Всех помню…

В кабине ближнего экскаватора виднелось сосредоточенное лицо солдата, ловко управляющего рычагами. Он вскинул на нас глаза, приветливо улыбнулся и снова углубился в работу. За полчаса под стрелой его экскаватора побывало шесть самосвалов. У соседних — по пять.

— Вашего «артиста» зовут?..

— Иван Кузнецов, рядовой, — ответил Федоренко, и тут до меня дошло, что это именно тот экскаваторщик, который на митинге по случаю пуска дороги Бам — Тында сказал, что самый главный и мощный механизм на БАМе — социалистическое соревнование, ударный труд.

Судьба у этого парня самая обычная. Родом он из Поволжья, из села Ерыкла Алексеевского района Татарской АССР. Отец, Петр Васильевич, солдат-артиллерист, израненный на фронте, как он любил говорить, «и бомбой, и пулей», десять послевоенных лет проплотничал в совхозе и, едва дождавшись рождения сына, умер от старых ран.

Анастасия Петровна, его жена, вырастила сына. Иван работал механизатором в своем совхозе, работал старательно, и товарищи мужа говорили: «Отец бы видел — порадовался!»

Иван Кузнецов с охотой пошел служить в железнодорожные войска, даже обрадовался, когда узнал, что направлен в техническую часть; механизмы для него — хлебом не корми, дай только повозиться с ними.

А повозиться пришлось. Ремонтной команде, в состав которой зачислен был рядовой Кузнецов, поручили восстановить вышедшую из строя на мерзлых грунтах землеройную технику. Первым «клиентом» оказался экскаватор. Ремонтники, совсем еще зеленые юнцы, ломали голову: как подступиться к машине?.. А тут еще заболел их командир, лейтенант-инженер. Два дня Иван ползал от одного узла экскаватора к другому, то и дело заглядывая в наставление по эксплуатации и техническому уходу за агрегатом, пока, наконец, не разобрался в его устройстве и характере повреждений. Позвал в помощь двух земляков, тоже первогодков, растолковал, что надо делать.

С рвением взялись они за гаечные ключи и… переусердствовали: выздоровевший командир не обнаружил экскаватора на ремонтной площадке. Глазам его предстали только ровно уложенные ряды деталей…

— Соберем, товарищ лейтенант, — уверенно сказал Иван. — Разбирать труднее было. Заржавел очень, в плохих руках, видно, находился.

На сборку ушло меньше времени, чем на демонтаж. Иван еще в совхозе научился и газо- и электросварке, так что и эти виды работ бригада завершила без посторонней помощи. Агрегат стал, как новенький.

— Жалко отдавать, — признался Иван командиру. — Я бы сам попробовал на нем работать. Вот увидите: получится!

— Пишите рапорт: «Прошу перевести на экскаваторный комплекс…» — посоветовал лейтенант.

Командир части удовлетворил просьбу солдата, и вскоре, как только на Гилюе окреп лед, Кузнецов повел машину на карьер.

Водители самосвалов встретили нового экскаваторщика настороженно: и у самого опыта нет, и машина из ремонта. Но уже через несколько дней заметили: даже если под ковшом новичка ожидали загрузки три-четыре КрАЗа, а у соседа — два, все равно выгоднее стать в длинную очередь: быстрее уедешь. А прошел месяц, и Иван Кузнецов стал «королем» карьера. Это признали и опытные экскаваторщики. «Верная рука у парня, глаз точный. И машину любит», — сказал о нем кавалер ордена Ленина Владимир Васильевич Гончаров, механик карьера.

В январе нынешнего года ударил сильный мороз. Солдаты жгли в карьере костры. Шоферы, подъезжая, с тревогой всматривались в морозную дымку: не сложили ли экскаваторы свои железные «руки»?

В один из дней в первый же час ночной смены на экскаваторе, работавшем рядом с машиной Ивана, отказала система наводки стрелы. Молодой солдат Гудилин, незадолго до того сменивший ефрейтора Рябова — тот отслужил положенный срок и теперь работает «на гражданке», в мехколонне № 94 треста «БАМстроймеханизация», — превысил допустимую нагрузку на механизм. В обычную погоду, может, все и обошлось бы, а в мороз металл становится хрупким, вот и лопнул кронштейн. Ковш беспомощно повис на стреле, не поддаваясь управлению ни с автоматического пульта, ни вручную.

Осмотрев пострадавшую машину, Иван нахлобучил поглубже шапку и подмигнул своему помощнику Василию Соловьеву:

— Ну как, пересядем на этого коня?

— А наш стоять будет?

— Зачем ему стоять? Гудилин с помощником поработает. Не срывать же график!

Иван отправил один из самосвалов в военный городок за новым кронштейном, а сам полез на вершину стрелы снимать лопнувшую деталь. Мороз, ветер, качающаяся стрела, липнущее к рукам ледяное железо.

Двести сорок минут — ровно столько потребовалось солдату и его помощнику на ремонт экскаватора.

Не подкачал и Гудилин. Шоферы только утром узнали, что всю ночь на их любимом экскаваторе работал другой машинист…

Добавлю к рассказу о солдате Иване Петровиче Кузнецове: через неделю после той памятной ночи коммунисты части приняли его кандидатом в члены КПСС. Узнав об этом, я вынул из своей записной книжки рекламный календарик Аэрофлота и подсчитал: Кузнецов получит партийный билет как раз накануне XXV съезда партии.

От карьера к военному городку, построенному воинами-железнодорожниками на высоком берегу Гилюя, я ехал в кабине КрАЗа, за рулем которого сидел Петр Пасисниченко, солдат второго года службы.

Рассекая черную воду таежной реки-дороги, он рассказывал о своей довоенной жизни, расхваливал на все лады и Украину, и Донецк, куда частенько наезжал, и родной город Амвросиевку: «Сады, сады, куда ни глянь. Ни тайги, ни болот, ни комарья проклятущего — одни сады». И вдруг: «Отслужу — здесь останусь. Дивчину свою выпишу, в Тынде всем молодоженам по комнате дают».

Я подивился столь неожиданному повороту.

— А кто же БАМ будет строить? — сказал он. — Я уеду, другой, третий. Приедут новые — опять привыкай, осваивайся. Так его и за сто лет не построишь. А надо — за десять. Раз уж я начал, мне и заканчивать. А на Украину в отпуск полечу, раз — и там.

Он помолчал, огибая крутой поворот, и бесхитростно добавил:

— Орден заработаю. Обязательно!

— Ишь, как вы все спланировали: и дивчину, и комнату, и орден.

— А как же! На этот год многие наши солдаты взяли обязательство выполнять ежедневно по полторы нормы — и выполняют…

Вечером, отыскав меня в одном из домиков военного городка, Пасисниченко попросил, как он выразился, «личной беседы». Мы вышли с ним на крылечко.

— Вы, может, чего не так поняли, ну, насчет ордена и прочего, — заговорил он. — Думаете, наверное, вот карьерист какой… А я не карьерист. Когда у себя в Амвросиевке на курсах шоферов учился, при ДОСААФе, был там один преподаватель, из фронтовиков. Всю войну за баранкой — какое может быть геройство? А у него вся грудь в орденах. Оказывается, он на войне новый способ придумал: как переправлять машины через обстреливаемый участок. А я окончил курсы, сел на машину, стал на базе «Сельхозтехники» работать. Что бы такое сделать, думаю, исключительное? Ничего не придумал. В армию взяли, на БАМ посылают! Обрадовался я, не передать!.. И разве зазорно, что я хочу отличиться?..

Солдат посмотрел на высокие звезды в ясном ночном небе, бросил взгляд на ровные ряды бревенчатых домиков, где спали его друзья, неожиданно сказал:

— Разрешите идти?..

Я подумал, как быстро мужают люди здесь, на БАМе. И вспомнил недавно рассказанный мне случай.

…На одном из участков магистрали мостовой железнодорожный батальон возводил мост. Минувшим летом во второй половине мая и в районе строительства, и выше, в горах, где берет начало река, зарядили проливные дожди. Вода прибывала с каждым часом и грозила опрокинуть, снести ряжевые опоры, еще только наполовину забутованные камнем.

Командир батальона и его заместитель по политчасти собрали коммунистов и комсомольцев обсудить грозное положение. «У меня есть план, — сказал комсомолец сержант Нодар Шенгелия. — Надо добраться вплавь до опор, закрепить на них тросы и, пока не пройдет наводнение, удерживать опоры тракторами. Добровольцы, уверен, найдутся».