Страница 22 из 123
В беседах с сослуживцами обер-лейтенант Гедер вполне разделял их оптимизм относительно хода военных действий на восточном фронте. И только оставшись в своей комнате наедине с Сашей, Белов мог открыто вместе с нею порадоваться успехам наших войск. Однажды — это было в самом начале декабря — он, придя вечером домой, забыв об обычной своей сдержанности, с восторгом объявил Саше:
— Наши окружили немцев под Сталинградом!
Саше захотелось захлопать в ладоши, засмеяться, запеть… Но надо было скрывать свою радость от гитлеровцев, с которыми они жили под одной крышей.
— Теперь нам прибавится работы, — предупредил Белов Сашу. — В связи с нашим наступлением немцы усилят переброску войск по железным дорогам, в том числе и по здешней линии: ведь раз уж наши начали наступать, Сталинградом дело не ограничится. Сведения о противнике командованию теперь особенно нужны. Так что вам снова придется почаще ходить за продуктами. — Белов улыбнулся: — Ведь все в комендатуре знают, что фрау Гедер любит побаловать своего мужа чем-нибудь вкусненьким, любит угостить и господина коменданта. И писарю побольше помогайте. А мне придется чаще ездить по служебным делам.
Белов и Саша продолжали свою работу, регулярно по ночам слали радиодонесения. Белов, получавший, как Саша понимала, информацию о положении на фронтах, все чаще сообщал ей новые и новые радостные вести: советские войска успешно наступают под Сталинградом и в других местах.
Приближался Новый год. В комендатуре его встречали за общим столом, и украшением его, как сказал сам господин комендант, была сидевшая между ним и своим «супругом» фрау Роз-Мари. Все с воодушевлением подняли бокалы, когда комендант провозгласил тост за победу. В этот момент Саша и Белов, переглянувшись, поняли друг друга без слов: «Пьем за нашу победу над захватчиками!» Ни пышными тостами, ни вином не могли гитлеровцы заглушить своей тревоги: русские продолжают наступать.
После Нового года лица немцев, служивших в комендатуре, становились все мрачнее, комендант ходил темнее тучи и даже со своим любимцем Гедером разговаривал порой раздраженно. Чуть не каждый январский день приносил вести, одна другой тревожнее: русскими взят город Великие Луки — важный стратегический пункт западнее Москвы. На Северном Кавказе германские войска вынуждены были оставить Моздок, Нальчик. В районе Сталинграда немецкие войска все еще в окружении, русскими предъявлен ультиматум о сдаче.
— Проклятое число! — сказал утром тринадцатого января комендант Гедеру, явившемуся к нему со служебным докладом. — Я только что получил сообщение, что русские начали наступать и на нашем участке фронта. — Комендант кивком головы показал на окно, в стекла которого вьюжный ветер хлестал сухим снегом: — Иванами снова, как в сорок нервом году под Москвой, командует генерал Стужа. Это сулит нам серьезные неприятности, мой дорогой обер-лейтенант. Мы с вами должны сделать все от нас зависящее, чтобы их было меньше. — Комендант снова покосился на окно, стекла которого звенели под ударами ветра: — Черт возьми, так может занести дорогу, придется выгонять на расчистку пути русских баб. Надо будет заблаговременно отдать распоряжение… А вас, Гедер, прошу тщательным образом следить, чтобы путь охранялся должным образом. Эта русская метель — хорошая помощница злоумышленникам. Старайтесь, Гедер!
— Буду стараться, господин майор! — щелкнул каблуками исполнительный обер-лейтенант.
С этого дня настроение сослуживцев Гедера по комендатуре ухудшалось чуть ли не с каждым часом: русские продолжают продвигаться, правда, от фронта до Щигров еще больше сотни километров, но он приближается…
Прошло несколько дней. Теперь Белов подолгу задерживался на службе и домой возвращался поздно: как и все офицеры комендатуры, он был очень занят — в связи с нашим наступлением у противника усилилось движение через Щигры. Но еще более Белов был занят делом, ради которого находился там. Если бы немцы знали, что по ночам прямо из здания комендатуры в Щиграх советскому командованию передаются все сведения о передвижениях их войск на воронежском участке фронта, если бы знали, что этим занимается обер-лейтенант Гедер и его жена!
Восемнадцатого января — Саше запомнилось это число — Белов, поздно ночью вернувшись домой, сказал ей:
— Знаете новость? Наши под Острогожском окружили группу «Крамер» — пять дивизий! Теперь домолачивают.
— Острогожск? Это ж совсем близко от Коротояка! — взволновалась Саша. — Страшно вспомнить, сколько тогда фашисты на коротоякской переправе народа загубили… Ну, теперь им на том самом месте слезы отольются! Пусть их там так же бомбят, как они матерей с детьми бомбили!
А еще через несколько дней стало известно, что советские войска одновременно с севера и с юга начали наступление в направлении станции Касторной. Это чрезвычайно встревожило всех немцев в Щиграх. От Касторной до Щигров меньше ста километров. Если русских не остановят, положение станет катастрофическим. В комендатуре стали всерьез поговаривать о возможной эвакуации. Но приказа о ней еще не было. Возможно, немецкое командование надеялось, что положение удастся выправить и русские до Щигров не дойдут. Тем не менее комендант, встретив как-то в коридоре комендатуры Сашу и Белова, сказал ему:
— Не пора ли отправить вам жену подальше от фронта, Гедер? Сами понимаете: на войне возможны всякие неожиданности…
— Спасибо за заботу, господин майор! — поблагодарил Белов. — Я думаю, что…
— О нет, нет! — перебила его Саша. — Мне с Адольфом ничего не страшно, я готова быть с ним всюду! Я не могу оставить его.
— Ваша решимость делает вам честь, Роз-Мари, — похвалил Сашу комендант. — Это решимость настоящей германской женщины. Но опасности войны — это все-таки не для женщин.
— Вы правы, господин майор, — поспешил согласиться с комендантом Белов. — Но ведь еще есть время. А главное — я твердо верю, что мы остановим русских!
— Да, да, конечно… — комендант, возможно, несколько смутился тем, что его подчиненный проявил больше веры в силу германского оружия, чем он сам. — Обстановка подскажет вам решение.
С каждым днем все нервознее вели себя сослуживцы Гедера: привыкшие к тыловой жизни, все они жаждали приказа об эвакуации, зная, что с каждым днем фронт на сколько-то километров приближается к Щиграм. Двадцать пятого января стало известно, что русские уже полностью заняли Воронеж. Двадцать восьмого — что русские с юга и севера подошли вплотную к Касторной, окружив несколько немецких дивизий, пытавшихся удержать оборону западнее только что оставленного ими Воронежа.
«Наши вышли к Касторной!» — Саше с трудом удавалось скрыть свою радость от осточертевших ей гитлеровцев. А радость била в ней ключом: «Если наши вышли с юга к Касторной, значит, им остается совсем немного до Рогозцев. А может быть, Рогозцы уже и свободны? Как там мама, Ниночка, уцелели, нет ли?» Тревога о матери и о маленькой сестренке, о которых она не знала ничего вот уже полгода и ни на день не переставала беспокоиться, смешивалась с радостным предчувствием встречи с ними. Все эти полгода Саша жила со странным чувством недоступности и одновременно близости к родному дому: от Щигров до Рогозцов не очень далеко, всего какой-нибудь час езды на автомашине; но Саша, обязанная оставаться в роли жены Гедера, не имела права на риск.
Уже перестали ходить поезда. Через Щигры на запад тянулись обозы отступающих немецких частей, катились грузовики и санитарные машины, полные раненых. В комендатуре служба еще шла, но уже был получен приказ готовиться к эвакуации в любой момент.
Белов теперь целыми днями пропадал, оставляя Сашу одну.
Однажды он ушел, как это довольно часто случалось в последнее время, еще затемно, когда Саша спала. Лишь сквозь сон она слышала, как Андрей собирался, и, когда ушел, снова заснула. Но вскоре ее разбудил встревоженный шепот:
— Одевайтесь быстрее, Наташа!
Она открыла глаза. Белов стоял спиной к двери, плотно прижимая ее спиной:
— Нас выследили! В комендатуре еще никто не знает, уходите немедленно! — Он повернул ключ в двери, запирая ее. — Из гестапо могут явиться в любую минуту. Если начнут ломиться в дверь, я задержу. — Белов положил руку на кобуру. — А вы тогда в окно!