Страница 59 из 118
Славчо стоял, прислонясь к стене, с бессильно поникшей головой; он не мог ни поддерживать ее руками, которые были у него связаны за спиной, ни присесть, так как другой веревкой был привязан под мышки к столбу.
Он вздрогнул, открыл глаза и поглядел сперва удивленно, потом равнодушно. Наверно, понял, зачем пришел этот свирепый турок, но остался спокоен и опять вперил неподвижный взгляд в землю.
Только на лбу у него вдруг выступил пот. Ахмед-ага, с ятаганом в руке, подошел к Славчо и крикнул:
— Слушай, гяур!
Славчо поднял голову, разогнул свои одеревенелые, ослабевшие ноги. Выпрямившись, гигант оказался на три пяди выше низкорослого Ахмед-аги. Он касался головой потолка. Словно крупный зверь, он, даже крепко связанный, внушал страх своими размерами. Но Ахмед-ага знал: бояться нечего. Глаза его горели зловещим огнем, впиваясь в Славчо, безучастно смотревшего вниз.
— Теперь говори правду! — сказал Ахмед-ага.
Славчо поглядел на него и опять опустил глаза.
— Молчишь, паршивый пес? — сердито закричал турок. — Жаровня разгорается.
Зловещие слова «жаровня разгорается» способны были повергнуть в леденящий ужас даже железную душу. Славчо, как разбойнику, было лучше всех известно, для чего в таких случаях разжигают жаровню. Пот заструился по щекам его, но он молчал.
— Слушай меня! — приказал Ахмед-ага.
Славчо уставился на него.
— Говори, где видинская казна?
— Не знаю.
— Сейчас узнаешь… — сказал Ахмед-ага, ударив тупой стороной ятагана по связанной правой руке Славчо.
Удар был так силен, что ясно послышался сухой стук о локтевую кость. Славчо болезненно сморщился.
Ахмед-ага несколько раз повторял свои расспросы и угрозы, но безуспешно. Разбойник хранил упорное молчание о том, где зарыты деньги. Это привело турка в бешенство. Ему хотелось узнать без свидетелей, где то заветное место: наверно, где-нибудь недалеко.
Но Славчо не говорил, и Ахмед-ага увидел, что надо прибегнуть, по обыкновению, к пыткам. Но тогда придется позвать помощников, которые станут свидетелями неминуемой исповеди Славчо. Он кипел от ярости.
— Говори!
— Не знаю.
Несколько минут Ахмед-ага молчал, обдумывая, с каких истязаний начать.
Вдруг взгляд Славчо оживился, посветлел. Лицо его, до тех пор безжизненное и равнодушно-спокойное по отношению ко всему, что касалось его судьбы, приобрело энергичное выражение; какая-то роковая решимость внезапно овладела душой связанного пленника, и он смело устремил свой взгляд сверху прямо на турка. Тот с удовольствием заметил, что мертвенная апатия пленника вдруг исчезла; он подумал, что из страха перед пыткой Славчо решил заговорить.
Он не ошибся.
— Я знаю, где закопаны деньги, — промолвил Славчо.
— Ну, где?
Ахмед-ага вперил в пленника горящий любопытством и ненасытной алчностью взгляд.
— Мы их тут неподалеку закопали…
— Тут? Около Бели-Мела? Это мы уж знаем от того пса, что вечером околел. Расскажи подробней, где!
Славчо не ответил.
— Ну!
— Что?
— Все по порядку, И запомни: станешь врать, шкуру спущу! — сказал Ахмед-ага.
Славчо не ответил.
— Почему замолчал?
— Как же рассказывать-то, коли ты здешних мест не знаешь? Словами не объяснишь.
— Как называется это место?
— Синий берег.
— Где это? Я никакого «Синего берега» не знаю…
— У речки, над камнем над одним.
Ахмед-ага задумался. Лицо его выражало сильное волнение. Очевидно, надежда прибрать к рукам добрую половину денег не давала ему покоя, кружила голову. Но как быть? Самому ему никогда не найти ни Синего берега, ни какого-то там камня по невнятным указаниям разбойника… А заставить пленника, чтобы он сейчас, среди ночи, сам проводил Ахмед-агу к Синему берегу, — турок и мысли такой не допускал… Завтра это можно будет сделать без всякого риска, да какой прок? Чем больше он думал, тем сильней росло его нетерпение скорей стать первым владельцем тайны. Представился единственный случай разбогатеть, обеспечить себе спокойную старость — и, на тебе, это проклятое затруднение!.. Он боялся, что ночь минует, драгоценные ночные часы пройдут и он не успеет ничего сделать!
Славчо, видимо, понял, что угнетает турка.
— Давай отведу! — промолвил он.
Турок метнул на него удивленный взгляд и презрительно засмеялся:
— Ишь ты, лопоухий гяур, хитрый какой.
Славчо промолчал.
— Думаешь, я так глуп, что пущу волка в лес? Нет, брат, шалишь. Ахмед-ага — стреляный воробей.
Ахмед-ага был стреляный воробей, это правда; но без непосредственного участия разбойника не имел никакой возможности нынче же ночью овладеть кладом. Как же быть? В глазах его снова вспыхнула ярость; грозно сверкая, они вперились в разбойника.
— Разве вот жена моя покажет тебе место, — вдруг произнес Славчо, как будто эта мысль неожиданно пришла ему в голову.
— Твоя жена? Она знает?
— Нет.
— Так как же она может?
— Я ей растолкую — она пойдет и покажет.
— Нынче ночью?
— Нынче ночью. Позовите ее…
Подумав, Ахмед-ага бросил на него подозрительный взгляд.
— Почему жена?.. А мужику, кому-нибудь из крестьян, кого я приведу, ты не можешь рассказать?
— Не хочу.
— Почему такое?
— Вы завтра меня в Софию погоните — вешать. Я хочу с женой в последний раз повидаться.
— А коли не позову?
— Другим ничего рассказывать не стану.
— А что жаровня готова, знаешь?
— Делай что хочешь.
На селе пропели вторые петухи.
— Ну и хитер же ты, гяуришка, — промолвил Ахмед-ага с притворным добродушием. — Ладно, так и быть.
Он вышел, растолкал храпевшего на лестнице запти и сказал ему:
— Ступай приведи сюда Славчову молодуху. Скажи: Славчо, мол, повидаться с ней желает.
— А коль она не захочет в такую пору? — спросил запти.
— Хватай за волосы и тащи силой, каналья! — рявкнул начальник.
Запти накинул на плечи накидку и ушел. В околотке залаяли было собаки; но вскоре все вокруг опять погрузилось в молчание.
Через четверть часа во двор к Недю вошли две тени, и большие новые ворота захлопнулись за ними. Это были запти со Славчовицей. Он тихо проводил ее вниз по лестнице и постучался в подвал. Дверь отворилась, запти впустил Славчовицу, а сам остался снаружи, на своем посту.
Славчо так и впился жадными, радостными глазами в жену.
— Здравствуй, Вылкана, — тихо промолвил он.
— Славчо, Славчо! Вот как свидеться пришлось!.. Господи боже, могло ли такое в голову прийти! — со слезами заговорила она, в тоске и отчаянии ломая руки.
— Не горюй, Вылкана. Все как надо.
— Зачем звал? — спросила она плача.
— Чтоб повидаться с тобой, женушка. Кто знает, может, в последний…
— Ох, муженек, муженек мой! — запричитала Вылкана.
— Как Владко?
— Владко здоров…
— Ну, а ты как живешь-можешь?
— Как же это поймали тебя, бедный мой? Будут теперь мучить тебя, злодеи, — бормотала Вылкана, не обращая внимания на турка.
Ахмед-ага понимал по-болгарски и не пропустил ни слова из интимного разговора супругов. Обозлившись, он подошел к ним:
— Ну, нечего балясы точить! Славчо, говори своей молодухе что хотел. Я не стану зря время терять, слушая ваши охи да вздохи…
— Пойди сюда, Вылкана, — тихо сказал Славчо, посветлев лицом.
Подойдя вплотную к мужу, Вылкана печально заглянула ему в глаза.
Он, пристально глядя в глаза жены, принялся что-то шептать ей.
Турок опять рассердился.
— Нечего скрытничать, гяур… Говори так, чтоб я слышал.
Он подошел и стал возле них.
— Слушай, жена, — начал Славчо тихо, слегка дрожащим голосом. — Ты знаешь, где Синий берег?
— Знаю, Славчо.
— Вот это дело, — с удовольствием заметил Ахмед-ага.
— Повыше Синего берега — большие камни… у которых мы в детстве играли, помнишь?
— Знаю я эти камни, Славчо… — ответила Вылкана, крайне удивленная его вопросами, не имевшими ничего общего с тем страшным положением, в котором они находились.