Ребут

Остался один офицер, и я обернулась, увидев его, целящегося в Каллума, который лежал на земле и пытался потушить пламя, охватившее его ноги.

Я выстрелила три раза, прицел был неточным, поскольку страх взял надо мной вверх. Последний солдат упал после третьего выстрела, и я бросилась к Каллуму, прыгая на него сверху и катая нас по грязи. Я погасила огонь на своих руках и соскочила с него, ставя парня на ноги.

Он покачнулся, его руки тряслись, когда он поднимал их, чтобы осмотреть повреждения. Его кожа была красной и обугленной местами. Рубашка почти полностью сгорела, а его штаны представляли собой выжженные куски ткани.

— Ты в порядке? — спросила я, быстро оглядевшись.

— Да, — пробормотал он. — Мне… мне очень жаль, я пытался убежать, но, как только одна взорвалась, они бросили еще одну и…

— Все хорошо, — сказала я, взяв его за руку так осторожно, как только могла. — Ты можешь бежать?

Он кивнул, морщась от боли, когда мы побежали. Нам оставалось только дойти до конца квартала; я направлялась к ближайшему укромному месту, которое только могла придумать.

Большой квадратный мусорный контейнер был, как обычно, завален мусором и стоял неподалеку от кирпичной стены школы. Я подтолкнула большой серый контейнер ближе к стене и жестом приказала Каллуму зайти за него.

Моим первым побуждением было заскочить внутрь и зарыться в мусор, но, если бы я была офицером, то я бы сразу обратила внимание на каждую вещь с крышкой или дверью, которые были закрыты. Мы не были полностью скрыты за мусорным контейнером — они смогли бы увидеть нас со стороны, под правильным углом — но это было такое открытое место для укрытия, что я понадеялась, что они даже не подумают искать нас там.

Я пролезла за него и прислонилась к стене рядом с Каллумом, бросив обеспокоенный взгляд в его сторону.

Я никогда не обгорала так, как он — его руки в некоторых местах были черными — но я все же помнила ту боль, когда горишь. Жгучая боль, от которой невозможно полностью отгородиться, смешивалась с неприятным ощущением новой кожи, натягивающейся над мертвой.

Он удерживал руки подальше от своего тела, его лицо, сморщенное, было обращено вверх так, что мне хотелось взять его в свои руки. Что сделало бы только хуже.

Я больше не могла смотреть на него, поэтому прижала ладони к своим глазам и пожалела, что не обратила более пристального внимания на время исцеления Каллума. Десять минут? Двадцать?

Я крепко зажмурилась, но, когда я оттолкнула образ наполненного болью лица Каллума из моей головы, все, что я увидела, был наркопритон.

— Веди себя тихо.

Я резко втянула воздух, когда воспоминание обрушилось на меня, так ясно, как будто это только что произошло.

« Не смотри на нее».

Это был голос моей матери, ее гнилое дыхание ласкало мое лицо, когда она шептала мне на ухо и сжимала руку на моем животике так крепко, что становилось больно.

Я не слушала ее. Я смотрела через других людей, ютившихся в страхе вокруг притона, на лицо ребута в центре комнаты.

Она заметила мой взгляд, ее светло-зеленые глаза светились в темноте.

« Сто тринадцать», — сказала она другому ребуту, и он обернулся. Она указала на меня.

« Что?» — спросил он.

« Это ребенок».

« И?»

« И ее не должно быть здесь, разве не так? Посмотри на это место».

« Это нас не касается. Мы здесь для того, чтобы схватить цель».

« Но …»

« Семьдесят один», — резко перебил он.

Она закрыла рот, вернув печальный взгляд на меня, когда уходила. Я смотрела ей в след, даже когда она ушла, жалея, что не могла последовать за ней.

Моя мать, должно быть, заметила это, потому что столкнула меня с коленей. Ее лицо было злым и полным отвращения.

Мое сердце странно забилось при воспоминании о лицах своих родителей, заполнивших мои глаза. Моя мать была блондинкой, как и я, хотя ее волосы были темнее из-за грязи и жира. У моего отца были большие кустистые брови, которые постоянно сводились вместе в печали или в глубокой задумчивости.

Я сжала руками шлем, прогоняя образы из моей головы. Я ненавидела их. Я не хотела вспоминать эти вещи. Я не хотела ехать в Остин. Боль, которая ударила мне в грудь, была настолько сильной, что на мгновение я подумала, что кто-то выстрелил в меня.

— Рэн.

Голос Каллума вырвал меня из моих мыслей, и я подняла взгляд, увидев его очаровательное, обеспокоенное лицо.

— Ты в порядке? — спросил он.

Его кожа еще не везде исцелилась, я могла видеть, как затягиваются раны и становятся розовыми перед моими глазами. Но он выглядел гораздо лучше, и я была поражена диким желанием обнять его за шею.

— Да. А ты?

Каллум повернулся и прижался своим телом к моему, кладя ладони на стену позади меня. Я вжалась в кирпич, опешив от его неожиданной близости.

— Как ты сделала это? — спросил он. Его глаза сверкнули, когда он улыбнулся мне. — Как ты заставила Лэба помочь?

— Я была на соло-миссии с Лэбом и схватила человека, который сказал, что они помогают ребутам сбегать, посылая их в какую-то резервацию. Я заключила сделку.

— Насчет его дочери?

— Мне пришлось пообещать спасти ее. Она ребут и находится в Остине.

Мои слова прозвучали неожиданно напряженно, бездыханно. Я не могла говорить правильно, когда его тело было так близко к моему.

— Что это за резервация ребутов? Они действительно живут там? Свободно?

— Я не знаю. Если честно, то сомневаюсь в этом.

— Таким образом, мы находим Адину, встречаемся с этими людьми, а потом идем в резервацию?

— Да.

— Куда мы пойдем, если ее не существует?

— Я не знаю, — сказала я, паника еще раз охватила мою грудь. — Я не думала об этом. Просто… — Я остановилась, надеясь, что мне не нужно заканчивать предложение. Но он только вопросительно поднял брови. — Я не хотела, чтобы ты умер.

Он скользнул руками по моим щекам и запрокинул мое лицо вверх, так что мне оставалось только смотреть в его темные глаза. Я думала, что он не приблизиться ни на шаг, но он наклонился и его тело слилось с моим. Его грудь опускалась и поднималась около моей, и я позволила своим рукам прикоснуться к ней.

— Спасибо.

Я заморгала, не ожидая благодарности. Не уверена, заслужила ли я ее. Я не знала, что сказать в ответ, но он не смотрел на меня так, словно ждал его.

Он должен был немного подтолкнуть свой шлем и опустить голову вниз, чтобы поцеловать меня, но я не верила, что он на самом деле собирался это сделать, пока не почувствовала, как его губы нежно прижались к моим. Мое тело вздрогнуло от неожиданности, и я почувствовала его улыбку на своих губах.

И я полностью растворилась.

Мои пальцы на ногах не нуждались в призыве на этот раз. Я поднялась на цыпочки, насколько смогла и обвила руки вокруг его шеи. Он опустил руки на мою таллию и прижал меня к своему телу.

Все было не так, как я думала раньше. Поцелуй бы меня озадачил. Как человек, я думала, что это опасно — легкий способ распространения микробов. Как ребут, это сбило меня с толку. Я не была уверена, почему людям нравилось это делать.

Только сейчас я была в замешательстве из-за того, почему кому-то хотелось целовать кого-то, кроме Каллума.

Когда он поднял голову от моей, я почти потянула ее обратно, но он улыбнулся, и я не хотела упускать этот момент.

— Я же говорил, что нравлюсь тебе.

Я рассмеялась, и полный восторг заплясал на его лице, словно он не был уверен, что это было правдивым утверждением.

Он отошел в сторону и стащил то, что осталось от его рубашки через голову. Он отцепил шлем, осторожно кладя его на землю, и рассмотрел брюки, которые были больше похожи на шорты с несколькими кусками ткани. Я могла видеть его торчащее черное нижнее белье. Он шлепнулся на землю, и я сползла по стене рядом с ним. Мой мозг хотел продолжать бежать, но мои ноги вдруг стали слабыми и неустойчивыми.