Мусаси

– Путем многолетних наблюдений я пришел к выводу, что большинство монахов и священнослужителей не отличается красотой. Это относится и к самураям. К вам, например.

– Что? – заорал вояка, глаза его чуть не выпрыгивали из орбит.

– Вы когда-нибудь думали о своих усах? Я имею в виду, вы когда-нибудь смотрели на них беспристрастно?

– Ублюдок! – взревел вояка, хватая прислоненный к стене меч. – Берегись!

Пристально глядя на вскочившего самурая, Такуан невозмутимо ответил:

– Как мне беречься?

Самурай, сжимая вложенный в ножны меч, орал не помня себя:

– Хватит болтать! Сейчас ты мне за все ответишь!

Такуан рассмеялся.

– Неужели вы хотите отрубить мне голову? Если да, то лучше откажитесь от этой мысли. Страшно неблагодарное занятие.

– Неблагодарное?

– Ну да. Я не знаю ничего более занудного, чем отрезать голову монаху. Она свалится на пол и будет смеяться над вами. Невелик подвиг. И потом, какой вам с этого прок?

– Мне будет довольно и того, что ты раз и навсегда заткнешься! – проревел самурай. – Без головы тебе будет трудно продолжать свои нахальные речи.

Он был из тех, кому храбрости придает оружие в руке. Зловеще засмеявшись, он сделал угрожающий выпад вперед.

– Не надо горячиться!

Невозмутимость Такуана настолько взбесила военного, что его рука, державшая зачехленный меч, затряслась крупной дрожью. Оцу встала между ними, чтобы защитить Такуана.

– Что ты болтаешь, Такуан? – вмешалась она в надежде разрядить обстановку. – Нельзя так разговаривать с воинами. Извинись сейчас же! Попроси прощения!

Такуан и не думал отступать.

– Отойди, Оцу! Не волнуйся! Неужели ты думаешь, что меня может обезглавить этот олух, который, имея в распоряжении десятки хорошо вооруженных людей, вот уже двадцать дней не может поймать полуголодного, обессиленного беглеца? Если у него не хватает ума поймать Такэдзо, было бы странным ожидать, что он сладит со мной.

– Ни с места! – скомандовал самурай. Его распухшая физиономия побагровела. Он выхватил из ножен меч.

– Отойди, Оцу! Разделаю этого служку пополам!

Оцу упала в ноги самураю и взмолилась:

– Ваш гнев совершенно справедлив, но проявите снисходительность. У него не все в порядке с головой. Он со всеми так разговаривает. Не соображает, что несет.

Слезы брызнули из глаз Оцу.

– Что ты, Оцу! – вмешался Такуан. – Голова у меня на месте. И я совсем не шучу. Я просто говорю правду, которую не любят слушать. Он – олух, и я называю его олухом. Ты хочешь, чтобы я лгал?

– Ты слишком много болтаешь, – прорычал самурай.

– Буду говорить столько, сколько хочу. Кстати, вашим солдатам безразлично, сколько времени они потратят на поимку Такэдзо, но для крестьян это страшная обуза. Понимаете? Им нечего будет есть из-за ваших облав. Вам, вероятно, не приходит в голову, что они забросили полевые работы, отправившись на ваши бестолковые поиски. И вы им не платите. Это возмутительно!

– Придержи язык, изменник! Это клевета на правительство Токугавы.

– Я не критикую правительство. Я осуждаю таких, как вы, чиновников, стоящих между даймё и простым народом, которые крадут деньги у простых людей. Почему, например, вы прохлаждаетесь сегодня здесь? По какому праву вы одеты в удобное мягкое кимоно, пьете на сон грядущий сакэ, которое вам подносит красивая молодая девушка? Вы это называете службой сюзерену?

Самурай потерял дар речи.

– Разве самурай не должен служить господину преданно и неустанно? Разве вы не должны поощрять и защищать тех, кто трудится в поте лица своего на благо даймё? Взгляните на себя! Вам нет дела до того, что вы отрываете крестьян от полевых работ, а ведь это их единственный заработок. Вам наплевать на собственных людей. Вы на службе, а чем занимаетесь? При каждом удобном случае набиваете утробу даровой едой и, пользуясь своим положением, останавливаетесь в лучших домах и храмах. Прячетесь за спину своего господина и от его имени творите безобразия и отрываете крестьян от работы.

Ошеломленный самурай стоял, раскрыв рот. Такуан продолжал: – А сейчас отрубите мне голову и пошлите ее господину Икэде Тэрумасе. Уверен, она его изрядно озадачит. Он, скорее всего, спросит: «Такуан, почему лишь твоя голова сегодня пришла навестить меня? Где все остальное?» Вам будет небезынтересно узнать, что я и господин Тэрумаса вместе принимали участие в чайной церемонии в храме Мёсиндзи. Мы имели также несколько приятных бесед в храме Дайтокудзи в Киото.

Воинственность Чахлой Бороды мигом исчезла. Он мгновенно протрезвел, хотя еще не мог сообразить, говорит Такуан правду или шутит. Его словно бы парализовало от нерешительности.

– Перво-наперво сядьте, – сказал монах. – Если вы сомневаетесь в моих словах, давайте вместе отправимся в замок к князю. Я захвачу с собой немного гречневой муки – здесь ее превосходно делают. Князь ее особенно любит. В мои планы, правда, не входит визит к даймё. Более того, если предмет наших забот неожиданно объявился бы в Миямото в тот момент, когда мы мирно беседовали бы за чаем, я не поручился бы за последствия. Скорее всего, вам пришлось бы совершить сэппуку, что бы смыть позор. С самого начала я предупредил, что угрозы на меня не действуют, но вы, воины, устроены все на один лад. Никогда не думаете о последствиях. В этом ваша непростительная ошибка. А теперь вложите меч в ножны и постарайтесь вдуматься в мои слова.

Обескураженный самурай повиновался.

– Конечно, вы знакомы с «Сунь-цзы» полководца Сунь У – это китайский классический трактат по военной стратегии. Думаю, что любой самурай вашего ранга должен досконально знать этот труд. И тем не менее я намерен дать вам урок, иллюстрирующий один из главных принципов книги. Хочу показать, как поймать Такэдзо, не теряя людей и не причиняя неудобств крестьянам. Это имеет прямое отношение к вашему служебному долгу, поэтому советую слушать внимательно.

Такуан обернулся к Оцу:

– Оцу, налей еще сакэ господину!

Самураю было около сорока, на десять лет больше, чем Такуану, но выражение лица каждого из них свидетельствовало, что сила характера не зависит от возраста. Красноречие Такуана усмирило старшего, погасив его гнев.

– Я не хочу сакэ, – робко запротестовал самурай. – Надеюсь, вы простите меня. Я не подозревал, что вы друг князя Тэрумасы. Простите меня, если я допустил грубость.

Он лебезил до смешного, но Такуан не стал посыпать солью его раны.

– Забудем! Поговорим о Такэдзо. Вам необходимо поймать его, дабы исполнить приказ и сохранить честь самурая, не так ли?

– Именно так.

– Вам все равно, сколько времени уйдет на поимку. В конце концов, чем больше дней идет облава, тем дольше вы будете жить в храме, есть, пить и заигрывать с Оцу.

– Пожалуйста, никогда не рассказывайте об этом князю Тэрумасе.

Самурай выглядел как плаксивый ребенок.

– Я готов сохранить тайну! Но крестьяне окажутся в беде, если блуждания по горам продолжатся. И не только крестьяне. Все в деревне выбиты из колеи и боятся вернуться к привычным делам. Насколько я понимаю, ваша беда в том, что вы избрали неверную стратегию. Не знаю, есть ли она у вас. По-моему, «Искусство Войны» вам незнакомо!

– Стыдно признаться, но я о нем не знаю.

– Действительно позор! И не надо удивляться, когда вас называют олухом. У вас высокий чин, но вы вопиюще необразованны и поэтому ни на что не годитесь. Ладно, не будем больше о неприятном для вас. Хочу сделать вам одно предложение. Берусь лично поймать Такэдзо в течение трех дней.

– Вы?

– Думаете, я шучу?

– Но…

– Что «но»?

– Подкрепление из Химэдзи, крестьяне, пешие солдаты, в общей сложности более двухсот человек прочесывают горы целых три недели.

– Знаю.

– И поскольку сейчас весна, положение Такэдзо не так уж плохо. В горах полно съестного.

– Вы рассчитываете на снег? Ждать восемь месяцев?

– Нет, вряд ли мы можем себе это позволить.

– Конечно. Именно поэтому я предлагаю поймать Такэдзо. Мне не нужна помощь. Я, вероятно, возьму с собой Оцу. Двоих нас достаточно.