Только по любви

Улыбка Дэвида была мрачной.

— Так думает и король. Он не будет миндальничать с ним, если он покажется.

— Хорошая причина остаться в тени.

— Будучи виновным или нет, — сухо ответил Дэвид, соглашаясь.

За балдахином раздалось шуршание. Хотя и он, и Дэвид услышали его, оба притворились, что ничего не слышали.

— Куда он мог поехать? — спросил он. — Кого он может знать, кто бы укрыл его?

— Никто не может сказать, — ответил Дэвид. — Он знал всех, был любим дамами, но имел мало настоящих друзей.

— Он не мог исчезнуть, если не добрался до побережья и не переправился на континент на пароме.

— Невозможно, — казалось, Дэвид не раздумывал ни минуты. Он подошел к ванне, где стояла холодная, мыльная вода с прошлой ночи. Наклонившись, подобрал рейтузы Рэнда, его дублет и рубашку, перекинув их через руку.

— Невозможно, — повторил Рэнд задумчиво, — но это вероятно? Оставил бы он всех тех, кого знает здесь? — Он подумал о людях, которых знал трубадур, особенно об Изабель. На месте Мастера празднеств он бы не покинул ее, не попытавшись очистить свое имя.

— Вы думаете, он пытался убить короля? — спросил Дэвид, наклонив голову, так что смотрел на него искоса.

— Один Господь знает, — сказала Рэнд. — Любой за высоким столом мог быть избранной жертвой.

— Или все вы, — сказал его оруженосец.

Рэнд промолчал. Это было слишком близко к истине, чтобы требовался ответ.

— Так мы проведем день в поисках вместе с остальными?

— Провели бы, если бы я мог, но король не разрешит. Возможно, я каким-то образом могу руководить поисковой кампанией из зала. Не знаю, что еще можно сделать.

Его оруженосец подобрал сорочку Изабель там, куда она приземлилась — рядом с ножкой кровати. Встряхнув ее, он подержал ее навесу одно мгновение, затем перекинул через руку. Рэнд подумал, что он, должно быть, собирается отнести ее служанке Изабель для стирки, но не стал спрашивать.

— Вы уверены, что способны на это? — спросил юноша, не отрывая взгляда от того, что делает.

Рэнд невольно посмотрел на кровать:

— Я уверен.

— Я имел в виду из-за травм, полученных во время побоища, и ваших ожогов.

— Конечно, — сказал Рэнд ворча, пока шел к двери и открывал ее. — Ты не возвращайся, а жди меня на конюшне в нужное время. Можешь послать служанку моей жены к ней, но не сейчас. Через час подойдет. Возможно, через два.

— Да, — сказал Дэвид, его лицо ничего не выражало, хотя озорные искры промелькнули в голубых глубинах его глаз.

Рэнд захлопнул за оруженосцем дверь. Отвернувшись, он налил вина, добавил воды, взял корзинку со свежеиспеченным хлебом и подошел к кровати. Балдахин распахнулся, и Изабель взяла вино, схватила его за запястье и втянула в укрытие.

Это было как раз перед полуденной трапезой. Прошло несколько долгих часов после того, как Рэнд оставил ее, когда Изабель получила записку. Она прочитала ее с некоторой опаской. Леон просил встретиться с ним в аббатстве. Он будет ждать ее прихода.

Она могла догадаться, почему он выбрал церковь. Он мог заявить о неприкосновенности убежища, если будет обнаружен, как и многие другие в последние годы, особенно королева Эдуарда IV и ее дети, когда трон захватил Ричард III. Изабель гадала, помнил ли бывший Мастер празднеств, что люди Генриха нарушили неприкосновенность убежища после победы на Босвортском поле и могут сделать это снова.

Ей не следует идти. Тайно встречаться с человеком, которого разыскивает король — смертельно опасно. Более того, она была замужем и понимала, что Рэнда вряд ли обрадует свидание жены с другим мужчиной, особенно с красивым трубадуром. Она видела его ярость в битве и не хотела быть ее объектом.

С другой стороны, Леон был другом. За его кокетливым подшучиванием скрывалось доброе сердце. Он дал ей и ее сестрам безопасность при дворе, был их защитой от алчных мерзавцев задолго до того, как она была обещана Рэнду/Изабель не могла поверить в то, что он пытался навредить кому-либо, особенно ей или Елизавете. Он был любимцем женщин и ценил их больше, чем большинство мужчин. Он также защищал их. То, что он послал записку, могло означать только одно: он отчаянно нуждался в помощи. А что ему еще оставалось делать, когда все было обращено против него? Сейчас, как никогда, ему нужны его друзья.

Кроме того, она очень хотела знать, что он может сказать о взрыве. Если она узнает от него, что стало его причиной, кто взорвал и почему, разве не будет это полезным?

Рэнд, кажется, считает, что взрыв был направлен на всех, кто сидел за высоким столом. Она не могла согласиться с этим. Это был несчастный случай. И все. Если бы у него была возможность, Леон бы объяснил это и все могли бы вздохнуть спокойно.

Мастер празднеств не представлял для нее угрозы. Если ее увидят с ним, она, безусловно, сможет объяснить это Рэнду. У ее молодого мужа нет причин сомневаться в ее верности; он должен знать, что был единственным мужчиной, к которому она была расположена в данный момент. Не то чтобы она испытывала к нему какие-то чувства, не относящиеся к мощной привлекательности его тела, но у нее просто не было сил, чтобы расходовать их на другого.

Что чувствовал к ней Рэнд, она не могла даже предложить. Он желал ее, казалось, был без ума от ее поцелуев и ее прикосновений, но мужчины были загадкой в этом отношении. Они брали то, что хотели, и шли по своим делам, как будто это ничего не значило. Возможно, так и было, и Рэнду будет все равно, если она пообщается с Леоном.

Да и, возможно, никто не увидит их, никто никогда и не узнает, что она говорила с ним.

Аббатство было пустынным, когда она вошла, так как все готовились к главной трапезе дня. Витражные стекла окон светились в полумраке. Свечи мерцали, едва рассеивая темноту, дым от них спиралевидно поднимался вверх и образовывал серо-голубую дымку под высоким потолком. Изабель преклонила колени, помолилась, затем села на скамью и откинулась на ее спинку в ожидании.

Никто не ждал ее. Никто не пришел и не искал ее.

Она сидела и смотрела на изваяние Девы Марии, пока ее мысли бродили вокруг свадебной церемонии в королевской часовне. Каким далеким это казалось, подумала она, хотя произошло только вчера. Столько всего случилось. Она вспомнила совокупления с Рэндом за балдахином. Она прогнала эти мысли с виноватым румянцем, так как они были неподходящими для целомудренной окружающей обстановки. Она размышляла, достаточно ли хорошо чувствовала себя королева для поездки, предпринятой по приказу короля. Боялась ли она предстоящих родов? Сожалела ли о разлуке с Генрихом или испытывала облегчение, удалившись от его священной, требовательной персоны?

Женщины, окружающие Елизавету, безусловно, пошлют за ним, когда начнутся роды. Поскачет ли он к ней, предложит ли помощь женщине, на которой женился, потому что это было необходимо для укрепления его царствования? Или он будет ждать, пока не услышит, что она родила сына, которого он страстно желал?

Ребенок, появившийся на свет, будет наследником Генриха, но он будет также и наследником его матери, Елизаветы Йоркской. Приходило ли когда-нибудь в голову Генриху, гадала Изабель, что он узурпировал трон у женщины, которая будет носить его ребенка? Думал ли он когда-нибудь, что его сын, если таковой родится, как ему обещали, будет единственным действительно законным претендентом на трон мужского пола по прямой линии?

Если эта мысль и приходила время от времени в голову нежной, хрупкой Елизавете, то она никогда не упоминала об этом.

Сколько времени Изабель сидела в тихом аббатстве, она не знала, хотя это было достаточно долго, чтобы устать от жесткого сиденья. Мимо прошел священник, улыбнувшись ей с жестом благословения, пока шел своей дорогой. Пожилая женщина пришла, помолилась и ушла. Две монахини пришли для ритуальных молитв, между которыми они шептались.

Леон не появился. Он передумал или ему помешали прийти.

Изабель встала, чтобы уйти, двигаясь по направлению к большим главным вратам. Она не дошла до них несколько ярдов, как раз проходила мимо затемненной ниши, когда из тени раздался голос: