Музыка и тишина

Ваш любящий друг,

Франческа ОʼФингал

Закончив письмо, я, несмотря на завывания ветра, чувствую сладкую дремоту и засыпаю так крепко, что разбудить меня удается лишь поздно утром. Мне снится Ирландия. Мне снятся розовые, похожие на ножки младенцев раковины, которых так много на пляжах Клойна.

Магдалена Тилсен еще кормит грудью малышку Уллу, когда обнаруживает, что ждет следующего ребенка. Она не знает, кто его отец: Йоханн или Вильхельм.

Но она знает, что отвага ее на исходе. Эмилия и Маркус вернулись домой, и она уже не может позволять Вильхельму встречаться с ней на чердаке, да и нигде в доме, даже в бельевой кладовке. Но когда она говорит ему об этом, он заявляет, что если не сможет заниматься с ней любовью, то убьет ее. У него есть нож. Он вонзит его в ее тело.

За фруктовым садом она находит сарай, в котором ничего не хранится, куда никто не заглядывает и где под стенами скребутся мыши. В сарае неприютно и холодно, зато темно и безопасно, пахнет землей и крысами; в нем и происходят такие захватывающие вещи, каких Вильхельм никогда не знал и не надеялся узнать. Однако потом он чувствует себя больным, невольной жертвой некоего происшествия, в котором сам он не принимал участия. Он худеет. Йоханн это замечает и старается, чтобы во время еды тарелка Вильхельма всегда была полна.

Что до Магдалены, то она до поры до времени держит свою беременность в тайне, поскольку не знает, как отнесется к ней Вильхельм. Йоханн больше не запирает ее на чердаке и относится к ней более ласково, чем в первое время после отъезда Ингмара. Но она чувствует, что что-то происходит: страсть Йоханна угасает, и то, в чем это проявляется, говорит не о временном остывании, которое сменится еще более жарким порывом, но об охлаждении окончательном и бесповоротном.

В признаках этого охлаждения невозможно ошибиться. Если раньше Магдалена могла разбудить в муже желание всего лишь словом, взглядом или взмахом юбки, то теперь она видит, как он отворачивается от этих авансов. Кажется, что тяга к одиночеству и уединению — которая всегда была в его характере — с каждым днем становится все сильнее. И если он не занят каким-нибудь делом, требующим уединения, то где можно его найти, как не с Эмилией и Маркусом? Призрак Карен вернулся. Своими отношениями с Вильхельмом Магдалена бросает Карен вызов. Но она понимает, что ее господство в этом доме достигло апофеоза, теперь начинается ее падение.

Ночью, лежа рядом с храпящим Йоханном, Магдалена спрашивает себя, не разыграть ли ей последнюю карту, не позволить ли мужу застать ее наедине с Вильхельмом и, подвергнув его последней упоительной пытке (ведь он может предвидеть, что и оставшиеся сыновья, Борис и Матти, со временем пойдут по стопам старших братьев), навсегда покорить его своей власти. Но что-то удерживает ее от этого шага. Ей кажется, что, поступив так, она откроет дверь клетки, не зная, что внутри, какие ядовитые змеи, какие ястребы с тяжелыми крыльями и грозными когтями, какие скорпионы. Итак, она хранит молчание. По меньшей мере раз в неделю наведывается она в отравленный крысами сарай. Продолжает печь пирожные, как всегда, позволяя Борису и Матти облизывать ей пальцы. Она молится, чтобы Маркус заболел и умер. Она следит за изменениями в своем теле, вынашивающем еще одного ребенка.

Маркус спит в комнате Эмилии.

К ее удивлению, он, кажется, рад видеть отца и начинает разговаривать с ним на языке, который сам для себя придумал и который состоит из разных слов, будто он не просто наблюдает вещи, о которых говорит, но становится ими. Иногда он — дождь.

Эмилия объясняет Йоханну:

— Маркус видит мир изнутри. Он может вообразить себя мухой, птицей, пером. Поэтому он и не способен надолго сосредоточиться на чем-то одном. Он всегда начинает сначала, с той вещи, которой он решил стать.

Подобное объяснение не успокаивает Йоханна, но он, тем не менее, решает последовать совету Эмилии и помочь Маркусу учиться не по написанным словам или математическим расчетам, а с помощью картинок.

В библиотеке Йоханна есть один большой том, составленный датским зоологом Якобом Фальстером, который много путешествовал по обеим Америкам и выполнил рисунки и гравюры, где изображал существ, которых он там нашел, и места их обитания. Книга называется «Картины нового мира». Йоханн кладет тяжелую книгу на колено, притягивает к себе Маркуса, и оба с незнакомым им ранее удовольствием переворачивают страницы и обсуждают то, что видят.

— Сумчатый волк. Видишь, Маркус, какие у него блестящие глаза?

Маркус кивает.

— Он живет в горах, которые называются Аппалачи.

— Что это такое?

— Горы? — Йоханн поднимает руки. — Земля. Скалистая земля, которая поднимается вверх, гораздо выше холмов, там ничего не растет и круглый год идет снег.

Маркус сворачивается калачиком под рукой отца и поглаживает пальцем картинку волка. Затем переворачивает страницу.

— Кузнечик, — говорит он.

— Нет, — говорит Йоханн. — Саранча. Она похожа на кузнечика, но гораздо более прожорлива. Американская саранча передвигается роями, сотнями и тысячами, образуя огромную зеленую тучу. Она может опуститься там, где крестьянин посеял зерно или бобы. Как ты думаешь, что тогда случится?

— Скок-скок по бобам…

— Да. А что еще?

— Шумно-шумно в бобах.

— Да, слишком шумно. И еще хуже. Помнишь, какая саранча прожорливая? Разве ты не думаешь, что она будет рада опуститься на бобовое поле?

— Съест бобы, все их съест один два три четыре пять шесть семь?

— Да. И бедный крестьянин…

— Ах, плачет.

— Да, плачет, но бобов уже нет.

Маркус закрывает лицо руками, и Йоханн спешит продолжить. На следующей странице картинка саламандры. Йоханн объясняет Маркусу, что саламандра — это ящерица, которая может жить в огне, мальчик затихает, и Йоханн, прижимая его к себе, чувствует, что он весь горит. Через несколько минут жар проходит.

Американская книга необычайно занимает Маркуса. Он хочет рассматривать ее каждый день. С Эмилией, как некогда в Комнате Насекомых в Боллере, он и сам начинает делать рисунки наиболее понравившихся ему существ — ворсистого червя, осы, стрекозы, скорпиона. Более всего остального завораживает его скорпионье жало. Иногда он рисует его в виде летящей по воздуху стрелы, иногда в виде звезды. Ему говорят, что в Дании скорпионов нет, но это не мешает ему повсюду искать их. Отправляясь с Эмилией гулять по лугам, встречать приход весны, он все время ищет камни, чтобы перевернуть их в твердой уверенности, что может обнаружить под ними скорпиона. Он зовет невидимых скорпионов:

— Идите ко мне сидите спокойно у меня на руке и я вас туда отнесу.

— Куда «туда»? — спрашивает Эмилия.

— Магдалене в глаз.

Хотя жизнь Эмилии и вернулась туда, где началась, приход весны напоминает ей, что время не стоит на месте.

Перед ее мысленным взором встает сад Росенборга, пробуждающийся от зимнего сна, и она знает, что весну скоро сменит лето, а значит, вновь настанут дни, похожие на те, какие она проводила с Кирстен, и другие влюбленные, стоя у вольера, будут любоваться птицами и обмениваться поцелуями, которые не так легко забываются.

Чтобы не терзаться так страшно, говорит она себе, надо вообразить, будто времени, проведенного в Росенборге, вовсе и не было. Надо сделать вид, будто оно ей приснилось. Ведь что в реальности настоящего отличает прошлое от мечты, от фантазии? Оно существовало, но теперь больше не существует и живо лишь в памяти. А если память изменяет, не равносильно ли это тому, что его и вовсе не было? К этому Эмилия теперь и стремится: чтобы воспоминания ее померкли, чтобы все, связанное с Питером Клэром, погрузилось во тьму.

Отец с ней любезен, порой даже ласков, каким был до смерти Карен. Выбрав день, когда Маркус катается на пони с Борисом и Матти и ни Магдалены, ни Вильхельма нет поблизости, Эмилия приносит Йоханну часы.