачиваться. Через минуту мы двинемся. До Балтимора! Слушай! Я рассказал о себе все. Но я не знаю ничего о тебе. Откуда ты, как попала в плен? И есть вещи, которые ты бы могла мне объяснить. Что означает этот Герой–Солнце, и тому подобное.
— Мне непонятно, почему Каль…
Она прикрыла рот рукой.
— Каль…! Ты имеешь ввиду Кальторпа! Он–то здесь причем? Уж не хочешь ли ты сказать, что беседовала с ним об этом? Он мне говорил, что ему ничего неизвестно!
— Я ему все рассказала и считала, что он тебе передаст.
— Он ничего мне не сказал! Фактически, он убеждал меня в том, что ему известно ничуть не больше, чем мне…
Потеряв дар речи, он развернулся и побежал прочь.
И только, пробежав добрых полполя, начал выкрикивать имя антрополога.
Все, кто ему встречались, торопились убраться подальше с его пути. Они считали, что Великий Стэгг опять обезумел. Выскочивший из палатки Кальторп, едва завидев, что Король–Олень бежит к нему, с разгона махнул через шоссе. Забор не остановил его. Кальторп подтянулся на одной руке и перебросил тело. И дальше, по другую сторону забора, он бежал во всю прыть своих ног, подальше в поля за фермой.
— Если я поймаю тебя, Кальторп, — кричал ему вслед Стэгг. — Я переломаю тебе все кости! Как ты посмел так поступить со мною?
Постояв некоторое время, задыхаясь от ярости, он повернул назад, бормоча про себя:
— Почему? Почему?
Дождь прекратился. Еще через несколько минут небо прояснилось, и засияло полуденное солнце.
Стэгг сорвал с себя плащ и швырнул его на землю.
— К черту Кальторпа! Мне он не нужен и никогда нужен не был! Предатель!
Подозвав к себе одну из прислужниц, Сильвию, он велел принести ему еду и питье. Ел он и пил, как всегда, днем. Управившись, свирепым взглядом посмотрел на окружающих. Панты, которые раньше свободно болтались при каждом движении головы, теперь выпрямились и затвердели.
— Сколько километров до Балтимора? — взревел он.
— Два с половиною, сир. Вызвать вам экипаж?
— К черту экипаж! Колеса будут меня лишь задерживать! Я намерен бежать до Балтимора! Я хочу взять город врасплох. Я буду там раньше, чем меня ждут! Пусть трепещут, когда Великий Стэгг из всех Стэггов шквалом пройдется по ним! Я уложу их всех до единой, как ураган! Я теперь не стану брать только то, что мне подсовывают! Не только конкурсанток мисс Америка! Сегодня — весь город!
Сильвия в ужасе отпрянула.
— Но, сир… так не годится! Испокон веков…
— Герой — Солнце я или нет? Кто здесь Рогатый Король? Я поступлю, как пожелаю!
Он схватил бутылку с подноса в руках девушки и помчался по дороге.
Поначалу он бежал прямо по бетону. Но хотя теперь пятки его стали твердыми, как железо, он решил, что мостовая все–таки слишком тверда, и поэтому побежал по мягкой траве, покрывавшей обочину дороги.
«Так лучше, — отметил он про себя. — Чем ближе к Матери — Земле, тем лучше, тем больше она мне понравится. Возможно, это всего лишь суеверная болтовня — что непосредственный контакт с землей придает человеку новые силы. Но я склонен верить этим Ди–Си. Я чувствую, что черпаю силу прямо из лона Матери–Земли, что эта сила, подобно электрическому току, заряжает и перезаряжает мое тело. И ощущаю, что сила эта вливается в меня столь мощно, ошеломляюще мощно, и мое тело уже недостаточно велико, чтобы вмещать ее всю. А избыток ее хлещет из короны на моей голове и пламенем вздымается к небесам. Я чувствую это!»
На какое–то мгновение Стэгг приостановился, чтобы откупорить бутылку и отхлебнуть глоток. При этом он заметил бегущих к нему стражников, но они отставали от него, по крайней мере, метров на двести. Им недоставало его силы и быстроты. В придачу к силам собственных мускулов у него еще была добавочная сила, сообщаемая разбухшими от крови рогами. Он был, отметил Пит про себя, по всей вероятности, самым быстрым и сильным человеческим существом за все время бытия человечества. Он отхлебнул еще. Стражники несколько приблизились, но они задыхались, и бег их замедлился. Они держали наготове луки и стрелы, но Стэгг не думал, что они будут стрелять, пока он придерживается дороги в Балтимор. У него не было намерения убежать от них, только желание бежать и бежать по выпуклой груди Земли и ощущать, как ее сила захлестывает тело и приводит в исступленный восторг мысли.
Вот он побежал быстрее, часто и высоко подпрыгивая и издавая дикие выкрики. В них смешивались беспредельное восхищение, буйство жизни, безымянные вожделения и уверенность в их удовлетворении. Они присутствовали еще в самых первых словах, произнесенных первобытным человеком, в его ломаной хаотической речи, еще не умевшей передавать оттенки чувств, охватывавших его, еще не придумавшей наименования предметов, его окружающих. Стэгг тоже уже не пытался называть предметы. Он пытался выразить словами чувства. И столь же мало преуспевал в этом, как и его предки сто тысяч лет тому назад.
Но он, как и они, испытывал наслаждение от этих попыток. И в нем росло сознание чего–то ранее неиспытанного, чего–то нового для существ его рода и, пожалуй, для всего живого на свете.
Впереди себя он увидел мужчину, женщину и ребенка, которые шли по дороге. Они остановились, увидев его, и пали на колени, поняв кто перед ними.
Питер, не останавливаясь, пробежал мимо.
— Кому–то может показаться, что я бегу один! — прокричал он. — Но я не один! Со мною Земля, мать и ваша и моя! Она — моя невеста, и следует за мною, куда бы я ни шел. И я не могу уйти от нее. Даже в космосе, в местах столь далеких, что туда даже свету нужно добираться многие годы. Она всегда была со мной. И доказательство этому в том, что я вернулся и теперь выполняю данное ей восемьсот лет назад обещание жениться на ней!