Страница 7 из 74
Знаменитый портретист поднялся со стула и пересек студию, чтобы вручить Холмсу продукт его усилий. Взяв блокнот, Холмс внимательно посмотрел на свой ястребиный профиль, изображенный углем, и я заметил, что он более близок к тому, чтобы покраснеть, чем за все время нашего знакомства.
— Великолепно, сэр, — сказал он, возвращая блокнот. — Я лишь сожалею, что не представил вам более подходящий объект для вашего блистательного дарования.
— Чепуха, мистер Холмс, — запротестовал Сарджент. — Вы идеальный объект. Вы должны позволить мне написать вас маслом. Хорошо представляю вас в охотничьем облачении — безрукавке, войлочной шляпе и с биноклем в руке. Что скажете, сэр? Будете мне позировать?
— Сарджент, мы здесь не для вашего удовольствия, — рассердился Уистлер. — Мы заняты разгадкой преступления. Если мистер Холмс согласен вам позировать, можете обсудить детали потом.
Скорее развеселившийся, чем пристыженный Сарджент вернулся к своему стулу. К огорчению Уистлера, Холмс заявил, что уже располагает всеми нужными сведениями об исчезнувшей картине, и перевел разговор в форму, которую я мог бы охарактеризовать как перекрестный допрос двух художников об их стилях в частности и о состоянии искусства в целом, затянувшийся за полночь и доведший до изнеможения как художников, так и меня.
На следующее утро, поднявшись поздно, я узнал у миссис Хадсон, что Холмс ушел несколько часов назад, не сообщив ей, куда идет и когда вернется. Это дало мне возможность продолжить приготовления к путешествию в Америку — зайти за документами в министерство иностранных дел, выправить бумаги в американском посольстве и проконсультироваться со служащим моего банка «Кокс и Кº» относительно аккредитива, позволяющего открывать банковские счета в Соединенных Штатах. Я также дал банку указания насчет того, как поступить с сундуком-сейфом, который я держал в банковском хранилище и в котором находились документы и записи весьма деликатного свойства, касающиеся меня и Шерлока Холмса, в случае, если со мной в Америке произойдет несчастье.
Спустя несколько часов я вернулся на Бейкер-стрит, а еще позже, когда миссис Хадсон надоело в который раз подогревать обед Холмса, он вошел в гостиную и заявил:
— Тайна почти разгадана, Уотсон! Это была любопытная маленькая проблема. Остался лишь один болтающийся конец нити, и он будет аккуратно завязан в узел завтра в час дня.
С этими словами Холмс удалился в свою спальню и закрыл за собой дверь; вскоре после того как мы поселились на Бейкер-стрит, я усвоил, что этот сигнал означает «не беспокоить ни при каких обстоятельствах». Тем не менее утром я до некоторой степени удостоился доверия Холмса.
— Могу сообщить вам следующее, Уотсон, — шепнул он мне за завтраком. — Старуха на картине — не русская. Она сербка. В данный момент я не могу поделиться с вами большим, за исключением того, что забавная маленькая кража могла привести к одному из серьезнейших кризисов и без того напряженной ситуации на Европейском континенте. Будьте дома в два, и я объясню вам все!
Ровно в назначенное время Холмс вошел в гостиную, найдя меня ожидающим его рассказа с таким же нетерпением, с каким я ожидал лекцию Оскара Уайльда об Америке.
— Как вы, очевидно, догадываетесь, — заговорил он, — я начал с визита в галерею Гордона на Слоун-стрит. Мистер Гордон хорошо помнил продажу картины — не только потому, что она едва не была продана за ничтожную цену в один фунт и в конце концов куплена за два знаменитым Джеймсом Мак-Ниллом Уистлером, но и потому, что через три часа, после того как Уистлер унес портрет на Тайт-стрит, в галерею явился еще один желающий его приобрести.
— Значит, вот как вор узнал, что картина у Уистлера! Ему сказал мистер Гордон.
— Нет, Уотсон. Хотя мистеру Гордону предлагали солидную сумму, если он откроет личность покупателя, он отказался предоставить эту информацию. Мистер Гордон — бизнесмен, заслуженно пользующийся хорошей репутацией. Человек, укравший картину, знал, что она попала к Уистлеру, так как его агент присутствовал при покупке. То, что портрет похитили на Тайт-стрит, было чистой случайностью. Его украли бы у любого, кому бы он достался на аукционе. Все было организовано таким образом, чтобы человек, которому приказали купить картину, — тот, кто явился в галерею слишком поздно, — не смог бы этого сделать. Он опоздал, потому что его задержали. Теперь я знаю, какой выдающийся ум стоит за этой шарадой, так как в час дня я сообщил ему все, что мне известно, и он во всем признался.
— Извините, Холмс, но вы сбили меня столку. Выдающийся ум?
— Я не так легко бросаюсь словами, Уотсон. Человек, устроивший эту кражу, один из самых блестящих умов во всей Англии, а может быть, и в мире. В большинстве важных событий можно ощутить его присутствие за сценой.
— И вам известно его имя?
— Так же, как мое собственное, Уотсон. Но не просите меня разглашать его. Возможно, настанет время, когда я почувствую, что могу без опасений доверить вам сведения, касающиеся его. Но не теперь. Что касается идеи написать об этом приключении, которую вы, вероятно, уже лелеете, я настаиваю, чтобы вы не предавали его огласке, покуда я не перестану дышать. Вы можете записать нужную информацию и хранить ее в сейфе в банке «Кокс и Кº», но не должны ничего публиковать, пока не настанет время — если оно когда-нибудь настанет. Что до самой картины, то она была написана посредственным художником, специализировавшимся в жанре, который снисходительно именуют «народным искусством».
— Каким образом вы это узнали?
— Мистер Гордон хорошо разбирается в таких вещах. Он узнал кисть человека по имени Вукчич, ранее писавшего сельские сцены на Балканах. Я разыскал Вукчича вчера и расспросил его. В данном случае он изобразил черногорскую крестьянку. Вы знакомы с недавней историей этого региона?
— Разумеется, Холмс. Даже в Афганистане мы были осведомлены о войне между Сербией и мятежниками в Боснии и Герцеговине.[8] Князь Николай Черногорский вмешался в конфликт на стороне мятежников, объявил войну Турции и в союзе с Россией вышел из кризиса, утроив территорию Черногории по условиям договора в Сан-Стефано в 1878 году. Среди моих друзей в военном министерстве распространено мнение, что этот договор не является концом неприятностей на Балканах. Некоторые генералы убеждены, что он посеял семена будущих конфликтов. Они уверены, что этот регион обречен послужить источником европейской войны чудовищных, возможно, катастрофических масштабов.
— Браво, друг мой! Описание абсолютно точное!
— Но какое это имеет отношение к картине Уистлера?
— Важно то, что находится под картиной.
— Под картиной? Что вы имеете в виду?
— Прежде чем мистер Вукчич изобразил старуху, он нанес на холст подробную карту развертывания в регионе сербской и черногорской армий.
— Значит, этот негодяй — шпион?
— Вот именно.
— На кого же он работает?
— На того, кто больше платит. В данном случае на представителя Германской империи. Агент кайзера должен был купить картину на аукционе в галерее Гордона. Он бы сделал это, если бы наш безымянный выдающийся ум не узнал обо всем через своих агентов и не принял меры, чтобы задержать человека кайзера и помешать ему приобрести портрет, предложив самую высокую цену.
— И этой таинственной, всезнающей личности оставалось только последовать за человеком, купившим картину и выкрасть ее!
Холмс усмехнулся.
— Уверяю вас, что он не осуществил кражу самолично. Этот человек редко покидает район своей комфортабельной резиденции на Пэлл-Мэлл. Нет, портрет похитил один из его агентов.
— Но что делать теперь, Холмс? Нужно уведомить Скотланд-Ярд, министерство иностранных дел, военное министерство! На карту поставлена судьба Европы — и Англии в том числе!
— Думаю, Уотсон, они уже полностью информированы. Все, кроме Скотланд-Ярда. Это не тот сорт вещей, который завсегдатаи клуба «Диоген» доверяют людям вроде инспектора Лестрейда! Что до судеб Англии и Европы, то можете не беспокоиться. Они в настолько компетентных руках, что вы, я уверен, найдете их, вернувшись из Америки, в целости и сохранности. Надеюсь, вы вернетесь скоро, старина. Мне будет недоставать моего Босуэлла![9]
8
Так в оригинале. В действительности войны 1876–1878 гг. велись между Турцией, с одной стороны, и Сербией и Черногорией — с другой. Вступление в войну России способствовало обретению независимости балканскими народами.
9
Босуэлл Джеймс (1740–1795) — шотландский юрист и писатель, биограф английского лексикографа Сэмюэла Джонсона.