Стихотворения

Зато блудливый Хаакон Был с дамами куда любезней, Но должный не понес урон От венерических болезней. Я сам ухлестывал не раз За юбками. Поверьте, скоро Всё, что задумает, от вас Добьется юная притвора. Я долго думал и рядил, В чем суть, а суть была проста ведь: Не наставлять жену ходил Друг пастор — мне рога наставить. Что ж тут мудреного? Порок Со сладким может быть гарниром, — Священник и стафилококк Помазаны единым миром. Грехи — они кругом кишат; Не заводи же лишних споров И не пытай у поросят, Кто виноват — свинья иль боров. Сгорел приют, и плут столяр Подставил пастора. Едва ли Случился бы такой пожар, Топи они свой пыл в бокале. А я пьянчугой горьким был, Блудил, буянил… Но при этом, Смекните: если б я не пил, Что за комедь с таким сюжетом!

(Апрель 1934)

A COME-ALL-YE, BY A THANKSGIVING TURKEY

Come all you lairds and lassies and listen to my lay! I'll tell you of my adventures upon last Thanksgiving Day I was picked by Madame Jolas to adorn her barbecue So the chickenchoker patched me till I looked as good as new. I drove out, all tarred and feathered, from the Grand Palais Potin But I met with foul disaster in the Place Saint Augustin. My charioteer collided — with the shock I did explode And the force of my emotions shot my liver on the road. Up steps a dapper sergeant with his pencil and his book. Our names and our convictions down in Lieber's code he took. Then I hailed another driver and resumed my swanee way. They couldn't find my liver but I hadn't time to stay. When we reached the gates of Paris cries the boss at the Octroi: Holy Poule, what's this I'm seeing? Can it be Grandmother Loye? When Caesar got the bird she was the dindy of the flock But she must have boxed a round or two with some old turkey cock. I ruffled up my plumage and proclaimed with eagle's pride: You jackdaw, these are truffles and not blues on my backside. Mind, said he, that one's a chestnut. There's my bill                                                     and here's my thanks And now please search through your stuffing and fork out                                                     that fifty francs. At last I reached the banquet-hall — and what a sight to see! I felt myself transported back among the Osmanli. I poured myself a bubbly flask and raised the golden horn With three cheers for good old Turkey and the roost where                                                                               I was born. I shook claws with all the hommes and bowed to blonde and brune The mistress made a signal and the mujik called the tune. Madamina read a message from the Big Noise of her State After which we crowed in unison: That Turco's talking straight! We settled down to feed and, if you want to know my mind, I thought that I could gobble but they left me picked behind. They crammed their chops till cockshout when like ostriches they ran To hunt my missing liver round the Place Saint Augustin. Envoi Still I'll lift my glass to Gallia and augur that we may Untroubled in her dovecote dwell till next Thanksgiving Day So let every Gallic gander pass the sauceboat to his goose — And let's all play happy homing though our liver's on the loose.

(November 1937)

БАЛЛАДА. ИСПОЛНЯЕМАЯ ИНДЕЙКОЙ В ДЕНЬ БЛАГОДАРЕНИЯ

Эй, лэрды, леди, все сюда, услышьте песнь мою, Про День Благодарения я нынче вам спою. К семейству Джоласов меня позвали на жаркое, Мясник умыл меня, набил, зашил и всё такое. И вот в карете я качу из Гран-Пале Потэн, Но попадаю в переплет на Пляс Сен-Огюстэн: В столб въехал наш кабриолет, я лопнула от злости, Печенка выпала в кювет — ну как тут ехать в гости? Явился чистенький сержант и в новенький блокнот Все наши данные занес, употребляя код. Но я подозвала такси и дальше полетела: Мою печенку не нашли, но ждать я не хотела. И вот застава у ворот, где пошлину берут. «Ба! Матушка Гусыня! — вскричал чиновник тут. — Ведь вы при Цезаре еще считались важной птицей. На вас шнуровка и турнюр — что, были за границей?» Но я метнула на него орлиный, гордый взгляд: «То не турнюр, но трюфели мой украшают зад!» — «Пошарь в начинке, — он в ответ, за пазуху мне глянув, — Здесь такса пятьдесят монет, и никаких каштанов!» Вот я в большой банкетный зал вступила наконец — Ни дать ни взять, попала вновь к султану во дворец, И, рог наполнив золотой, я высказалась с места Во славу Турции родной и отчего насеста.