Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 53

— Вы же сказали, что пойдете сразу за мной!

— Ну, сразу за вами — понятие расплывчатое, — сказал Турик.

— Верно, — подтвердил Род. — Я хочу сказать, кто определял, как далеко позади означает сразу позади? Я думаю, вполне возможно, что человек может быть сразу за другим человеком и при этом быть довольно далеко от него.

— Точно.

— Заткнитесь! — сказал Ораторио. — Доставайте свои мечи. Мы поднимемся по этой лестнице. Я буду идти впереди. Вы пойдете позади меня, сразу позади меня, что означает, если я окажусь на вершине этой башни, а вас там не будет, то вы присоединитесь к этому демону в аду. Все ясно?

Он поднял фонарь, чтобы разглядеть, как они согласно кивают. Он коротко кивнул в ответ, отвернулся, и прижал фонарь к груди. Через несколько мгновений, решив, что их глаза привыкли к темноте, он сказал: «Вперед!» и быстрым шагом прошел вдоль парапета. На лестнице он задержался лишь для того, чтобы убедиться, что слышит топот сапог за спиной, а затем стал подниматься вверх так быстро, насколько это было возможно в тусклом свете фонаря. Перед последним поворотом он ускорил шаг, и прыгнул на крышу с вытянутым в руке мечом. Никто на него не напал. Он быстро отошел в сторону, освобождая путь следовавшим за ним мужчинам. Те уже достигли крыши, вытянув мечи в передней защите. Ораторио погасил фонарь, и все трое оглянулись в поисках призрака.

Его легко было заметить. Посреди крыши мерцал тусклый белый свет, плоский на фоне камней. Переместившись ближе, мужчины смогли различить расплывчатую фигуру человека, лежащего на боку и сжимавшего в руке бутылку. Его волосы и борода слиплись от пота, и тонкие линии эктоплазматических слюней стекали с одной стороны его челюсти. Его глаза были закрыты. Они молчали, прислушиваясь. Сквозь завывания холодного ветра они безошибочно услышали нарастающие и спадающие звуки пьяного храпа.

— О, да, — сказал Турик с отвращением. — Вне всяких сомнений. Это король, что верно, то верно.

* * *

Далеко-далеко, в стародавние времена, Двадцать королевств (плюс-минус несколько) занимали большое пространство между горами и морем. Это были сказочные государства, зачарованные земли, где законы природы превращались в правила магии. Для населения это не означало ничего хорошего. Магия в Двадцати королевствах ничем не отличалась от операции на открытом сердце в наши дни. Она требовала квалифицированных практиков с многолетней подготовкой, результаты которой часто оставляли желать лучшего, да и обучение было слишком дорого для большинства людей. Даже те, кто мог себе позволить стать волшебником, делали это неохотно, и лишь когда другого выхода не было. Но когда кто-нибудь брался за дело так, как следовало, результаты могли быть весьма впечатляющими.

Однако, в этот день не было ничего магического на дороге из Ноиля в Дамаск. Она проходила в тени гор, с густых крон деревьев все еще стекали струи воды после студеного утреннего дождя. На горном перевале было холодно даже сейчас, поздней весной, а вершины со всех сторон все еще покрывал снег.

Клубы пара шли от морд лошадей, везущих высокий двухколесный экипаж через лес, так же как и из уст двух молодых женщин, этим экипажем управлявших. Повод держала в руках исключительно красивая девушка с рыжими волосами, зелеными глазами и полными, слегка капризными губами. Руки ее были одеты в перчатки из овчины, а темный меховой плащ защищал великолепное тело.

Ее спутница, не менее очаровательная обладательница светлых волос и голубых глаз, прятала руки под добротной шерстяной накидкой. Они были оживлены в силу самоуверенности, присущей столь юному возрасту, но сейчас они выглядели озабоченными, ибо подъезжали к узкому мосту, известному как излюбленное место грабителей.

И действительно, они не были разочарованы. Прежде чем экипаж подкатил к мосту, они услышали шум реки и голоса, доносившиеся из-за деревьев, а затем, выехав из-за поворота, увидали карету, запряженную четверкой. Карета была остановлена, когда первые две лошади уже зашли на мост. Ее окружили четыре человека с обнаженными мечами. Их главарь, казалось, погрузился в глубокую дискуссию с кем-то внутри кареты.

Рыжеволосая девушка остановила экипаж и пробормотала: «Джентльмен Дик Террапин, пресловутый разбойник».

У ее спутницы расширились глаза.

— Он действительно джентльмен? — спросила она шепотом.

— Я бы не стала рассчитывать на это, Розалинд. Мужчины дают друг другу странные прозвища. «Большой Джим Смит», как правило, маленький человечек, и каждый, кто называется Малышом Джоном неизменно является гигантом. Если кто-то зовется Волосатым Хови, то можно быть уверенным…

— То, что он лысый, — закончил Розалинд. — Может, нам стоит вернуться назад?

— Я не собираюсь это делать. Они уже нас увидели, и мы не сможем обогнать их лошадей. Давай посмотрим, какую пошлину они потребуют от нас за проезд через мост.

Дик Террапин промышлял в качестве разбойника с большой дороги в течение почти шести лет, весьма значительный срок для увлечения опасными играми. Несмотря на неизвестное происхождение, где-то в течение жизни он умудрился подцепить джентльменское образование, и не упускал случая продемонстрировать его. Он и в самом деле обладал некоторыми свойствами, присущими знатным людям, ибо был жадным, ненасытным и предпочитал получать деньги, не прилагая к этому никаких усилий. Тем не менее, у него был определенный кодекс чести, не позволявший оставлять своих жертв полностью без гроша.

Обитатель кареты уже смирился с потерей кошелька. Но он впервые посещал Дамаск и наивно рассчитывал растрогать Дика, объясняя, как много он теряет денег.

— Дайте мне еще одну, — говорил он Террапину. — Четвертной это одна четверть пенни. Вот так. И тогда у вас есть один пенс, двухпенсовик, трехпенсовик, и четыре пенса.

— Нет, — сказал Террапин. — Монета в четыре пенса называется грот.

— Грот.

— Верно. И никто не говорит трехпенсовик. Она называется трешкой.

— А двенадцать пенсов?

— Шеллак. И в сутенере двадцать шеллаков.

— Бессмыслица какая-то. Почему не двенадцать или двадцать четыре? Это было бы более логично.

— Вот именно, так это и делается. Поэтому есть джимми, он равен одному сутенеру и одному шеллаку.

— Следовательно, джимми это двадцать один шеллак?

— Правильно.

— Не двадцать четыре? — Пассажир по прежнему не хотел отказываться от своей идеи денежной симметрии.

— Нет. Да, шеллак еще называют колючкой. Так что если кто-то попросит у вас «колючку и десятку», вы заплатите ему.

— Один шеллак и десять пенсов, — закончил пассажир.

— Нет, один шеллак и шесть пенсов.

— Стоп, — сказал пассажир. — Достаточно. Вы мне все мозги заморочили. Возьмите деньги. Просто оставьте мне столько, чтобы хватило на ужин и комнату в гостинице на ночь.

— Вам не следует тратить больше трех колючек, — сказал Террапин, протягивая ему назад несколько монет. — На худой конец, не позволяйте требовать с вас больше пяти. Некоторые из трактирщиков просто отпетые ворюги.

— Вам лучше знать, — кисло сказал пассажир, хлопнув дверью. Возница тронул вожжи, и карета, проехав по мосту, вскоре скрылась в густом лесу.

Разбойники тут же обратили свое внимание к экипажу. Двое мужчин заблокировали въезд на мост, третий занял позицию с левой стороны повозки, в то время как сам Террапин снял шляпу и низко поклонился рыжеволосой девушке.

— Имею ли я честь приветствовать леди Кэтрин Дурейс?

— Могу Вас заверить, вы имеете такую честь, сэр, — сказала Кэтрин. — Но я боюсь, ваше лицо мне не знакомо. Мы встречались раньше?

— Не имел такого удовольствия, — сказал Террапин. — Меня зовут Террапин.

— Мерси! — Сказала Кэтрин. Ее рука метнулась к груди, словно желая успокоить сильно забившееся сердце, но на самом деле, чтобы быть ближе к кинжалу, спрятанному в ее декольте. — Не джентльмен Дик Террапин, известный разбойник и главарь грабителей.