Страница 16 из 16
Мойра улыбается, но Меда напоминает строго:
— Стром, у нас много работы.
Да-да, я и сам знаю. Чувствую, как краска заливает лицо. Как разносится в воздухе мое смущение, не скрываемое даже плотной курткой.
Простите.
Я посылаю слово руками, и мысль скользит по нашим пальцам.
Мы где-то в Скалистых горах. Учителя высадили нас из флаера на склоне возле леса и дали задание прожить здесь пять дней. Больше нам не сказали ничего. Все наше снаряжение — это то, что мы успели собрать за отпущенные полчаса.
Семь недель наш класс осваивал науку выживания в различных условиях: в пустыне, в лесу, в джунглях… Само собой, в космосе мы вряд ли столкнемся с чем-то подобным. Там вообще не будет ничего, кроме убийственного вакуума. Зато теперь мы научились выживать.
В самом начале курса, еще на первом уроке, учитель Тесей (их было двое — простейшая форма цепочки) встал перед нами и пролаял инструкции короткими, будто автоматные очереди, фразами.
— Вас учат думать! — отчеканил Тесей слева.
— Вас учат действовать в незнакомой обстановке, в экстремальных условиях! — продолжал Тесей справа.
— Вы не знаете, с чем вам придется столкнуться!
— Вы не знаете, что поможет вам выжить и что убьет вас!
Потом были две недели обучения в классе, а после этого неделю за неделей нас возили по самым разнообразным территориям и тренировали. Но Тесей всегда был рядом. И вот настала последняя неделя курса, и на склоне горы мы стояли одни.
— Аполлон Пападопулос! Выживание при минусовой температуре! Двадцать килограммов на каждое звено! Время пошло! — выкрикнул один из Тесеев, материализовавшись на пороге нашей комнаты.
Нам повезло: в шкафу нашлась теплая одежда и непродуваемая палатка. А вот в распоряжении Хагара Джулиана, например, оказались лишь легкие брезентовые плащи. Несладко им придется…
Двадцать килограммов на человека — не так уж много. Я тащу на себе шестьдесят, остальной вес поделен между другими звеньями цепочки. Пока летим во флаере, замечаем, что Хагар Джулиан и Эллиот О'Тул распределили груз поровну: наверное, стараются беречь свои сильные звенья.
Стром! — вновь окликает Меда. Я отдергиваю руки от Мануэля и Кванты, но они все же улавливают запах моего смущения. Я не могу остановить выдающие мою досаду феромоны, и они плывут в морозном воздухе. Я снова занимаю свое место в цепочке, стараясь быть гармоничной частью целого, и пытаюсь сосредоточиться.
Химиомысли текут по кругу из ладони в ладонь, по часовой стрелке и против: предложения, возражения, размышления… Некоторые мысли помечены авторами, и тогда сразу ясно, что это Бола заметил понижение температуры и усилившийся ветер, а значит, прежде всего надо будет оборудовать укрытие и разжигать костер… Так рождается согласие.
Итак, до темноты нужно:
— поставить палатку;
— развести костер;
— поужинать;
— выкопать отхожее место.
Список дел скользит по цепочке. Мы приходим к согласию по одному вопросу за другим — иногда быстрее, чем я успеваю эти вопросы осознать. Я по мере сил, конечно, тоже вношу свою лепту. Но я доверяю своей цепочке. Ведь цепочка — это я.
Руки закоченели — чтобы думать, перчатки пришлось снять. На этом морозе наши эмоции — как вспышки молний, хотя порой ветер уносит их прочь, раньше чем успеваешь что-то почувствовать. С перчатками на руках, в закрывающих шейные железы капюшонах думать очень тяжело. Это все равно что работать в одиночку: каждый выполняет свое задание, и лишь потом, сняв перчатки, мы вновь соединяемся для торопливого согласия.
— Стром, принеси дров для костра, — напоминает Мойра.
Я сильный, мое дело — быть там, где требуются крепкие мышцы и широкие плечи.
Шаг в сторону — и я отрезан от остальных: ни касаний, ни запахов… Мы учились этому — быть порознь. Мы и родились поодиночке, хотя все детство, от первой до четвертой ступени, мечтали быть единым целым. И вот мы снова учимся одиночеству. Это всего лишь навык, как читать и писать.
Я оглядываюсь на остальных: Кванта трогает Мойру за руку, передавая ей какую-то мысль. Ревность — вот имя моему страху. Впрочем, если цепочка примет важное решение, я все равно узнаю об этом, когда вернусь. А пока придется действовать в одиночку.
Для лагеря мы выбрали почти плоский пятачок земли в окружении редких, сгорбленных от ветра сосен. Горный склон здесь образует пологую ложбинку — укрытие от снега и ветров. Неглубокий овраг обрывается крутым откосом, под которым лежит широкая каменистая долина, укрытая слоем снега — наш флаер пролетал над ней перед посадкой. Выше по склону — отвесная стена, увенчанная ледяной шапкой. Отсюда вершины не видно: до нее много сотен метров. И во все стороны тянутся цепочки островерхих пиков. В белых склонах отражается закатное солнце, с востока клубятся облака.
Снег неглубокий, можно без труда добраться до каменистой земли. Деревья защитят нас от ветра, а заодно послужат опорами для палатки — во всяком случае, мы на это рассчитываем. Вдоль цепочки сосенок я спускаюсь чуть ниже по склону.
Топора у нас нет, так что придется собирать поваленные стволы и сучья. Правда, это не самое лучшее топливо — хороший костер из гнилого дерева не разведешь. Я откладываю эту мысль на потом, до ближайшего согласия.
Наконец я нахожу раздвоенный сосновый сук в руку толщиной, липкий от смолы. Тащу его обратно к лагерю, размышляя о том, будет ли он гореть. Только теперь до меня доходит: за дровами надо было отправляться вверх по склону, чтобы потом легче было тащить их к лагерю. Теперь это очевидно — да и раньше было бы очевидно, если бы я догадался обратиться за согласием.
Я бросаю сук на расчищенной площадке и принимаюсь устраивать очаг. Укладываю полукругом булыжники, открытым концом к ветру — чтобы была тяга. Те камни, что лежат по бокам, можно будет использовать для готовки.
Стром, это же место для палатки!
Я отпрыгиваю в сторону, запоздало соображая, что взялся за работу без совета с остальными, принял решение в одиночку.
Простите.
Смущенный и сбитый с толку, я оттаскиваю в сторону камни и дрова. Да, похоже, сегодня не мой день. Но я гоню эти мысли прочь, разгребаю снег чуть поодаль и вновь принимаюсь выкладывать очаг.
Мы решаем проверить, как обстоят дела у наших одноклассников. Я взбираюсь на гору повыше, чтобы деревья не заслоняли обзор. На этом склоне нас пятеро: все мы одноклассники, давние приятели и извечные соперники. Так всегда было и всегда будет. Каждый из нас рожден быть пилотом. По крайней мере, каждый в этом уверен. Но сколько старших пилотов требуется на борту «Согласия»? Один. Найдутся ли для остальных другие корабли? Пока что новых больших кораблей не строится. Или остальные пилоты займут на «Согласии» другие должности? Но кто из нас на это пойдет? Все эти вопросы мы задаем себе очень часто.
Поэтому то, как обстоят дела у наших конкурентов, чрезвычайно важно.
За деревьями, в полукилометре к западу, виднеется уже готовая палатка Эллиота О'Тула. Восточнее, в нескольких сотнях метров отсюда, возится в снегу Хагар Джулиан. Звенья этой цепочки роют яму в большом сугробе — наверное, хотят выкопать пещеру. Долго же им придется копать, думаю я. Чтобы вырыть достаточно места для шестерых, придется потратить уйму энергии. Да и огонь в такой пещере не разведешь.
Еще двух цепочек не видно из-за деревьев. Я не могу оценить их успехов, но по опыту предыдущих испытаний знаю: наши главные соперники — Джулиан и О'Тул.
Вернувшись, я передаю остальным память об увиденном.
Они уже натягивают палатку, привязывая веревку к соседним деревьям. К сожалению, колышков у нас нет: чтобы уложиться в двадцатикилограммовый лимит, ими пришлось пожертвовать. Нам вообще много чего пришлось выбросить из рюкзаков. Но, разумеется, не спички. Я присаживаюсь на корточки, чтобы разжечь костер.
Стром!
Резкий запах оклика жжется на колючем ветру. Оказывается, цепочка ждет, чтобы я помог натягивать и привязывать палатку. Они решили это без меня. Так иногда бывает — в том случае, если это целесообразно. Конечно, я понимаю: принимая верное решение, они легко могут обойтись и без меня.
Конец ознакомительного фрагмента.