Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 39 из 62

— Урхи-Тешшуб… Ты убил императора Муваттали и пытался убить моих родителей!

— Все это было так давно… Сегодня мы два хеттских изгнанника в Египте.

— Ты забыл, кто я?

— Красивая женщина, которая живет в придуманном ею самой мире.

— Я — супруга Рамзеса и царица Египта!

Урхи-Тешшуб сел у подножия ложа:

— Очнись, девочка!

— Я позову стражу!

— Что ж, зови.

Урхи-Тешшуб вызывающе смотрел на хеттку. Молодая женщина встала и налила себе чашу прохладного вина.

— Ты чудовище и животное! Почему я должна тебя слушать, тебя, воина-изменника!

— Потому что мы принадлежим одному народу, который всегда будет врагом проклятого Египта!

— Прекрати бредить: подписан мирный договор.

— Прекрати тешить себя пустыми мечтами, Мат-Гор, для Рамзеса ты всего лишь иноземка, и вскоре ты очутишься в гареме.

— Ты ошибаешься.

— Он дал тебе хоть чуточку власти?

Молодая женщина не ответила.

— Для Рамзеса ты не существуешь. Ты всего лишь хеттка — символ этого мира, который Фараон в конце концов нарушит, чтобы раздавить врага. Рамзес коварен и жесток, он расставил хитроумную ловушку, куда не замедлил угодить Хаттусили. А ты, ты была принесена в жертву собственным отцом! Ищи забвения, Мат-Гор, пользуйся счастливым временем, так как молодость быстро проходит, гораздо быстрее, чем ты думаешь.

Царица повернулась к Урхи-Тешшубу спиной:

— Ты все сказал?

— Подумай о моих словах, и ты убедишься в их справедливости. Если захочешь меня увидеть, дай мне знать так, чтобы не вызвать подозрений у Серраманна.

— А зачем мне тебя видеть?

— Ты любишь свою страну так же, как и я. И ты не станешь мириться ни с поражением, ни с унижением.

Мат-Гор долго колебалась, прежде чем обернуться.

Легкий ветерок поднял льняную занавеску, Урхи-Тешшуб исчез. Был ли он демоном ночи или пришел напомнить ей о реальности?

Шесть человек громко пели, ритмично двигая ногами, погруженными в широкий чан, наполненный виноградом. Они с воодушевлением топтали спелые грозди, которые дадут превосходное вино. Наполовину пьяные от испарений, выделявшихся из чана, они неуверенно держались за ветви беседки из виноградных лоз. Самым воодушевленным был Серраманна, который задавал ритм остальным.

— Вас спрашивают, — сказал виноградарь.

— Продолжайте, — приказал Серраманна своим людям, — и не расслабляйтесь!

Человек был из стражи пустыни. Энергичный, с суровым лицом он никогда не расставался с оружием: луком, стрелами и коротким мечом.

— Я пришел доложить, — сказал он Серраманна. — Наши дозорные отряды прочесывают Ливийскую пустыню в поисках Малфи и его людей.

— Вы их обнаружили?

— К сожалению, нет. Пустыня огромна, а мы контролируем лишь территорию, близкую к Египту. Пойти дальше было бы рискованно. Бедуины шпионят за нами и предупреждают Малфи о нашем приближении. Он стал неуловимой тенью.

Серраманна был разочарован и раздражен. Стражи пустыни считались лучшими отрядами в Египте, и их неудача доказывала, до какой степени опасным противником был Малфи.

— Ты уверен, что Малфи объединил много племен?

— Нет, — ответил стражник, — возможно, речь идет всего лишь о слухах, как это часто бывает.

— Малфи хвастался, что у него есть железный кинжал.

— Я ничего такого не слышал.

— Оставь на месте дозорный отряд и при малейшем конфликте предупреди дворец.

— Слушаюсь… Но чего нам следует опасаться со стороны ливийцев?

— Мы уверены, что Малфи так или иначе будет пытаться нам навредить. И он подозревается в совершенном преступлении.

Амени не выбрасывал ни одного документа. Со временем его кабинет в Пи-Рамзесе превратился в архив, состоявший из папирусов или деревянных табличек. В трех дополнительных комнатах хранились старые дела. Его подчиненные неоднократно советовали ему избавиться от малозначащих документов, но Амени предпочитал держать под рукой максимум информации, чтобы не обращаться в различные ведомства, медлительность которых выводила его из себя.

Писец работал быстро. С его точки зрения, любая проблема, решение которой затягивалось, могла обостриться. И лучше всего рассчитывать только на себя, не думая о помощи с чьей-либо стороны.





Насытившись вареным мясом, Амени работал при свете масляной лампы, когда в кабинет вошел Серраманна.

— Опять читаешь…

— Нужно же, чтобы в этой стране кто-то занимался подробными деталями.

— Ты испортишь здоровье, Амени.

— Оно уже давно испорчено.

— Можно сесть?

— При условии, что ты не нарушишь порядка.

Гигант сард предпочел постоять.

— Ничего нового по поводу Малфи, — пожаловался сард. — Он скрывается в Ливийской пустыне.

— А Урхи-Тешшуб?

— Он живет на широкую ногу с богатой финикийкой. Если бы я его не знал, как охотник знает свою дичь, я бы поклялся, что он стал добропорядочным человеком, и не имеет других стремлений, кроме как наслаждаться счастьем и хорошей едой.

— А почему бы и нет? Другие же иноземцы польстились на спокойное существование.

— Вот именно…

Тон сарда заинтриговал Амени:

— Что ты подразумеваешь?

— Ты превосходный писец, но время идет, и ты уже не молодой человек.

Амени положил кисточку и скрестил руки.

— Я встретил очаровательную и очень скромную женщину, — признался сард. — По всей видимости, она мне не подходит. Зато ты должен ее оценить.

— Ты что хочешь… женить меня?

— Я люблю перемены… А ты был бы верен хорошей жене.

Амени рассердился.

— Моя жизнь — этот кабинет и управление государственными делами. Ты представляешь здесь женщину? Она все здесь перевернет и посеет неразбериху и хаос!

— Я подумал…

— А ты не думай, а лучше ищи убийцу Аша.

Глава 38

Храм Миллионов Лет Рамзеса на западном берегу Фив занимал площадь в пять гектаров. В соответствии с желанием Фараона, пилоны, казалось, поднимались до неба, в тени деревьев находились резервуары с чистой водой, двери были из позолоченной бронзы, настил — из серебряных плит, и статуи, оживленные присутствием ка, стояли в его дворах. Вокруг храма располагались кладовые и библиотека, в центре строения — часовни, посвященные Сети, отцу Рамзеса, Туйе, его матери, и Нефертари, Великой Супруге Фараона.

Повелитель Двух Земель часто бывал в этом магическом месте, принадлежавшем богам, он чтил память дорогих ему людей, навсегда оставшихся в его сердце. Но это путешествие было исключительным.

Меритамон, дочь Рамзеса и Нефертари, должна совершить обряд, который обессмертит правящего Фараона.

Когда Рамзес увидел ее, он снова был поражен ее сходством с матерью. В плотно облегающем платье, с двумя бантами на груди, Меритамон воплощала Сешат, богиню письменности. Ее прекрасное лицо было спокойным и одухотворенным.

Царь обнял ее.

— Как ты чувствуешь себя, моя обожаемая дочь?

— Благодаря тебе я могу предаваться размышлениям в этом храме и исполняю музыку для богов. Каждое мгновение я ощущаю присутствие матери.

— Я прибыл в Фивы по твоей просьбе. Какую тайну ты хочешь мне открыть, ты, единственная царица Египта, признанная храмами?

Меритамон склонилась перед Фараоном:

— Пусть Его Величество соизволит следовать за мной.

Богиня, которую она воплощала, повела Рамзеса в часовню, где его ждал жрец в маске ибиса бога Тота. Под взглядом Рамзеса Тот и Сешат написали пять имен царя на листьях большого дерева, высеченного на камне.

— Так, — сказала Меритамон, — твои анналы[8] составлены миллион раз, и они останутся вечно.

Рамзес ощутил странное волнение. Он был всего лишь человеком, которому судьба уготовила тяжкое бремя власти, но божественная чета напоминала и о другой реальности: он — Фараон, чья душа переходила от царя к царю, начиная с времен первой династии.

Оба совершающих обряд удалились, оставив Рамзеса созерцать дерево миллионов лет, на котором только что было вписано его бессмертие.

8

Анналы — летопись (у некоторых древних народов). (Прим. ред.)