Приговор судьи

— Майор, пристегнуться! — я упал на сидение рядом с Анатолием, недолго думая схватил его за отворот милицейского бушлата, развернул лицом к себе и прямо в лицо прокричал: — Нестеров, это приказ! Пристегнуться, тебе го-во-рят…

Последнее слово своего грозного приказа я произнес очень тихо и кажется по слогам. Удивительно, что у меня вообще это получилось. Ведь когда ты смотришь в такие глаза, слова застревают в глотке, и вместо них на свет рвется одно нечленораздельное бульканье. А еще хочется забиться под лавку, благо они в вертолете длинные, вдоль всего борта, и сидеть там как мышка.

Глаза у Нестерова и впрямь были странными. Даже больше чем странными. Они казались нечеловеческими. Радужная оболочка стала очень темной и расширилась так, что почти закрыла белки. О том остались ли в этих чернильно-черных, тускло поблескивающих каплях зрачки, приходилось лишь догадываться.

Очередной скачек винтокрылой машины хорошенько встряхнул меня и тем самым привел в чувства. Да и не только меня. Нестеров вроде тоже зашевелился:

— Я сейчас… Я сделаю… — он стал беспомощно шарить руками по рваной сидушке.

— Держи, — пришлось самолично отыскать привязные ремни и сунуть их в руки милиционера.

Кроме этих неведомо как и почему изменившихся глаз других метаморфоз я в Анатолии не заметил, ни во внешности, ни в поведении, а потому от души как-то сразу отлегло. Глаза это мелочь, глаза это еще ничего не значит. Может перепад давления или еще что… Потом глядишь все и пройдет, нормализуется. Я ведь верю… неизвестно почему верю в этого гребанного старого мента.

За бортом вдруг неожиданно потемнело, резко потемнело, и это сразу привлекло мое внимание. Что за новый цирк-зоопарк такой? Куда ж это мы опять вляпались?

В действительности все оказалось не так страшно. Просто наша вертушка уже заходила на посадку, и поток воздуха от винта поднял целый смерч мелкой черной пыли, которая устилала всю округу. В условиях пониженной гравитации это было очень легко, а вот осадить ее…

Словно прочитав мои мысли, Костя Соколовский отстегнул привязные ремни и метнулся к открытой наружной двери. Капитан задрал ствол «Утеса» и быстро втянул пулемет внутрь пассажирской кабины. После этого спецназовец ловко и сноровисто задвинул дверную панель.

— Спасибо, Костя! — Ипатич благодарно закивал своей седой головой.

— Без проблем, — капитан вернулся на свое место.

— А она герметичная? — Серебрянцев поинтересовался уже у всех присутствующих.

— По крайней мере, пыль точно не пропустит, — обнадежил его капитан. — Я в Средней Азии песчаную бурю внутри такой же вертушки пережидал. Так что в курсе вопроса.

За время этого в принципе короткого разговора вертолет резко снизился. Конечно сквозь иллюминаторы ничего видно не было, но я чувствовал это каким-то внутренним чутьем. И еще я понимал: наш пилот тоже ничего не видит, а значит посадка может оказаться весьма и весьма жесткой.

— Всем держаться! Крепко! — я успел выкрикнуть лишь это, и тут же, буквально тут же последовал удар, хорошенько перетряхнувший все наши внутренности.

Когда гул двигателей уже заметно стих, открылась дверь пилотской кабины, и из нее показался взмыленный Загребельный.

— Фух, ну и посадочка была! — выдохнул он. — А ведь спокойно могли и гробануться, если бы не Сергеич.

— Почему мотыляло так? — я потер ушиблены локоть.

— Не предназначена наша машина для полета в таких условиях, — глубокомысленно протянул подполковник ФСБ.

Только Андрюха это произнес, как из кабины вышел пилот. Видок у Летяева был такой же как и у Лешего: тяжелое дыхание, хмурое лицо, растрепанные, приклеившиеся к потному лбу волосы.

— Черти что, никогда не видел такого… — Сергеич вытер пот манжетом своей летной куртки. — Вдруг словно винт перестал нести, да еще и ветер в добавку. Говорил же это не туман, а ураган прямо какой-то.

— Что не видать урагана, — я повернул голову и поглядел в иллюминатор, за которым медленно и плавно оседали клубы антрацитовой пыли.

— Я же говорю, не предназначена вертушка для таких перипетий, — Загребельный вернулся к своей мысли. — Тут уже все другое: гравитация, плотность воздуха, давление, да и еще бог знает что. — Словно ища поддержки своей гипотезы, Андрюха вопросительно поглядел на Серебрянцева, и тот согласно кивнул.

— Он… — Лиза осеклась, а потом попробовала снова. — Главный предупреждал об этом.

— А мы, дураки, на вертушке поперлись! — мне ничего не оставалось, как раскаяно покачать головой.

— Шли мы нормально, штатно, — не согласился Летяев, — пока не приблизились к этому… — летчик кивнул в сторону пилотской кабины, и сразу стало понятно, что именно в той стороне текли бесконечные реки зловещего серого тумана.

— Главный сказал, что переход будет походить на «зеркало», — задумчиво протянул Леший.

— ЭТО не похоже на «зеркало», — авторитетно заявил я.

— Тот-то и оно что не похоже, — Андрюха тяжело вздохнул.

— Значит надо исследовать это новое явление, — нашелся младший научный сотрудник Физического института имени Лебедева.

— Дорогой Даниил Ипатиевич, — Леший очень невесело улыбнулся. — Вон они могут вам рассказать, что случалось с такими вот исследователями. — Андрюха указал на угрюмых и насупленных брата и сестру Орловых.

После слов чекиста в пассажирском отсеке вертолета повисла напряженная гнетущая тишина. Каждый понимал, что ситуация патовая. Стена этого странного тумана становилась между нами и главной целью экспедиции — белорусским городом Могилев. И с этой преградой ничего не поделаешь, не развеешь, не обойдешь. Хотя, собственно говоря, почему не обойдешь? На этот вопрос, который я и поспешил озвучить, ответил Егор Летяев:

— Топлива у нас с гулькин нос, едва-едва до Белоруссии хватит. А если мы еще и кружить станем… — Летяев махнул рукой, отгоняя эту безумную мысль. — Тогда вообще можем оказаться с пустыми баками, да еще и в стороне от маршрута.

— Согласен, — подписался под словами пилота Леший. — Этому туману конца и края не видно. Попытаемся его обойти, и не в Белоруссии окажемся, а в Латвии, а то и в Эстонии.

Упоминание о Латвии всколыхнуло в моей памяти воспоминание о Крайчике, Нине, Горобце, Ковалеве и даже о гребанном придурке Кальцеве. Все они ушли искать счастья именно туда. Интересно нашли ли? Живы ли?

Пока я перебирал в памяти лица Одинцовцев, мой старый боевой товарищ взялся за свою работу, обычную работу обычного русского чекиста.

— Лиза, Павел, — Загребельный подошел к нашей молодой сталкерсокй смене и уселся напротив. — А ну, давайте, вспоминайте все что знаете об этом тумане, все что когда-нибудь видели и слышали.

— Мы только издалека его видели. Всего один раз, — призналась девушка. — Он очень быстро двигался, а потому находиться близко было опасно.

— Но туман был не такой плотный, это точно, — перебил сестру Пашка. — Ну, а этот хоть топором руби.

— Такс-с, понятно. Что еще? — Андрюха наморщил лоб, пытаясь понять дает ему что-либо эта информация или нет.

— Один мужик говорил, что видел в тумане что то, — сообщил пацан. При этом он понизил голос, словно речь шла о какой-то страшной тайне.

— Это ты о том, что Тараканыч болтал? — Лиза испытывающе уставилась на брата.

— А чего вы ему не верили? — Пашка ощетинился невидимыми колючками, как разъяренный ежик. — Он божился, что своими глазами видел.

— Да Тараканыч неделями не просыхал! — не сдавалась девушка. — А спьяну еще не такое привидится!

— Тараканыч, значит? — Леший наморщил лоб, пытаясь составить впечатление о персонаже из Пашкиного рассказа.

— Ну да, Тараканыч, — подтвердила Лиза. — Его сразу так все и прозвали. Такой весь из себя худой, маленький и усы вечно торчком, прямо как у таракана. Говорили, что он где-то запасы спиртного откопал. Никому не говорил, только сам хлестал втихаря. — Сообщая об этом, девушка брезгливо скривилась, тем самым выражая свое отношение как к личности Тараканыча, так и к проблеме алкоголизма в целом.