Страница 22 из 25
Елизавета сразу узнала в ней «немую» Берту, хотя ее внешний вид совершенно изменился. Молодая девушка, очевидно, не подозревала, что поблизости находятся люди. Она оживленно размахивала руками, яркая краска покрывала ее лицо, брови были сдвинуты, губы шевелились. Белая шляпа свалилась с головы, едва держась на ленте вокруг шеи – в конце концов она упала. Однако Берта не заметила этого. Она неслась вперед и, только очутившись лицом к лицу с Елизаветой, подняла глаза и отскочила, как ужаленная. Ее глаза загорелись ненавистью, кулаки судорожно сжались, как будто она хотела броситься на молодую девушку. Рейнгард тотчас подскочил к Елизавете и оттащил ее назад. Берта, увидев его, слабо вскрикнула и бросилась в чащу, не обращая внимания на то, что ветки рвали ее платье и царапали лицо. Через несколько минут она исчезла за деревьями.
– Это была Берта из лесничества! – воскликнула мисс Мертенс. – Что с нею случилось?
– Что могло произойти? – повторил Рейнгард. – Эта молодая особа была до крайности возбуждена и пришла в ярость, увидев нас, – обратился он к Елизавете. – Она ваша родственница?
– Собственно говоря, нет, – ответила та. – Она только дальняя родственница жены дяди. Я даже незнакома с нею. Она с самого начала старательно избегает меня, хотя я и очень желала сблизиться с нею. Ясно, что она ненавидит меня, но я совершенно не знаю, за что. Это вроде бы должно огорчать меня, но ее характер мне настолько несимпатичен, что я не придаю значения ее отношению ко мне.
– Да тут уж дело идет не об одном лишь отношении… Эта фурия, кажется, была готова разорвать вас в клочья.
– Я не боюсь ее, – с улыбкой ответила Елизавета.
– Ну, а я все–таки посоветовала бы вам быть осторожнее, – заметила мисс Мертенс. – В этой особе есть что–то демоническое. Откуда она бежала?
– По всей видимости, из особняка, – ответила Елизавета, поднимая шляпу Берты и смахивая с нее сор.
– Не думаю, – возразила мисс Мертенс, – с тех пор, как Берта онемела, она прекратила свои посещения. Раньше она ежедневно приходила в замок, присутствовала на уроках библейской истории и находилась в большой милости у баронессы. Все это вдруг прекратилось, но почему – никому неизвестно. Во время прогулок я только видела Берту, пробиравшуюся по парку с ловкостью змеи. Она так же неприятна мне, как это пресмыкающееся.
Беседующие вышли на усыпанные гравием дорожки парка. Тут гости и хозяева распрощались самым сердечным образом.
– Послушай, Эльза, – сказал Эрнст, когда остальные исчезли за ближайшими клумбами, – кто скорее добежит до того угла?
– Хорошо, – улыбнулась сестра и побежала.
Сначала она не перегоняла мальчика, прилагавшего все усилия, чтобы не отстать от нее, но приближаясь к цели, помчалась, как стрела, чтобы подразнить брата, и вылетела на дорожку. Однако тут она к своему ужасу очутилась как раз возле головы лошади и услышала над собой ее сопение. Гектор; бежавший рядом, поднял громкий лай. Лошадь испуганно отскочила назад и взвилась на дыбы.
– Назад! – послышался властный голос. «Елизавета схватила мальчика, подбежавшего к ней, и отскочила в сторону. Почти в эту же минуту из леса выбежала лошадь и, едва касаясь копытами земли, промчалась мимо. На взбесившемся животном сидел фон Вальде. Животное всеми силами старалось сбросить всадника, но он словно прирос к седлу и только наклонился, чтобы хлыстом отогнать Гектора, который своим громким лаем еще больше пугал коня. Несколько мгновений всадник вертелся на лужайке, затем исчез в чаще.
У Елизаветы от страха стучали зубы: она ни на минуту не сомневалась в том, что должно произойти несчастье. Она взяла братишку за руку и хотела бежать в замок за помощью, но, сделав всего несколько шагов, увидела возвращавшегося всадника. Лошадь немного успокоилась, однако была вся в мыле, и ноги ее дрожали. Фон Вальде ласково похлопывал ее по шее, потом соскочил и, привязав к дереву, отправился к Елизавете.
– Почему вы с такой стремительностью бежали в лес? – спросил он после недолгого молчания.
Лукавая улыбка пробежала по побледневшим губам девушки.
– Меня преследовали.
– Кто?
– Вот он, – и она указала на Эрнста, – мы бежали наперегонки.
– Это ваш брат?
– Да.
Елизавета нежно посмотрела на мальчика и погладила его по голове.
– А она – моя единственная сестра, – серьезно проговорил тот.
– Так. Кажется, ты прекрасно ладишь со своей единственной сестрой?
– О да. Я ее очень люблю. Она играет со мной, совсем как мальчик.
– Правда? – спросил фон Вальде.
– Когда я хочу играть в солдаты, она надевает такую же большую бумажную шляпу, какую делает мне, и барабанит в саду, сколько я хочу, – продолжал Эрнст. – Перед сном она рассказывает сказки и мажет на хлеб гораздо больше масла, чем мама.
Веселая улыбка пробежала по лицу фон Вальде. Елизавета видела ее в первый раз и нашла, что она придавала его чертам особую привлекательность.
– Ты вполне прав, мой мальчик. – Сказал фон Вальде, привлекая к себе Эрнста. – Но разве она никогда не сердится? – спросил он, указывая на Елизавету, которая смеялась, как дитя, потому что ответы брата казались ей чрезвычайно комичными.
– Нет, никогда, – ответил мальчик. – Иногда она делается серьезной и тогда садится за рояль.
– Но, Эрнст…
– Ах, да, Эльза, – горячо перебил ее брат, – помнишь, в Б., когда мы были такие бедные?
– Что ж, ты, пожалуй, и прав, – просто ответила молодая девушка, – но это было недолго, пока папа и мама одни работали, чтобы прокормить нас, потом стало лучше.
– Но вы еще играете на рояле?
– О да, – со смехом ответила Елизавета, – но не в том смысле, как говорит Эрнст, ведь мы теперь обеспечены.
– А вы? – продолжал фон Вальде.
– Я? У меня достаточно мужества, чтобы завоевать себе независимое положение в свете. – В будущем году хочу взять место гувернантки.
– Неужели пример мисс Мертенс не пугает вас?
– Вовсе нет. Я не настолько малодушна, чтобы желать получать деньги даром.
– Да, однако, дело не в одной работе, но и в терпении. Вы горды. Не только выражение вашего лица в данную минуту, но и высказанные вами вчера взгляды доказывают это.
– Возможно, что именно гордостью я ставлю человеческое достоинство выше условностей, изобретенных эгоизмом.
Наступила небольшая пауза, во время которой Эрнст подошел к лошади и стал с интересом ее рассматривать.
– Насколько я мог заключить по вашим вчерашним словам, вы любите свою новую родину, – снова начал фон Вальде.
– Да, очень.
– Это я понимаю. Ведь здесь самая лучшая часть Тюрингии. Но как же вы миритесь с мыслью, что опять должны будете уехать?
– Мне это вовсе не легко, наоборот. Отец всегда учил меня ставить необходимое выше приятного. Но я не понимаю, как можно оставлять приятное, если не заставляет необходимость.
– А, это в мой огород! Вы не можете себе представить, зачем человек добровольно сидит среди раскаленных пирамид, когда может наслаждаться чудесным воздухом Тюрингена.
Елизавета почувствовала, что покраснела до корней волос. Фон Вальде с легкой усмешкой намекал на ее шутливый разговор с дядей, который он невольно подслушал.
– Если бы я стал объяснять вам это, вы все равно меня не поняли бы, так как вы, насколько я мог заметить, чувствуете себя прекрасно в кругу своей семьи, – продолжал он после некоторого молчания, наклонясь вперед и чертя хлыстом по песку. – Но наступает время, когда человека влечет вдаль, где он для того, чтобы заглушить это сознание, он погружается в науку, старается забыть, что дома у него недостает счастья.
Фон Вальде затронул больное место своего сердца. Он глубоко чувствовал, что дома не находит любви, которой жаждал и на которую имел полное право. Эту душевную боль Елизавета поняла раньше, чем познакомилась с фон Вальде, теперь же в ней проснулось непреодолимое желание его утешить. На язык просились необъяснимые сочувственные слова, но какая–то робость удерживала их. Посмотрев на гордый профиль своего собеседника, она подумала, что он забыл, кто сидит с ним рядом и потом будет сожалеть о том, что позволил ничтожной девушке заглянуть в свою душу. При этой мысли вся кровь прилила к ее щекам. Она быстро встала и позвала Эрнста. Фон Вальде изумленно повернул голову и испытующе взглянул на нее, затем также встал со скамейки.