Под акацией Запада

— Я немедленно выезжаю в Абу-Симбел, заканчивайте ужин без меня.

Ни Ка, ни Меренптах, ни Амени не захотели отведать маринад. На какой-то миг повар почувствовал искушение съесть его со своими помощниками, но речь шла о царской еде. Притронуться к ней было одновременно и оскорблением, и хищением. Огорченный повар выбросил праздничное блюдо, в которое Мат-Гор всыпала яд, добытый Урхи-Тешшубом.

Нубия снова околдовала Рамзеса. Чистота воздуха, синева неба, чарующая зелень пальм и обработанных участков земли, которые питал Нил, чтобы бороться с пустыней; полет пеликанов, журавли с хохолками, розовые фламинго, запах мимозы, охровая магия холмов, позволяли душе быть в единении со скрытыми силами природы.

Рамзес не покидал палубы быстроходного корабля, который мчал его в Абу-Симбел. Он сократил свою свиту и сам назначил экипаж, сформированный из лучших моряков, привыкших к опасностям навигации по Нилу.

Недалеко от цели путешествия, когда Фараон отдыхал в каюте, сидя на складном стуле, ножки которого имели форму утиных голов, вырезанных из слоновой кости, корабль замедлил ход.

Рамзес спросил капитана:

— Что случилось?

— На берегу скопище огромных крокодилов! А в воде — гиппопотамы. В данный момент мы не можем продвигаться дальше. Я даже советую Вашему Величеству сойти на берег. Животные, похоже, нервничают, они могут напасть на нас.

— Мы поплывем дальше, капитан.

— Ваше Величество, я вас уверяю…

— Нубия — земля чудес.

Испуганные моряки вновь принялись за работу, и корабль возобновил движение.

Гиппопотамы заволновались. На берегу огромный крокодил взмахнул хвостом, как молния, продвинулся вперед на несколько метров, потом остановился.

Рамзес почувствовал присутствие своего друга и союзника до того, как увидел его. Раздвигая хоботом низкие ветки акации, большой слон издал рев, заставивший взлететь сотни птиц и ошеломивший моряков.

Несколько крокодилов укрылись на полузатопленном травянистом островке, другие бросились на гиппопотамов, гиганты яростно защищались. Сражение было коротким и ожесточенным, и Нил вновь обрел спокойствие.

Слон издал второй рев для Рамзеса, который поприветствовал его рукой. Много лет назад сын Сети спас раненого слоненка; теперь, словно в благодарность за чудесное спасение, он появлялся каждый раз, чтобы защитить царя от опасности.

— Может, поймать это чудовище и отвезти в Египет? — подсказал капитан.

— Уважай свободу и не посягай на нее.

Круглые холмы на выступе, бухточка, золотистый песок, небольшая долина, акации, запах которых наполнял ароматом легкий воздух, колдовская красота нубийского песчаника…

Вид Абу-Симбела заставил защемить сердце Рамзеса. Там он построил два храма, воплощавшие союз царской четы, союз, который он навеки заключил с Нефертари.

Как и думал Рамзес, в письме Сетау достоверно, без преувеличения сообщил о произошедшем: местность пострадала от землетрясения. Один из четырех сидящих колоссов был разрушен.

Сетау и Лотос встретили Фараона.

— Много ли раненых? — спросил Рамзес.

— Есть погибшие, наместник Нубии и наемный убийца.

— Что они делали вместе?

— Не знаю.

— Много ли повреждений внутри храмов?

— Посмотри сам.

Рамзес вошел в храм. Каменотесы уже работали там. Они укрепили поврежденные колонны большого зала, которые грозили обрушиться.

— Храм, посвященный Нефертари, тоже пострадал?

— Нет, Твое Величество.

— Возблагодарим богов, Сетау.

— Мы быстро проведем работы и уничтожим следы катастрофы. А вот с колоссом будет потруднее. Я хочу предложить тебе несколько вариантов.

— Не пытайся его восстановить.

— Ты… собираешься оставить фасад в таком состоянии?

— Это землетрясение — послание бога земли, раз он переделал этот фасад, не будем идти против его воли.

Решение Фараона поразило Сетау, но Рамзес оставался непреклонен. Только три колосса увековечат царское ка, изувеченный четвертый станет свидетельством бренности и несовершенства, присущих всем человеческим творениям.

Царь, Сетау и Лотос обедали под пальмой. Заклинатель змей предложил Фараону красные плоды кустарника capparis decidna, содержащие противоядие и защищающие от укусов змей.

— Ты увеличил количество божественных приношений, — сказал Рамзес Сетау, — накопил зерно в царских закромах, установил мир в этой беспокойной провинции, по всей Нубии построил храмы и всегда предпочитал правду лжи. Что ты скажешь о том, если я назначу тебя здесь представителем Закона Маат?

— Но это… привилегия наместника!

— Я этого не забыл, друг мой. Ты новый наместник Нубии, назначенный указом, который датируется тридцать восьмым годом моего царствования.

Сетау искал слова для возражения, но Рамзес не дал ему для этого времени.

— Отказ невозможен. Сегодня твоя жизнь принимает другой оборот. Ты знаешь, как я люблю этот край. Позаботься о нем, Сетау.

Заклинатель змей удалился в благоуханную ночь. Ему нужно было побыть одному, чтобы свыкнуться с решением, которое делало его одним из первых лиц государства.

— Вы разрешите мне, Ваше Величество, задать вам дерзкий вопрос? — обратилась к Рамзесу Лотос.

— Разве сегодня не вечер чудес?

— Почему вы так долго медлили, прежде чем назначить Сетау наместником Нубии?

— Он должен был научиться управлять Нубией. Сегодня он понимает свое призвание. Никому не удалось ни подкупить его, ни унизить, потому что желание служить этой провинции воодушевляет каждый из его поступков. И ему нужно было время, чтобы это осознать.

Глава 45

Рамзес вошел один в большой храм Абу-Симбела, чтобы исполнить там обряд зари. Фараон проследовал по дорожке света, шедшей до наоса и освещавшей сначала сидящие статуи Амона и царского ка, затем статуи царского ка и Ра. Фараон, а не человек, был соединен с таинственным богом и божественным светом, с двумя великими богами-созидателями, которые, объединившись под именем Амона-Ра, образовали совершенное существо.

Четвертая статуя, статуя бога Птаха оставалась в полутени. Как сын Птаха, Рамзес был строителем своего государства, он был также тем, кто передавал Слово, благодаря которому все вещи становились реальными. Царь подумал о сыне Ка, верховном жреце Птаха, выбравшем путь этой тайны.

Когда царь вышел из большого храма, мягкий свет омывал высокую эспланаду и оживлял теплый цвет нубийского песчаника, его минеральное золото напоминало плоть богов. Рамзес направился к храму, посвященному Нефертари, той, для которой всходило солнце.

И солнце, отец-кормилец Египта, будет вечно всходить для Великой Супруги Фараона, озарившей Две Земли своей красотой и мудростью.

Прекрасный образ царицы, которую обессмертили скульпторы и художники, вызвал у Рамзеса желание перейти в потусторонний мир и, наконец, с ней там соединиться; он молил ее взять его за руку, появиться в кругу своих братьев-богов и сестер-богинь, ту, которая делала зеленым этот мир и придавала сверкание Нилу. Но Нефертари, плывущая в ладье солнца, только улыбнулась Рамзесу. Дело царя было не закончено; Фараон, какими бы ни были его страдания, принадлежал небесным силам и своему народу. Нефертари, вечная звезда, с кротким лицом и справедливой речью, продолжала направлять шаги Рамзеса, чтобы страна оставалась верной Закону Маат.

День клонился к концу, когда магия Нефертари побудила царя вернуться к внешнему миру, к миру, где он не имел права проявлять слабость.

Перед храмом собралась сотня празднично разодетых нубийцев. В красных париках, с золотыми серьгами, в белых одеяниях до щиколоток и набедренных повязках, украшенных цветочным орнаментом, вожди племен держали в руках подарки: шкуры пантер, золотые персты, слоновую кость, черное дерево, перья и яйца страусов, мешки с драгоценными камнями, веера.

В сопровождении Сетау старейшина приблизился к Рамзесу:

— Да будет оказано почтение Сыну Солнца.

— Да будет оказано почтение сыновьям Нубии, которые выбрали мир, — сказал Рамзес. — Пусть боги храмов Абу-Симбела, столь дорогие моему сердцу, станут символом их единения с Египтом.