Страница 93 из 145
— Ах, он юрист… — Я подпустил в голос изрядную порцию сарказма.
— Не только, — пояснила Прис— Поищите–ка в книжном шкафу, там где–то должен быть экземпляр журнала.
— Зачем мне это? — возразил я, однако направился к шкафу за журналом.
И правда, на цветной обложке изображен человек. Надпись гласила:
СЭМ К. БЕРРОУЗ,
САМЫЙ ПРЕДПРИИМЧИВЫЙ МУЛЬТИМИЛЛИОНЕР
АМЕРИКИ.
Журнал сравнительно свежий. И, конечно же, вон он, Сэм, собственной персоной, бежит трусцой по одной из улиц деловой части Сиэтла. В шортах цвета хаки и сером спортивном свитере. Похоже, был как раз тот самый хваленый рассвет нового дня, парень с блестящей, гладко выбритой головой, глаза — крохотные, лишенные выражения, как угольки на физиономии снежной бабы. Взгляд абсолютно бесчувственный и тупой. Лишь на нижней половине лица, кажется, ухмылка.
— Вы видели его по телевидению? — спросила Прис.
— Да, — ответил я, — видел. Сейчас вспомнил. Тогда этот молодчик произвел на меня неприятное впечатление. У него какой–то бесцветный, механический голос… Он стоял вплотную к репортеру, склонившись над ним, и что–то очень быстро бормотал. — Я помедлил немного, а потом спросил; — Тебе взбрело в голову работать у него?
— Сэм Берроуз, — ответила Прис, — величайший из существующих в природе торговцев территориями, пригодными для заселения. Подумайте сами.
— Вероятно, поэтому мы так стремительно нищаем, — заметил я. — Все агенты по продаже недвижимости разоряются, так как им нечем торговать. Всюду одни только люди — и некуда их деть.
И тут я вспомнил.
Берроуз решил проблему торговли недвижимостью. Путем хитроумных юридических ходов он умудрился склонить правительство Штатов разрешить частную торговлю землей на других планетах. Сэм Берроуз один, без посторонней помощи дал зеленую улицу мелким акционерам на Луну, Марс или Венеру. Его имя теперь навечно занесено в анналы истории.
— Значит, вот он, человек, на которого ты хочешь работать, — проворчал я. — Человек, протянувший лапы к чистым незагаженным мирам. Его подручные, не вынимая своих задниц из конторских кресел, распродали красочно разрекламированные участки на Луне.
— «Лапы. Незагаженные миры», — передразнила меня Прис. — Прямо–таки манифесты составляй с твоих слов. Для собраний домохозяек.
— Однако это правда, — заметил я. — Послушай, как ты думаешь использовать землю, если уже приобрела ее? Как ты на ней собираешься жить? Ни воды, ни воздуха, ни тепла, ни…
— Их обеспечат, — заявила Прис.
— Каким образом?
— Именно это и делает Берроуза великим человеком, — торжественно проговорила Прис. — Его мечта. «Берроуз эн–терпрайзис» работает круглые сутки.
Повисла напряженная тишина.
— Ты когда–нибудь лично говорила с Берроузом? — спросил я. — Ведь одно дело иметь кумира: ты молоденькая девушка и, естественно, тащишься от парня, что глядит королем с обложек и экранов. К тому же он богат и без посторонней помощи открыл Луну для ростовщиков и спекулянтов. Но ты ведь о работе говорила.
Прис ответила:
— Я обратилась в одну из его компаний. И сказала им, что хочу видеть Берроуза лично.
— Они небось вдоволь посмеялись.
— Нет, почему же. Направили в его офис, он там был и уделил мне целую минуту своего времени. Потом, разумеется, вернулся к неотложным делам. А меня отослали в офис начальника отдела кадров.
— И что ты успела наплести ему в течение отпущенной минуты?
— Я смотрела на него, а он — на меня. Вы никогда не видели, каков он на самом деле. Он невероятно хорош собой.
— Судя по телевизионной передаче, он похож на жабу, — усмехнулся я.
Прис пропустила комментарий мимо ушей и продолжала:
— Я предложила ему отсеить бездельников. Ни один пожиратель чужого времени не смог бы пройти мимо меня, если б я служила его секретаршей. Я умею быть жесткой, когда надо. Но кого–нибудь с дельным предложением не выставлю за дверь. Видите, я всяко могу. Вы понимаете?
— А письма ты умеешь вскрывать? — спросил я.
— У них для этого есть машины.
— Вот твой отец умеет. В этом заключается его работа у нас.
— Именно поэтому у вас я никогда не буду работать, — огрызнулась Прис. — Потому что вы ничтожно мелки. Вы существуете где–то по ту сторону нуля. Нет, я не умею вскрывать письма. Меня не устраивает глупая, рутинная работа. Я скажу вам, что могу делать. Симулакр Стентона — моя идея.
Я почувствовал себя так, будто у меня прямо посреди улицы свалились штаны.
— Мори до этого никогда не додуматься, — продолжила Прис. — Вот Банди — гений. У него наитие свыше. Но это — гениальность идиота. От его талантливой думалки остались одни руины. Я задумала «Стентона», а он создал его, и это — успех. Вы сами видели ЭТО. Мне все равно, поверят мне или нет. Я получила огромное удовольствие. Это была игра. Нечто, как сейчас… — Она сделала неопределенный жест, имея в виду, наверное, свою возню с кафелем. — Творческий акт, — добавила она.
— А что же делал Мори? Завязывал шнурки для ботинок?
— Мори был организатором. Он нас снабжал.
В меня закралось отвратительное чувство, что все ее слова чистейшая правда. Естественно, я мог спросить и у Мори. И еще — непохоже, что эта девчонка умеет лгать. Она практически полная противоположность отца. Быть может, унаследовала это от матери, которую я, к сожалению, никогда не видел. Они с Мори разошлись задолго до того, как мы с ним встретились и стали партнерами.
— Как продвигается твое амбулаторное лечение? — решил я сменить тему.
— Хорошо. А как ваше?
— Мне оно не нужно, — оторопел я.
— А вот здесь вы не правы. Вы серьезно больны, совсем как я. — Она улыбнулась. — Факты налицо.
—. Слушай, перестань греметь! Я тогда спокойно отправлюсь спать.
— Нет, — ответила она. — Хочу закончить спрута сегодня ночью.
— Если я не усну, то свалюсь замертво.
— Ну и что?
— Ну, пожалуйста, — взмолился я.
— Еще два часа, — бесстрастно ответила Прис.
— Они что, все такие же, как ты? — спросил я. — Люди, что выходят из федеральных клиник? Юнцы, возвращающиеся на стезю свою? Неудивительно, что у нас сложности с продажей органов.
— Каких еще органов? — спросила Прис. — Лично я получила все органы, какие хотела иметь.
— Наши–электронные…
— А мои — нет. Мои — из плоти и крови.
— Ну и что! — разозлился я. — Лучше б они были электронными и ты залезла бы в постель, и дала гостю нормально выспаться.
— Вы не мой гость. Точнее, вы — гость моего отца. И не говорите со мной о постели, а не то я устрою вам головную боль. Скажу отцу, что вы приставали ко мне. И это будет концом «Ассоциации САСА». Тогда вы возжаждете, чтоб вам никогда больше не довелось лицезреть орган любой разновидности, электронный он или нет. Значит так: вали–ка ты в кроватку, приятель, и скажи спасибо, что главная твоя неприятность пока — бессонница. — И она снова защелкала щипцами.
На мгновение я застыл, соображая, что делать. Потом повернулся и потащился в комнату, не найдя подходящих слов для маленькой мерзавки.
«Боже мой, — думал я, — рядом с ней железяка–Стентон — само дружелюбие и сердечность».
И все же, невзирая на колючую холодность слов и отчужденный взгляд, Прис вряд ли меня ненавидела. Скорее всего, она сама не поняла, что наговорила гадостей — просто–напросто выпалила первое, пришедшее на ум, и снова занялась своим делом. С ее точки зрения ничего не случилось. Если б Прис действительно невзлюбила меня… Но могла ли она? Была ли на это способна? Ха! Способна! Думаю, такое словечко к ней вообще вряд ли применимо. Будет лучше, если я запру дверь спальни. Какой–нибудь святоша по глупости душевной, может, и решил бы: «Прис меня невзлюбила». Но только не я! Быть прирезанным в кровати просто потому, что я неинтересен, потому, что чокнутой девке надо закончить работу? Нет уж. Не желаю быть разновидностью неудобства, раздражающей помехой для припадочной.
Я прикидывал так и эдак и решил, что Прис, должно быть, видит лишь внешнюю сущность людей, небогатую содержанием. Наверное, она судит о них лишь с точки зрения пациентки психбольницы. Способ рассуждения прост, как грабли: «Станут меня принуждать или не.станут». Погруженный в невеселые раздумья, я лежал, одно ухо прижимая к подушке, а другое — прикрыв рукой, одуревая от несмолкающей какофонии звуков колющегося кафеля, уходящей в бесконечность.