Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 62 из 250

Общеизвестно, что это выражение из стихотворения А.С. Пушкина «Я помню чудное мгновенье…» Однако мало известно, что автор этого образа — В.А. Жуковский. В его стихотворении «Лалла рук» есть такие строки:

Справедливости ради следует отметить, что Пушкин печатал эти три слова курсивом, что указывало на цитату. Однако позже, при советской власти, про курсив либо забыли, либо решили, что он просто не нужен.

После появления в 1901 году в печати «Песни о Буревестнике» М. Горького буревестник стал своеобразным символом грядущей революционной бури. И самого Горького тоже стали называть «буревестником». Принято считать, что именно ему и принадлежит авторство образа. Однако в действительности буревестник как символ грядущей революции встречался в литературе значительно раньше. Так, автор статьи «Признаки времени», напечатанной в нелегальном листке «Земля и воля» в 1878 г., говоря о росте революционных настроений в массах, пишет: «Натуры чуткие, сильные, восприимчивые раньше других ощущают жгучее дыхание приближающегося урагана. Море спокойно, только свежий ветерок надувает паруса, но над кораблем уже со зловещим криком носятся чайки-буревестники, и моряк знает, что будет буря, хотя и не чувствует ее».

Выражение приписывается французскому королю Людовику XIV, который как будто бы так сказал на заседании парламента в 1655 г. Однако принадлежность этой фразы Людовику XIV опровергается историками. Из опубликованного Роже Александром протокола упомянутого заседания парламента, хранившегося в секретном государственном архиве, видно, что король этой фразы не произносил. Некоторые историки считают, что первой произнесла эту фразу английская королева Елизавета I (1558–1603).

Это выражение, почему-то приписываемое Хрущеву («Догнать и перегнать Америку»), на самом деле ему не принадлежит. Взято оно из статьи Ленина «Грозящая катастрофа»: «… Россия по своему политическому строю догнала передовые страны. Но этого мало. Война неумолима, она ставит вопрос с беспощадной резкостью: либо погибнуть, либо догнать передовые страны и перегнать их также и экономически».

Афоризм греческого мыслителя и врача Гиппократа. Следует отметить, что смыл изречения Гиппократа не в том, что искусство долговечнее жизни, хотя именно в этом значении оно стало крылатым. Он говорит о том, что искусство настолько велико, что на овладение им не хватит человеческой жизни. «Отсюда, — пояснял Сенека, — известно восклицание величайшего из врачей о том, что жизнь коротка, а искусство долговечно».

Это изречение с конца XVIII века приписывается Вольтеру. Однако в сочинениях Вольтера его нет. Нет свидетельств о том, что Вольтер эту фразу произнес, и в мемуарной литературе.

Приписывалось изречение и французскому полководцу герцогу Виллару (1653–1734), сказавшему эти слова Людовику XIV при отъезде в армию.

На самом деле это изречение было известно значительно раньше XVIII века. Существует соответствующая итальянская поговорка. Кроме того, известно немало литературных источников (Библия, сочинения Квинтилиана, Овидия, Фукидида и др.), в которых в разных вариантах встречается это изречение.



Это не лозунг, придуманный В.И. Лениным для газеты «Искра», а цитата из написанного в Сибири стихотворения поэта-декабриста А.И. Одоевского (в ответ на стихотворное послание А.С. Пушкина «Во глубине сибирских руд…»):

В трагедии Шекспира «Юлий Цезарь» с такими словами умирающий Цезарь обращается к Бруту. Однако, как сообщает в его биографии Светоний, Цезарь при первой же нанесенной ему ране только вздохнул и не произнес ни одного слова. Но тогда же, добавляет Светоний, рассказывали, что Цезарь, увидя наступавшего на него Брута, воскликнул по-гречески: «И ты, дитя мое?».

Многие думают, что это выражение, так часто используемое большевиками, ими же и было придумано. Но это не так. Выражение это восходит ко Второму посланию Павла к фессалоникийцам: «Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь».

Это заглавие руководства для боевой подготовки войск, написанного русским полководцем А.В. Суворовым. Логично предположить, что и авторство заголовка принадлежит ему. Однако в действительности оно дано первым издателем руководства Ю.М. Антоновским.

Это выражение первоначально означало совсем не то, что сейчас. Фраза восходит к древнему способу излечивать раны, обрабатывая их ножом и прижигая огнем; отсюда возникло изречение древнегреческого врача Гиппократа: «Что не исцеляет лекарство, что не может исцелить железо, то исцеляется огнем». Позднее у римских поэтов I в. до н. э. выражение «огнем и мечом» получило значение: уничтожать неприятеля мечом и пожарами.

Выражение из поэмы А.С. Пушкина «Медный всадник». Но образ этот был создан не Пушкиным. Великий поэт в примечаниях к поэме сам указал, откуда он почерпнул данный образ — из «Писем о России» итальянского писателя Альгаротти. Ему принадлежат строки: «Петербург — это окно, сквозь которое Россия смотрит в Европу».

Выражение это приписывают вождю чешского национального движения Яну Гусу. Приговоренный церковным собором как еретик к сожжению, он будто бы произнес эти слова на костре, когда увидел, что какая-то старушка (по другой версии — крестьянка) в простодушном религиозном усердии бросила в огонь костра принесенный ею хворост. Однако биографы Гуса, основываясь на сообщениях очевидцев его смерти, отрицают факт произнесения им этой фразы. Церковный писатель Тураний Руфин в своем произведении «История церкви» сообщает, что выражение «святая простота» было произнесено на первом Никейском соборе (325 г.) одним из богословов.

Эту фразу обычно приписывают Аристотелю. Однако не все так просто. Началось с того, что Платон в сочинении «Федон» приписал Сократу слова: «Следуя мне, меньше думай о Сократе, а больше об истине». Позже Аристотель в сочинении «Никомахова этика», полемизируя с Платоном и имея его в виду, написал: «Пусть мне дороги мои друзья и истина, однако долг повелевает отдать предпочтение истине». Еще позже Лютер говорил: «Платон мне друг, Сократ мне друг, но истину следует преподносить». Окончательно знаменитую фразу «Amicus Plato, magis arnica Veritas» — «Платон мне друг, но истина дороже» — сформулировал Сервантес во 2-й части романа «Дон-Кихот».