Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 118



Роуз Тремейн

Музыка и тишина

Часть первая

Копенгаген{1}, 1629

Загорается лампа.

До того момента, когда лампа под изысканно расписанным шаром начинает светиться сперва синим, затем ровным желтым пламенем, молодой человек пребывал под воздействием глубокой тьмы, в которую он неожиданно вступил, прибыв поздней ночью во дворец Росенборг{2}. Долгое морское путешествие очень утомило его, глаза покалывало, ноги еще не вполне освоились с твердой почвой, и тем не менее его занимал вопрос о природе этой тьмы. Она представлялась ему не обычным природным явлением, которое объясняется отсутствием света, а скорее некой эманацией его собственной души, словно он окончательно переступил порог, за которым оставил свои последние надежды.

Но, видя вокруг себя обшитые деревянными панелями стены, он чувствует облегчение. Чей-то голос произносит:

— Это Vinterstue. Зимняя комната.

Лампа поднимается выше. На высоте она светит ярче, словно струя свежего воздуха раздувает огонь, и молодой человек видит на стене тень. Длинную, косую, и он узнает в ней свою собственную тень. В ней есть некоторый изъян — нарост, который тянется от лопаток до самой талии. Но то игра света. Молодой человек — это Питер Клэр, лютнист, а горб на его спине — его лютня{3}.

Он стоит возле двух отлитых из серебра львов. Кажется, их глаза наблюдают за ним в мерцающем полумраке. За львами видны стол и несколько кресел с высокими спинками. Но Питер Клэр отрезан от всего; он не может к чему-либо прислониться, не может отдохнуть. Лампа приходит в движение, и он должен следовать за ней.

— Возможно, — говорит высокий господин, который несет лампу, — Его Величество Король Кристиан{4} прикажет вам поиграть ему этой ночью. Он нездоров, и врачи прописали ему музыку. Поэтому музыканты королевского оркестра должны быть готовы услаждать его в любое время дня и ночи. Я счел за лучшее сразу предупредить вас об этом.

Тревога Питера Клэра возрастает. Он начинает проклинать себя, свое честолюбие, которое привело его в Данию, так далеко от мест и людей, которых он любит. Путешествие закончилось. И все же он не может избавиться от растерянности. В том, что он оказался здесь, скрыто что-то страшное. Вдруг лампа начинает двигаться с необычайной скоростью, и кажется, что все в комнате меняется местами. Питер Клэр видит, как за считанные секунды его тень на стене вырастает, вытягивается к потолку и наконец бесследно поглощается тьмой.

Провожатый останавливается в конце коридора перед дверью. Он стучит, ждет, приложив палец к губам и плотно прижавшись к двери, чтобы лучше расслышать приказание из глубины покоев. Наконец раздается низкий, глубокий голос, и через мгновение Питер Клэр уже стоит перед Королем Кристианом, который сидит в кресле, облаченный в ночную рубашку. Перед Королем небольшой стол, на столе весы и рядом с ними горсть серебряных монет.

Английский лютнист кланяется. Король поднимает голову, и Питер Клэр навсегда запомнит, что при первом же взгляде на него из мрака этой зимней ночи в глазах Его Величества появляется удивленное выражение, они задерживаются на лице музыканта и губы Короля шепотом произносят одно-единственное слово «Брор».

— Прошу прощения, Сир?… — говорит Питер Клэр.

— Ничего, — говорит Король. — Призрак. Дания полна призраков. Вас никто об этом не предупредил?

— Нет, Ваше Величество.

— Впрочем, неважно. Вы сами их увидите. Мы один из самых древних народов на земле. Но вам следует знать, что сейчас здесь время бурь, смятения, недоверия и полной неразберихи.



— Неразберихи, Сир?

— Да. Именно поэтому я и взвешиваю серебро. Я снова и снова взвешиваю монеты одинакового достоинства, дабы убедиться, что нет ошибки. Нет возможности ошибки. Я изо дня в день взвешиваю монету за монетой, чтобы утвердить порядок на месте хаоса.

Питер Клэр не знает, что ответить, и замечает, как высокий господин незаметно вышел из комнаты, оставив его наедине с Королем, который отодвигает от себя весы и поудобнее устраивается в кресле.

Король Кристиан поднимает голову и спрашивает:

— Сколько вам лет, мистер Клэр? Откуда вы прибыли?

В небольшой комнате — это Skriverstue, кабинет Короля, — горит камин и пахнет яблоневым деревом и кожей.

Питер Клэр отвечает, что ему двадцать семь лет и что его родители живут в Харвиче{5}, городе на восточном побережье Англии. И добавляет, что зимой море там неумолимо.

— Неумолимо. Неумолимо! Нам надо спешить, опустим или обойдем это слово. Неумолимо. Но вот что я скажу вам, лютнист, меня замучили вши. Не пугайтесь. Не в моих волосах или на подушке. Я имею в виду трусов, мошенников, лгунов, пьяниц, обманщиков и развратников. Где наши философы? Вот о чем я постоянно спрашиваю себя.

Питер Клэр замялся.

— Можете не отвечать. Все они покинули Данию. Ни одного не осталось.

Затем Его Величество встает с кресла и направляется к камину, у которого стоит Питер Клэр, поднимает лампу и подносит ее к лицу молодого человека. Он изучает его лицо, и Питер Клэр опускает глаза: его предупредили, чтобы он не смотрел на Короля. Этот Король уродлив. Король Карл I{6} английский, Король Людовик XIII{7} французский — красивые мужчины (в этот опасный момент истории{8}), но Король Кристиан IV датский, могущественный, отважный, образованный, лицом похож на каравай хлеба.

Лютнист, которого по жестокому контрасту природа наделила ангельскими чертами, улавливает в дыхании Короля запах вина. Но он не осмеливается пошевелиться даже тогда, когда Король поднимает руку и нежно касается ею его щеки. У Питера Клэра светлые волосы и глаза цвета моря, его с детства считали красивым. Он несет свою красоту с некоторой небрежностью, часто забывая о ней. Однажды Питер услышал, как его сестра Шарлотта молит Бога о том, чтобы Он дал ей его лицо взамен ее собственного. Мне от него мало пользы, подумал он, лучше бы оно принадлежало ей. Однако сейчас в этом незнакомом месте, когда его мысли спутаны и невнятны, лютнист обнаруживает, что его физическая красота неожиданно становится предметом исследования.

— Вижу. Вижу. — шепчет Король. — Господь перестарался, что случается с Ним не так уж редко. Остерегайтесь благосклонности моей жены Кирстен{9}, которая сама не своя до желтых волос. Советую вам надевать маску в ее присутствии. Красота уходит, но вам это, конечно, известно, и мне нет нужды повторять очевидные истины.

— Да, Сир, я знаю, красота уходит.

— Конечно, знаете. Хорошо, а сейчас поиграйте для меня. Полагаю, вам известно, что здесь, при дворе, был ваш мистер Доуленд{10}. Непостижимо, как такая прекрасная музыка могла изливаться из столь смятенной души. Этот человек был клубком самомнения и ненависти, и тем не менее его мелодии казались нежны, как дождь. Мы сидели и плакали навзрыд, а мистер Доуленд бросал на нас яростные взгляды. Я попросил мою мать отвести его в сторону и сказать ему: «Доуленд, так нельзя, это просто невыносимо», но он ответил ей, что музыка может родиться лишь из огня и ярости. Что вы об этом думаете?

Питер Клэр какое-то мгновение молчит. По непонятной ему самому причине вопрос Короля успокаивает его, и он чувствует, что его волнение мало-помалу утихает.