Страница 3 из 75
Хедин не стал возражать против этой характеристики и выдал длинный монолог о здоровой жизни в пустынях и горах Азии:
— Много движения, покой, почти никакого спиртного, хорошая пища, свежая, никаких консервов — и особенно густое желтое тибетское кислое молоко.
— Да, да, — подхватил Гитлер, — кислое молоко — лучший из всех продуктов.
В конце Хедину удалось подвести разговор к теме, которая его интересовала:
— Но, господин рейхсканцлер, что вы скажете по поводу Финляндии?
Вместо ответа Гитлер прочитал цитату из финской газеты, критикующую Германию.
— Видите, что финны думают о нас? Вы можете понять, господин доктор, что я не особенно жажду вмешиваться в финские дела, когда ко мне там относятся подобным образом, — сказал Гитлер и с недовольной миной сунул газету в карман кителя.
Хедин покидал рейхсканцелярию не в лучшем настроении. Гитлер не захотел помочь Финляндии заключить мир. «Но может быть, он передумает после того, как более основательно изучит этот вопрос и поймет, что я прав даже с позиций Германии», — утешал он себя.
Но этого не случилось. Примерно в то же время, когда Гитлер принимал Хедина, русские получили от финнов предложение о прекращении огня. 12 марта 1940 года в Москве был подписан мирный договор.
Два месяца спустя мысли Хедина были заняты уже не русской угрозой Финляндии, а немецкой угрозой Швеции. В начале апреля Германия оккупировала Данию и Норвегию, месяцем позже — Бельгию, Нидерланды, Люксембург, а в июне немецкие войска вошли в Париж. Хедин был крайне обеспокоен, он считал вероятность как британского, так и немецкого вторжения в Швецию очень высокой. В обоих случаях Швеция теряла свой нейтралитет и оказывалась втянутой в войну.
Двадцать шестого октября 1940 года он вновь приехал в Германию, но казалось, что Гитлер не испытывает особо горячего желания с ним встречаться. Недели проходили без желаемого результата. Хедин ездил по стране, читал лекции, встречался со старыми друзьями и знакомыми. За исключением воздушной тревоги жизнь Германии шла своим чередом, вполне обыкновенно.
Встречи с Гитлером Хедину пришлось ждать шесть недель. Накануне он обсудил с Арвидом Риккертом, шведским представителем в Германии, пять вопросов, которые он должен был поднять во время разговора с рейхсканцлером. Хедин был главным каналом, связывающим Швецию и германское руководство.
Как обычно, Отто Мейсснер встретил его у входа в рейхсканцелярию.
— Фюрер с нетерпением ждет встречи с вами. Что касается Швеции и Финляндии, вы можете быть совершенно спокойны, — успокоил его Мейсснер, когда они шли через мраморные залы канцелярии к приемной Гитлера.
Им пришлось немного подождать, прежде чем двери в противоположном конце комнаты открылись. Гитлер только что закончил многочасовое совещание с военным руководством. Несколько секунд он отдыхал и концентрировался, прежде чем подал знак своему адъютанту пригласить Хедина. Едва он вошел, как Гитлер быстрым шагом пошел ему навстречу.
Он взял Хедина под руку, повел в дальний угол кабинета и усадил, как обычно, на диване, а сам устроился в кресле напротив. Гитлер не спал четыре ночи, время от времени он массировал глаза, но, похоже, был в отличном настроении. Хедину показалось, что фюрер хочет поделиться с ним какими-то хорошими новостями.
После непродолжительного ни к чему не обязывающего светского разговора предчувствия Хедина подтвердились. Гитлер сообщил ему о недавнем визите в Берлин русского министра иностранных дел Молотова.
— Я никому об этом не рассказываю, но я глубоко вам доверяю и могу поделиться: Молотов приезжал в Берлин с требованиями финских территорий. Он сообщил, что Россия хотела бы занять всю Финляндию, но я с самого начала ясно дал понять Молотову, что дальнейшее продвижение русских на финскую территорию определенно противоречит целям и желаниям Германии. Но пожалуйста, помните, господин доктор, что эта новость предназначена только вам и ни при каких обстоятельствах не должна никому передаваться.
Хедин выдал нечто вроде поклона, не вставая с дивана.
— Я понимаю и обещаю это — и искренне вас благодарю, господин рейхсканцлер. Но позволите ли вы мне рассказать об этом королю?
Хедин обычно докладывал о своих встречах с Гитлером Густаву V и министру иностранных дел Кристиану Гюнтеру.
— Да, конечно, но только королю, — ответил Гитлер и продолжил: — Финляндии есть за что меня благодарить. Что бы они делали, если бы я уступил России?
По мнению Гитлера, русской угрозы Финляндии больше не существовало. Он продолжил похваляться немецкой мощью и военными успехами. И между делом пообещал лишить англичан иллюзии, что их позиции в Средиземном море такие сильные…
Рейхсканцлер наконец закончил свою филиппику, и Хедин перевел разговор на Швецию:
— Очень многие в Швеции опасаются, что Германия по тем или иным причинам может ограничить свободу нашей страны и нашего народа.
Гитлер похихикал и замахал рукой:
— Да нет, Свен, что вы! Мы ни в малейшей степени не собираемся нарушать вашей свободы и самобытности.
И беседующие господа погрузились в душевное единение. Воодушевленный Хедин патетично произнес:
— Шведы, включая и эмигрировавших в другие страны, в своем большинстве гордый народ, патриотичный, с развитым чувством самосознания. Наши рабочие считают, что они демократы, но на самом деле они все без исключения аристократы.
Гитлер опять похихикал и сказал, что положение Швеции окажется под угрозой лишь в случае победы Англии над Германией. Хедин согласился. Гитлер поднялся, показывая тем самым, что аудиенция закончена. Они разговаривали сорок пять минут.
Это была последняя встреча Хедина и Гитлера, но они вели переписку. 15 февраля 1945 года, когда Хедину исполнилось восемьдесят, Гитлер прислал ему поздравительную телеграмму.
Теплые отношения Хедина с фюрером дорого ему обошлись: от него отвернулись старые друзья, знакомые и меценаты. Пресса его поносила, а писатель Вильгельм Моберг требовал, чтобы его исключили из Шведской академии.
Не многие из тогдашних финансовых магнатов помогали Хедину, среди них был Аксель Аксон Йонссон, который ко всему прочему был и генеральным консулом королевства Сиам в Швеции. Хедин был желанным гостем в его усадьбе в Авесте, дети Йонссона любили его. Хедин имел обыкновение, сидя у камина, рассказывать им замечательные истории.
Но жена Йонссона — Маргарет, американка, не могла примириться с привязанностью Хедина к Гитлеру. Это было причиной семейных трений. В 1949 году, четыре годя спустя после окончания войны, Хедин предпринял довольно неуклюжую попытку решить эту проблему. Он пригласил чету Йонссон на ужин в свою большую, на весь этаж, квартиру на Северной набережной, 66. В разгар ужина он поднялся и предложил минуту молчания в память Гитлера. Йонссоны поднялись и ушли.
Дела с издательствами тоже обстояли далеко не блестяще. Начиная с первой книги, вышедшей в 1887 году, Хедина публиковало издательство семьи Бонниер, но после 1939 года ему пришлось обратиться к другому издателю.
Хедин никогда не делал секрета из того, что высоко ценил Гитлера, он всегда восхищался сильными личностями. В течение своей жизни одного за другим он превозносил германского императора Вильгельма II, Ленина, Гитлера, а в 1939 году написал хвалебную книгу о Чан Кайши.
Десять лет спустя, в октябре 1949 года, Чан Кайши бежал на Тайвань, радио сообщило о провозглашении Мао Цзэдуном Народной Республики Китай. Когда над главной площадью Китая Тяньаньмынь взвились красные флаги, Хедин еще раз подтвердил свои особые политические пристрастия к вознесению сильных личностей — он прокомментировал новость словами:
— Мао — это лучшее, что случилось с Китаем за тысячу лет.
Отношение к Хедину неотделимо связывается с его политическими пристрастиями, но если бы он выбрал Сталина, а не Гитлера, то, безусловно, память о Хедине скорее бы ассоциировалась с тем днем в середине января 1909 года, когда его карьера была в зените и весь шведский народ считал его величайшим героем всех времен.