Ведьма Ильзе

Но общее направление действий было определено.

Когда друид вернулся к месту стоянки, он увидел, что Крылатый Всадник уже ждет его. Предд свернул лагерь, упаковал вещи и сейчас чистил черные перья Обсидиана. Рок первым заметил друида и мотнул головой, предупреждая хозяина. Охотник обернулся и отложил скребницу. Он дал Страннику толстый кусок хлеба с вареньем, кружку холодной воды и снова занялся своей птицей.

Странник сел на траву и начал жадно поедать хлеб. В голове его бурлили образы, так же как бурлил Хейдисхорн, выпуская духи умерших. Над ним возвышался Алланон, заслоняя свет звезд, горели в темноте его глаза, и звучал, словно подземный рокот, его голос, низкий и властный. Странник все еще видел его, ощущал его присутствие. Когда, наконец, начало светать и тень Алланона удалилась, друиду показалось, что наступил конец света: в воздухе заметались духи и наполнили все вокруг своим воем. Воды Хейдисхорна снова взметнулись фонтаном, словно из воды поднимался левиафан, и умерших затянуло из мира живых в их собственный мир. Страннику казалось, будто у него вырывают душу, словно какая–то часть его стремилась уйти вместе с духами. Он решил, что, наверное, какая–то часть его действительно ушла.

Друид прервал свою трапезу и неподвижно смотрел в пространство. Если он слишком много будет думать над требованиями, которые поставила тень Алланона, он начнет сомневаться в себе настолько, что поставит под угрозу собственный рассудок. Он должен помнить о том, что поставлено на карту, — жизни людей, которые на него полагаются, безопасность Четырех Земель и Круг друидов, который может из мечты превратиться в реальность еще при его жизни. Последнее сильнее всего действовало на друида, так как создание Круга оправдает его решение, все еще не дававшее ему покоя, стать тем, кого он так долго ненавидел. Если ему надо быть друидом, то он им будет на собственных условиях, и будет таким, чтобы не пришлось жить со стыдом.

Съев хлеб с вареньем и допив воду, Странник снова встал. Охотник Предд оглянулся и перестал расчесывать птицу.

— Куда теперь?

Друид посмотрел, как над головой к Радужному озеру пролетает стая белых цапель.

— На юг,— сказал он наконец, неподвижно глядя вдаль.— Будем искать того, чье волшебство может сравняться с моим.

Глава 9

В горах, густо поросших лесом, Бек Рау крался сквозь высокую траву у края поляны и прислушивался к звукам, которые издавал кабан, копающий рылом землю у другого края. Бек замер, когда ветер изменился, и стал ждать, пока снова не окажется на подветренной стороне от кабана. Он прислушался, стараясь определить, где сейчас кабан. Где–то слева в лесу притаился Квентин Ли. Становилось уже поздно, солнце клонилось к западу, и через час уже стемнеет. Бек и Квентин целый день выслеживали кабана, продирались за ним сквозь кусты и через лес, выжидая случая подстрелить его. Даже при самых лучших условиях вероятность их удачи была ничтожна: охотиться на кабана пешими, с луком и стрелами трудно и очень опасно. Но Рау и Квентина именно трудности и привлекали.

Нежный аромат молодой листвы и свежей травы смешивался с резким запахом земли и леса. Бек сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Кабана он не видел, и кабан, зрение у которого очень плохое, наверняка не видел Бека. Но у кабана острое обоняние, и, как только он почует Бека, ожидать от него можно чего угодно. Кабаны очень раздражительны и свирепы, и если встречаются с чем–то им непонятным, то могут как убежать, так и напасть.

Ветер снова изменился, и Бек быстро присел. Судя по хрюканью, кабан направлялся в его сторону. Бек был еще юношей, но скоро уже должен был стать мужчиной. Он был невысок и жилист, но, несмотря на свой малый рост, был очень проворен и силен. Квентин, который был на пять лет старше и уже считался взрослым, говорил всем, чтобы они не обманывались внешностью Бека — он намного крепче, чем кажется. Если вдруг случится драка, говорил горец Квентин, то он хотел бы, чтобы Бек Рау был рядом. Это было, конечно, преувеличение, но Беку было приятно. В особенности оттого, что говорил это Квентин Ли — его родственник, с которым никто не смел спорить.

Вложив в лук стрелу, Бек осторожно крался вперед. Он уже настолько приблизился к кабану, что чувствовал его запах. Это было не очень приятно, но означало, что скоро придется стрелять. Бек пошел вправо, на звуки кабана. Спустился ли Квентин со склона или уже подкрадывается к кабану сзади? По мере того как день близился к концу, тени деревьев вытягивались и наползали на поляну. Среди травы показалось щетинистое тело кабана, и Бек замер. Он медленно поднял лук и стал натягивать тетиву.

Но в следующий момент над головой промелькнула огромная тень, проскользив над поляной. Перепуганный кабан рванул прочь, визжа и взрывая землю. Бек выпрямился и прицелился, но успел только увидеть, как спина кабана исчезает в кустах и потом мелькает в лесу. Через несколько секунд на поляне было уже тихо.

— Черт, — проговорил Бек, опуская лук и зачесывая назад свои коротко стриженные темные волосы. Он посмотрел на другую сторону поляны. — Квентин?

Из лесу вышел высокий горец.

— Ты видел?

— Только зад. Его спугнула тень. Ты не разглядел, что это было?

Квентин уже вышел на поляну и пробирался среди высокой травы.

— Вроде какая–то птица.

— Таких больших птиц здесь не бывает. — Бек оглядел пустое небо. Он повесил на плечо лук и вложил стрелу в колчан. — Такие большие птицы живут на побережье.

— Может, она заблудилась. — Квентин безразлично пожал плечами. Он поскользнулся в грязи, чуть не упал и отборно выругался. — Может, нам лучше охотиться на куропаток?

Бек рассмеялся:

— Может, нам лучше охотиться на дождевых червей и ограничиться рыбной ловлей?

Квентин с досадой бросил лук и стрелы.

— Весь день потратили — и что получили? На поляне пусто. Хоть один из нас мог бы выстрелить. Кабан так шумел, что поднял бы и мертвых. Мы ведь его нашли! — Он вдруг весело улыбнулся: — У нас, по крайней мере, осталась вчерашняя куропатка, чтобы утолить голод, и бурдюк с холодным элем, чтобы успокоить нашу уязвленную гордость. Самое приятное на охоте, дружище Бек, — это поесть и выпить в конце дня!

Бек улыбнулся в ответ. Квентин подобрал свое оружие и пошел рядом с Беком туда, где они разбили лагерь. Квентин был высок и широкоплеч и свои длинные рыжие волосы завязывал сзади, на манер горцев. Бек, его родственник из долины, так и не принял горских обычаев, хотя почти всю жизнь прожил в семье Квентина. Неясность его происхождения подогревала в характере Бека независимость. Пусть он и не знает, кто он такой, зато он знает, кем он не является.

Его отец был дальним родственником Корана Ли, отца Квентина, но жил у Серебряной реки. Бек помнил только его угрюмое, волевое лицо. Он умер, когда Бек был еще маленьким, ему не было и двух лет. Отец обнаружил у себя смертельную болезнь и, понимая, что умирает, привел сына к своему родственнику Корану, чтобы тот его воспитал. Больше ему не к кому было обратиться. Матери у Бека не было, и Коран оставался самым близким родственником. Коран Ли рассказал Беку позднее, что его отец когда–то оказал ему большую услугу, так что он с радостью взял к себе Бека в знак благодарности.

В общем, хотя Бек и воспитывался как горец, на самом деле им не был и становиться не собирался. Квентин говорил, что это правильное отношение. Зачем пытаться казаться тем, кем, как тебе самому известно, ты не являешься? Если уж надо притворяться, так притворись кем–нибудь особенным. Беку эта мысль нравилась, но он пока не представлял, кем бы можно было притвориться. Об этом он говорил только с Квентином и еще не задумывался над этим вопросом. Может быть потом, когда это понадобится, он над этим подумает.

— Умираю от голода, — заявил Квентин, когда они шли по густому лесу. — Съел бы того кабана целиком, если бы он мне сейчас попался!

Его широкое волевое лицо было радостно и открыто, на нем всегда отражалось то, что было у Квентина на душе. Он никогда ничего не скрывал. В нем не было ни притворства, ни обмана. Квентин Ли принадлежал к тому типу людей, которые высказывают все начистоту и открыто проявляют свои чувства. Бек же был осмотрительнее в своих словах и в проявлении эмоций, он считал себя отчасти чужаком и поэтому старался быть осторожным. Но Квентин был весь нараспашку, и если это кому–то нравится — то все нормально, не нравится — тоже хорошо.