Страница 16 из 22
Я без Вас - словно скульптор без глины, Ну, и чтоб Вас сильней поразить - Я без Вас - как еврей без свинины, А страшней и не вообразить.
От прозы, этакой химеры Вернусь в привычные размеры Хорея, ямба, анапеста, А может быть (как в знак протеста Рискну, а кто же без греха?) Александрийского стиха.
Как мало надо любимой: Чтобы ее любили, Чтобы ей говорили: “Восхитительно сложена!” Чтоб со звездой экрана Сравнивали постоянно… Но вот, что действительно странно - Что того же хочет жена.
“Мысль изреченная есть ложь”. Ф.Тютчев
Мысль изреченная есть ложь? Да это явные наветы! Все эти Тютчевы и Феты - Нет, с ними правды не найдешь. Да я вступил бы с ними в спор! Нельзя же ляпать, что попало! Им проще - их давно не стало, А мне не верят до сих пор.
Гляжу на мир из-под прикрытых век. К чему сопротивление природе? Еще чуть-чуть - и грянет новый век. Дай Бог нам не застрять на переходе. Но хочется сказать календарю, Хотя давно и все за нас решили - Я в новый век желаньем не горю: Мы здесь еще чуток недогрешили. Но вот уже двенадцать стало бить… Нам стрелок бег не задержать руками. Ну, что же - значит, так тому и быть. Всех - с новым веком. С новыми грехами.
Отцу Все позади - награды и победы, И речи все бессмысленны теперь. Они не уменьшают наши беды, И горечь предсказуемых потерь. Все преходяще - слухи, пересуды, Неважно - нимб, терновый ли венец… Улыбка друга, поцелуй Иуды… Все позади. Спокойно спи, отец.
Словно с чемоданом, со своей судьбой (Для нее носильщик не положен) Мы границу века перешли с тобой, И ни виз не надо, ни таможен.
………….
Трогай, друг любезный, дальше в добрый час! Не меняй коней на переправе.
…………..
Нам вослед команда нашего двора, Что давно безгрешна и крылата Машет. А над нею - юности сестра - Песенка знакомая Булата. Григорий Дикштейн.
Жаль, что без Булата входим в новый век, Не услышим Жени и Володи… Даже если смертен грешный человек - Не убить ни слов, и ни мелодий. Память невесома, только тяжела, Из одних вериг у нас одежда. Если боли нету - значит, не жила В нас ни боль, ни память, ни надежда. Мячик волейбольный… И ладоней стук, Но не выйдет на подачу Юра. Семаков и Галич… Что же ты, мой друг, Грустен, словно песенка каюра? Мы, давай, не будем на судьбу пенять - Нас не так уж плохо изваяли. И коней нам явно незачем менять… Лишь бы нас с тобой не поменяли!
Я не верил, я думал - в кино лишь такое бывает, И совсем не весна, это все приключилось зимой. Только сердце мое каждый раз как вопрос повторяет: Она любит меня или просто играет со мной?
Мне друзья говорят: “Что ты делаешь, ты же не молод, Ну, увлекся, бывает, да ты уже дьявол седой”. Но все время в висок ударяет вопрос, словно молот: Она любит меня или просто играет со мной?
Я в отцы ей гожусь, старший сын мой - ее одногодка, Но люблю эту девочку всею любовью земной. Эти волосы, смех, эта нежность и эта походка. Неужели не любит, а только играет со мной?
Я не стар, нет, не стар - двадцать восемь - не разница вовсе, Только вот предстоит разговор мне нелегкий с женой. Я все вынесу, вытерплю, знать бы ответ на вопрос мне: Она любит меня или просто играет со мной.
У нее и улыбка, и гибкость, и смелость - от ведьмы. Она стала моей долгожданной несчастной судьбой. Посмотри мне в глаза, умоляю, и правду ответь мне: Ты ведь любишь меня или просто играешь со мной.
Мир - театр, а мы в нем - актеры. А наша жизнь давно уже рутинна, И каждый в ней свою играет роль: Вот кто-то - деревянный Буратино, А рядом с ним - не очень добрый тролль.
Хоть сами лицедеи - верим в сказки. Театр в театре - радость за гроши. И в масках мы глядим на чьи-то маски, И плачем, и смеемся от души.
На ниточках мы дергаемся тоже. Кто дернулся сильнее, тот кумир. Неважно - мы на сцене или в ложе. Вокруг - актеры. Наш театр - мир.
Не в наших силах изменить сценарий. Да и зачем? Не все ли нам равно. От первых слов и до финальных арий За нас уже расписано давно.
До запятых заучены все роли… Живет поэт, играя и смеясь, Напишет он стихи : “чего же боле…” И, раненый смертельно, рухнет в грязь.
А это просто режессер - Всевышний - Решил: вот здесь и догорит свеча. Поэт в театре жизни - явно лишний. И ввел в спектакль образ палача.
Неважно, ты плебей или патриций, Неважно, карбонарий иль премьер - Вся наша жизнь идет без репетиций, А сразу начинается с премьер.
В театре жизни и секунды ценны. Мгновенье - и сошел на вираже. Не доиграл последней мизансцены, А занавес задернули уже.
Кто знает где, в какое время года Придет покой ненужный и уют. И увертюра зазвучит как кода. Но, к счастью, нам сценарий не дают.
Не обещайте деве юной Любови вечной на земле… Б. Окуджава.
Поэты нам советы завещали, Чтоб вечной мы любви не обещали, Что это - нехорошая стезя. Любовь всегда кончается слезами. Но девы нас обманывают сами. Прелестницы! Простите, так нельзя!
Совсем другие видятся аспекты: Закрыв глаза на мелкие дефекты, (Которых, впрочем, вовсе нет у нас,) Любовей сами требуете вечных, И требуете платьев подвенечных, И тащите нас в праздничный палас.
Подарки, кольца, серьги и браслеты - Нам очень трудно уложиться в сметы, Мы успеваем страшно обнищать. А если подойти к здоровью строго - До вечности осталось так немного… Ну, как же вам любовь не обещать?!
Григорию Дикшейну к 65-летию
“… чинно шествуя к камину то ли в брюках, то ли без.
*
Или выйду в воскресенье Глупых девок охмурять.
с шаловливою пастушкой жарим дичь на вертеле.
Чтоб явиться к полуночи В Дом Любви к мадам Руже.” Григорий Дикштейн. “Грезы”.
На ночь книгу “Кама Сутра” Я читал, жуя драже. И отправился под утро В Дом Любви к мадам Руже.
Тихо лаяли собаки В бледно-розовую даль… Я шагал почти во фраке Направлялся к Пляс-Пегаль.
Представляете - в Париже Бывший харьковский еврей С каждом шагом ближе, ближе К месту красных фонарей.
В настроении шел брачном, Думал: “Девки, вам - каюк”. Был почти в наряде фрачном, То бишь в верхнем, но без брюк.
Шел с огромным интересом Посмотреть заблудших дам. Проходил Булонским лесом, Близ собора Нотр-Дам.
Путь далекий, путь неблизкий Через скверы, через парк… Берегитесь, Монны Лизки Или.. как их… Жанки Дарк.
Ох, прекрасные кокотки! (Я смотрел “Эммануель”) Подарю одной - колготки, Подарю другой - “Шанель”.
У меня французский вроде. “В добрый вечер” - “бон суар”. Я скажу “бонжур” при входе, Уходя - “оревуар”.
Мне бы выпить малость зелья - Кто бы чем бы не вертел, Враз мамзелю как газель я Навертел бы на вертел.
Вот и домик. И гризетка, Вся готовая уже. И в окно стучит нам ветка На четвертом этаже.
Эти утренние грезы… А любовь - вся впереди. Начал скромно: “Если косы…”, Намекая на дожди.
Ей растегиваю блузку, Нежно ручками греша, А она почти по-русски Говорит мне: “Но, Гриша,
Мне бы франки или марки, Ну, а песни про дождей Можешь петь, но только в парке, Там… для харьковских… людей.”
НЕОКОНЧЕННАЯ ПОВЕСТЬ О НЕНАСТОЯЩЕМ ЧЕЛОВЕКЕ - Папа! А дядя Маресьев настоящий человек? - спросил Мишка. - Да, - сказал я рассеянно. - Настоящий. - Папа! А у него ног нет? - Да, сынок, нет. - А у тебя есть? - Ты же видишь, что есть, зачем же спрашивать? - Значит, ты - ненастоящий человек?! Из разговора с моим, тогда еще пятилетним, сыном.
Все реальные герои повести - вымышлены. Боре, Володе, Саше, Мише, Фиме, Юре - моим друзьям посвящается эта коротенькая повесть.
Есть три вида пишущих людей. Одни начинают писать после того, как нечто поймут. Другие пишут, и в процессе писания начинают нечто понимать. Третьи должны написать книгу, чтобы наконец понять то, о чем они написали. И тогда они видят, что их книга написана неправильно, и.. и печатают ее. Автора не помню.