Страница 3 из 73
"Шагают нарядные люди,
в одежде из средних веков,
по улицам камнем мощенным…"
— Черт, — поэт из Насти никакой, потому порыва хватает лишь на первые строки.
Каменные домики на каменных улицах, смотрятся органично, охватившая их полукругом неприступная стена вызывает уважение коллосальным размером. Сторожевые башни перемежаются подвесными мостами, создавая ауру защищенности (незыблемости). Рыцари в кольчугах, волнорезами рассекают толпу старомодно одетых людей на широкой торговой площади…
Настя потирает висок, искривив губы в усмешке. Среди запряженных в повозки со всяческим барахлом лошадей, находится место грациозному белому жеребцу с нарядным наездником в пижонской шляпе.
— Прынц, блин, на белом коне, — приступ истерического смеха, внезапно начавшись, так же внезапно прекращается.
"Похоже на съемочную площадку, где снимают фильм о средневековье. Только замок, где я, судя по всему, нахожусь, не выглядит бутафорским".
Настя осторожно перегибается через перила небольшого балкончика.
"Метров тридцать, а то и больше"
После двенадцати лет на земле в одноэтажном бараке, высота выглядит головокружительной, девушка поспешно отступает вглубь комнаты.
— Ох-хо-хо.
"Судя по тому, что происходит внизу, идет съемка общих сцен с привлечением массовки".
Настя еще раз осматривает людей на улицах, пытаясь разглядеть оператора, но успеха не достигает. Вероятно, снимают сверху, может как раз из замка.
"Чем дальше, тем занятнее. Какого черта меня притащили на съемочную площадку. Неужели Зики (настоятель Надежды псевдосвятой отец Зикикакис) опять решил снять порнушку? — вопрос, обращенный в пустоту, не требует ответа. — Хотя… Сомнительно. Для киношек подобного рода особые затраты не нужны и строить средневековый город из настоящего камня… "
Настя для убедительности стучит по каменным перилам балкончика и усмехается.
— Нонсенс.
Почувствовав, воздействие высоты даже в шаге от балкона, Настя затворяет окно, возвращаясь к осмотру комнаты. Еще при первом (беглом) осмотре внимание привлекает необычный шкаф, забытый на время из-за гипнотической силы окна.
Не шкаф, а произведение искусства, с вида почти настоящее дерево в три обхвата, кроной вросшее в потолок, а корнями в пол.
"Что ж посмотрим, — осторожно ступая босыми ногами по мягкому ковру, Настя, приближается к "Дереву". Пальцы, чуть касаясь коры, пробегают по складкам. Полная иллюзия, будто дерево живое.
Малейшее нажатие и широкая полоса поверхности, бесшумно втягивается внутрь. Взгляду предстает обширный гардероб, из средневековых одеяний. Блеск и роскошь впечатляют, неважно, что Настя привыкла равнодушно относиться к одежде.
Двенадцать слов мата, три нейтральных и четыре междометия, лишь частично отражают чувства девушки.
— Вот дура. Проснулась в средневековом замке в окружении дворян, рыцарей и прочей хни, а больше всего удивляюсь при виде каких-то тряпок, пусть и красивых.
"Как есть дурра".
Настя поспешно тянется к первому попавшемуся платью, зеленому с вышивкой. Развеваясь в воздухе, наряды, один за другим, летят на кровать. Девушка с азартом отмечает любопытную особенность, платья одного размера. И, что особо приятно: Ее размера!
"Если здесь кормят, как одевают, я остаюсь", — мысль, промелькнув, не успевает окраситься эмоциями. Для Насти — человека весьма эмоционального — дикость.
Урчание в желудке звучит как условный рефлекс, в "Надежде" наступило время завтрака. Закончился обязательный всепогодный марафон вокруг жилой зоны, воспитанникам выдают скудный паек, кусок вареной свеклы, сухарь и стакан по недоразумению названой чаем мутноватой жидкости.
Уже после первого месяца пребывания в специнтернате Настя приобрела устойчивое отвращение к свекле, реагируя на ее вкус спазмами желудка, теплые мысли касаются исключительно жалкого сухаря, так желанного по утрам (и вечерам).
Неожиданно нарушая поток ностальгических воспоминаний, со стороны входной двери доносится неясный шум. Настя, вздрагивает, очередное платье летит в сторону, мгновение спустя в руках зажат массивный табурет, располагавшийся у изголовья кровати.
Веселость, охватившая минуту назад, улетучивается. Мышцы напряжены, на лице застывает выражение абсолютной решимости. "Надежда" отучила верить в сказки и девушка не ждет увидеть за порогом друзей.
Как нельзя, кстати, приходит догадка относительно личности пока неизвестного "благодетеля". Настя вспоминает, беспричинный вызов для беседы к Зикикакису, тогда пришлось отвечать на глупые вопросы неприятного старика, косящего под Мерлина. Незнакомец обладал немигающим взглядом и лицом — восковой маской.
Вспоминания не вызывают приятных эмоций. Так палач трудоголик смотрит на очередную жертву. Пахло от старика тошнотворно, лекарствами и тухлятиной.
"Только не этот урод", — мысль, едва успев появиться на свет, приживается всерьез и вероятно надолго.
Дверь медленно, словно в нерешительности приоткрывается. Мелодичный скрип весьма оригинален. Табурет стремительно взвивается в воздух, готовый обрушиться на непрошеного гостя.
Настя напряженно замирает.
— Ваша светлость, вы проснулись? — наперекор ожиданиям с порога слышен тоненький испуганный голосок, не сочетаемый с образом гадкого старикашки, и, скорее всего, принадлежащий ребенку.
Насте в очередной раз приходится испытать ставший привычным за последние минуты коктейль из чувств удивления и растерянности.
Табурет от неожиданности выпадает из рук, треск и грохот заставляют вздрогнуть. Девушка резко отворяет дверь. На пороге переминается с ноги на ногу курносая девчонка, лет тринадцати, бледная как сама смерть и перепуганная донельзя. Нежданная гостья вжимает голову в плечи и снизу вверх смотрит на Настю, будто ожидая неминуемого удара со стороны недружелюбно настроенной девушки.
— Ты кто? — не находит более подходящего вопроса Настя, при этом голос звучит напряженно и необычайно громко. Мысли ворочаются непривычно медленно, перестроиться с ожидаемой картинки на реальную оказывается непросто.
— Лина, ваша светлость, служанка вашей светлости, — сбиваясь на каждом слове, дрожит девчонка, ничуть не проясняя ситуацию.
Указательным пальцем Настя касается зачесавшегося носа.
— Ага, ясно, — девушка с сарказмом кивает, и тут же впадает в крайнее раздражение, — "какого…".
Вспышка возникшего на ровном месте гнева, так и не вырывается наружу, раздавленная другими чувствами.
— Желаете, чтобы я помогла вам одеться, ваша светлость? — чуть успокоившись и несколько преждевременно решив, что бить ее, пока не собираются, интересуется Лина.
Настя подавляет нервный смешок, напряженные пальцы впиваются в плечи. Девушка не знает, как реагировать на необычное предложение, в голове царит полная сумятица, приправленная солидной порцией нецензурных мыслей.
— Думаешь, я не справлюсь? — наконец спрашивает девушка с легкой иронией. — "Интересно эта малолетка тоже спит со старикашкой?"
Думать о подобных вещах в сложившейся ситуации на первый взгляд глупо но, по крайней мере, от них в голове не возникает каша.
— Что вы, ваша светлость, — смущается служанка, отвечая, не на мысли ее светлости, а на прямой вопрос.
— Ладно, помоги, — великодушно разрешает Настя, пожимая плечами. Примерить роль влиятельной особы, пожалуй, интересно. Остается справиться с приступами паранойи, мешающей получить от происходящего фарса удовольствие.
Лина бодро переступает порог, рука машинально скользит по белому переднику, сглаживая незаметные складки. Взгляд по-хозяйски облетает комнату, останавливаясь на неприметной дверце, возле окна. Настя с интересом наблюдает за происходящим. Лина пройдя в угол, осторожно отворяет дверь, предоставляя взору небольшое ухоженное помещение. Главной особенностью и гордостью крошечной, хорошо освещенной комнаты, является изящный умывальник, выполненный под золото и украшенный рельефными узорами. Служанка потягивает за золотую цепочку над раковиной. По лицу скользит виноватая улыбка.