Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 49



Все было по-прежнему. Чудесным образом память сохранила все до мелочей. Сторожевая башня — памятник старины, характерные линии которого время слегка сгладило, но не нарушило, — возвышалась над кристально чистой водой. На фоне пламенеющего заката ее стены казались почти черными. Но Андрей заметил и кое-какие изменения: то тут, то там были видны следы ремонтных работ — восстановили разрушенный зубец на стене, обновили стропильную ферму деревянной пристройки. Однако во все это Бауэрнбург не привнес сколько-нибудь серьезных перемен. Башня стояла неизменная и грозная, как и двести лет назад, и, видимо, простоит еще не менее двухсот лет.

«Очевидно, наша башня не показалась туркам чем-то выдающимся, чтобы попытаться сровнять ее с землей», — не без иронии подумал Андрей. И деревянный мост, перекинутый через боковую протоку реки к деревне, был точно таким же, как в дни его детства, словно его построили на века. В свое время они с ребятами заключили пари, сколько времени может пройти до тех пор, пока очередной паводок не снесет его.

Он продолжил свой путь. Взгляд его блуждал по деревне. В противоположность Бауэрнбургу, деревня Борса сильно изменилась. Она не выросла, но улицы ее стали вымощенными, а на многих домах, раньше крытых соломой и ветвями, теперь были гонтовые кровли. Чувствовалось, что жизнь в деревне стала благополучнее.

Но странным образом Борса в этот час лишилась своих обитателей. Это бросилось Андрею в глаза, когда он, спускаясь с холма, проделал уже полпути. Никакого движения на улицах, ни дымка из трубы. Даже конюшни — это хорошо было видно сверху — стояли пустые.

Андрей придержал коня. Сердце забилось учащенно — не от страха, а от напряжения. Он сбросил серое тряпье, которым обмотал рукоять дорогого сарацинского меча, чтобы не привлекать к себе чрезмерного внимания и не искушать воров.

Вообще-то Андрей не думал, что ему придется прибегнуть к оружию. Борса словно вымерла, но над ней не витал дух смерти и тления. В воздухе не кружились стервятники, и он не видел, по крайней мере издали, следов сражения.

Должно было быть другое объяснение этого полного отсутствия жизни. Сельчане могли трудиться в полях, заготавливать дрова в лесу или же ловить рыбу в больших прудах за холмами, и потому на улицах было так пустынно. А может быть, они собрались в Бауэрнбурге по случаю какого-нибудь праздника.

И прихватили с собой всех своих собак и кошек, свиней и коз, лошадей и коров? Едва ли. Была еще какая-то причина, почему жизнь словно упорхнула из Борсы.

Деляну перестал ломать голову над тем, на что пока не находилось ответа, и поторопил коня. У подножия холма он свернул налево и уже с дурным предчувствием проехал небольшой отрезок пути по свежевспаханному полю до мощеной части дороги, откуда до домов оставалось метров двадцать.

Здесь он поехал медленнее. Тишина стеной встала перед ним, и с каждым шагом, казалось, росло надвигающееся на него удушье.

Это была тяжесть воспоминаний, которую Андрей ощущал почти физически. Тут прошло его детство; вот места, где он вырос, где учился ходить и ездить верхом, где завязывалась дружба с ровесниками. Но в то же время именно тут он испытал позор и глубокое разочарование, после того как, будучи еще совсем молодым парнем, сошелся с церковным вором (в злодеянии которого не принимал никакого участия) и, ничего не подозревая, пришел в деревню. Тем временем его искали по всей Трансильвании, и священники, ничтоже сумняшеся, повсюду объявляли его осквернителем церкви и наглым грабителем.

Жители Борсы встретили тогда Андрея как врага. С бранью и оскорблениями гнали они его вниз по деревенской улице ярким солнечным днем, и свет беспощадно бил ему в глаза. В него бросали камни, обзывали еретиком и чертовым отродьем. А он не понимал, что происходит, — да он и теперь не знал этого! — он тогда просто боялся: плакал, умолял своих друзей о помощи, друзей, которые внезапно стали ему врагами, поверили, что он осквернил Господний храм. Сейчас он понимал их и не таил на них злобу. Но это не уменьшило боль, которую принесли воспоминания.

Он вспомнил о своем двоюродном деде Бараке, и легкое теплое чувство разлилось у него в груди. Барак был, пожалуй, единственным, кто тогда поддержал его; возможно, даже не по дружбе или из симпатии, а в силу какой-то врожденной расположенности к любому жителю деревни. Да и не важно, почему поддержал, — так или иначе, лишь благодаря Бараку его тогда не забили камнями, а ограничились тем, что изгнали из родных мест. Он пожалел, что с тех пор ни разу не видел Барака.

Какой-то звук привлек его внимание. Что-то стучало, — наверное, это был просто ветер, игравший распахнутой форточкой или отошедшей дранкой на крыше. Конечно, просто ветер. Однако Андрей решил проверить.



Стук больше не повторялся, но Деляну заметил, откуда он исходил. Как и ожидалось, это была открытая форточка, которая время от времени билась об оконную раму.

Поскольку ему приходилось когда-то бывать в этом доме, он решил осмотреть его. Соскочил с седла, осторожно приоткрыл дверь и вошел, придерживая рукой сарацинский меч.

В какой-то момент ему показалось, что в полумраке раздались шорохи, испуганный вздох, легкие поспешные шаги. Он даже ощутил присутствие одного или нескольких человек, которые тайком наблюдают за ним.

Деляну остановился, вытащил на два пальца меч из ножен и попытался проникнуть взглядом вглубь помещения.

Но тени оставались только тенями. В этом заполненном воспоминаниями месте он не мог твердо полагаться на свои ощущения, — возможно, прошлое подсказывало сейчас нечто, чего действительность не имела.

Он обыскал дом быстро, но основательно. Ожившая картина прошлого подтвердилась: обитатели дома были небедными людьми. В сундуке хозяйки лежали два платья, что говорило о том, что их у нее было три. А ее муж, столяр, владел хорошо оборудованной мастерской. Мебель, которой был обставлен дом, сделанная его руками, подсказывала, что он был искусным мастером.

Деляну рассердился на себя, заметив, что думает об этих людях в прошедшем времени, хотя у него не было никаких доказательств того, что они уже мертвы и что вообще с ними что-то случилось.

Он вышел на улицу, осмотрел еще один, соседний, дом и снова вскочил в седло. Не имело никакого смысла задерживаться здесь, заходя во все дома, ничего нового он не узнает сверх того, что уже понял: в деревне никого. Кроме разве что оголодавшей кошки, вылезшей из темноты с надеждой получить от него что-нибудь съестное.

Теперь ему надо в Бауэрнбург, чтобы выяснить, куда подевались жители.

Не без труда направил он заартачившуюся лошадь в сторону деревянного моста — к Бауэрнбургу, расположенному на скалистом острове. Этот короткий переход потребовал от него усилий больших, чем вся предыдущая дорога. Он стал опасаться, что и тут никого не найдет. С другой стороны, если жители деревни хотели избежать нависшей над ними угрозы, они должны быть тут. И еще он надеялся найти своего сына, Мариуса, под защитой родных. Но что-то подсказывало ему, что эта надежда вот-вот рухнет и если он продолжит путь, то столкнется с какой-то ужасной правдой, которой лучше не знать.

Деляну взглянул на себя со стороны. Одет он был по-деревенски: сандалии, чулки до колен, поверх рубахи — льняная накидка с вырезом для головы, застегивающаяся на пряжку, простая повязка на лбу, чтобы укротить длинные волосы. Кушак, опоясывавший его, он приобрел много лет назад на базаре: у Рады было много талантов, но шить она не умела, и кушак скрывал патронташ, унаследованный от Михаила вместе с мечом. Нет, его одежда не бросалась в глаза, и он смело мог сойти за жителя одного из окрестных селений. К тому же за последние годы он так изменился, что даже старик Барак едва ли признал бы его, встань он сейчас перед ним.

Для Андрея, уверенного в том, что и по прошествии долгих лет его не пожелали бы видеть в этих краях, это было важно. Он оставался для всех осквернителем церкви и вором, мог стать объектом травли и даже погибнуть: люди в Трансильвании не отличались деликатностью, когда речь шла о безбожниках или грабителях. А в их глазах он был и тем и другим.