Право на жизнь

Упырей он не видел, но не раз слышал рассказы Лукия о болотной нечисти, и имел представление, о чем говорил.

— Упыри упырями, но позади степняки… а они еще хуже…

Северьян задумался. Выхода попросту не было. Оставалось лишь надеяться на чудо.

— Подождем, — решительно заявил он. Затем залез на повозку, крикнул совсем уж по взрослому. На него тотчас обратили внимание, затрепетали.

— Выждем, пока не сядет солнце, — сказал Северьян. — А потом мы с… Зубром вернемся и разведаем, что к чему. Может и нет ни каких степняков, а может… ушли уже.

Северьяна передернуло. Он знал, что если степняки уйдут, на месте села останется лишь выжженное пепелище… Северьян так ясно представил себе гору мертвецов, и среди них Лукия, Городона… Мальчик еле сдержался, унял предательскую дрожь.

— Не бойся, Северьяша, — к мальцу подошел старый Валим, и теперь гладил Северьяна по голове. Не удержался мальчишка, вцепился в деда, как клещ, и тихо, беззвучно зарыдал. В этот раз он зарекся никогда больше не плакать…

Северьян долго лежал на траве, вдыхая свежий, напоенный ароматами трав и цветов воздух. Это было похоже на глоток воды в пустыне — так разительно отличался он от спертого, загаженного смогом и гарью духом подземелья. Рядом, в каких-нибудь двадцати шагах высилась громада леса. Северьян сам не мог понять, какая сила донесла его тело до самых деревьев. А вдалеке, на расстоянии взгляда, из небольшого холмика на поляне в небо поднимался дым. Потом земля застонала, задрожала и осела, навсегда засыпав ведьмин курган.

Страх остался позади. Еще сам не веря, что все кончилось, убийца поднялся на неустойчивых ногах, сделал несколько шагов, опираясь на посох. С трудом, превозмогая самого себя, он добрался до леса, вошел в неприветливую чащу, и там повалился без сил, через минуту забывшись тяжелым неуютным сном.

Утро встретило его изморосью и пронзительной прохладой. Трава за ночь покрылась росой, даже земля размокла, и теперь елозила под ногами, норовя ускользнуть в самый неподходящий момент. Северьян недоумевал. Неужели, был дождь? Но почему он не помнит этого? Разве может быть сон столь крепким? Северьян не стал ломать голову, собрал свои скудные пожитки и двинулся дальше. Да какие пожитки собирать-то? Одежда, нож да посох — вот и все его снаряжение.

Деревья сменяли друг друга, от их обилия рябило в глазах. Желудок стонал, пустой, Северьян скривился, живот скрутил приступ голода. Проклятая ведьма затащив его в свое логово даже не соизволила накормить. Хотя, он бы и сам отказался. Но желудку было наплевать на все приключения хозяина. Он требовал пищи.

Найти ее оказалось не так уж и просто. Ножи Северьян потерял, когда убегал из ведьминого логова. Возвращаться обратно искать их у него не было ни малейшего желания. Охотиться с мечом почти невозможно. Птицу не собьешь, глухарей в такой чащобе нет, а звери покрупнее порядком пуганые, чуют приближение человека и прячутся. Северьян попробовал пожевать листья, но с отвращением выплюнул. Эта пища не годилась. Хвойные иголки тоже не отличались отменным вкусом, но на первое время подошли и они. Северьян даже подумывал отыскать на худой конец, берлогу медведя, но вскоре его проблемы решились сами собой. Бесконечная непреодолимая стена леса медленно расступалась. Ели и сосны сменились дубами и кленами, их в свою очередь сменил светлый редкий березняк. Здесь росли большие, невзрачные, но крупные грибы-подберезовики. Набрав целую горку, Северьян развел костер, и вскоре уже лакомился жареными грибками, нанизанными на ветки. Вместо привычной соли подошла зола, воду он собрал с крупных скопивших утреннюю влагу листов лопуха. Сытно поев, Северьян двинулся дальше, и вскоре березняк кончился. Впереди, как на ладони лежала небольшая уютная деревушка.

Шесть домов, небольшое, засеянное поле, да покосившаяся гнилая ограда окрест домов. Северьян совсем не был уверен, что все дома — жилые. Два из них выглядели настолько покосившимися и вросшими в землю, что не возникало даже подозрения о наличии в них маломальской жизни, тех же клопов да тараканов. Да и откуда здесь жизнь, в такой глуши. Только безумцы могли поселиться здесь.

В деревне царило запустение. Это лишь издали, с возвышения казалось, будто она обитаема. Судя по всему, дома были оставлены давно. То, что Северьян принял за засеянное поле, оказалось поросшей бурьяном канавой. Все остальное, к чему бы Северьян не прикасался, от дряхлости разваливалось, рассыпалось в прах. Он полазил по окрестностям, но нашел лишь давно выцветший собачий скелет. В дома лучше было не соваться. Крыша одного уже провалилась внутрь. Ошметки досок уродливыми рваными ранами торчали из проломленной верхатуры. Другой дом норовил рухнуть целиком, покачиваясь даже от неуверенных порывов загулявшего ветерка. Северьян обошел его стороной, дабы не потревожить и без того хрупкое равновесие старой избы. Еще три оказались в столь же плачевном состоянии, и лишь один, выструганный из вековых дубовых бревен, все еще был крепким и кряжистым, и выглядел моложе остальных. Возраст его выдавали лишь ушедшие глубоко в землю сваи, да окно, нынче оказавшееся на уровне двери. Северьян, пробуя посохом пол на крепость, осторожно влез через зияющий чернотой провал окна.

В доме, вопреки влажности снаружи, и почти подвального расположения, было сухо и тепло. Дубовые бревна сохраняли обжитость и поныне, всасывая в себя влагу и сырость. Северьян обошел дом изнутри. Потолок немного подгнил и покосился, но все еще уверенно держался. В избе, не слишком большой, но все-таки просторной, обнаружился стол с подломленным основанием и две расколотых лавки. У левой стены раскорячилась старенькая, с завалинкой, печка. Она оказалась снизу до верху опутана паутиной, закопчена. Как и прочую, оставшуюся от прежних хозяев обстановку, ее покрывал толстый слой толи грязи, толи пыли, ровная поверхность которой нарушалась лишь маленькими прогалинками. Наверное, следы крыс. Удивительно, как они только здесь выжили?

Все-таки в доме было тихо и уютно. К тому же, Северьяну уже надоело спать под открытым небом. Он кое-как починил поломанные лавки, соорудил стол. В березняке набрал коры и сухого хвороста, затопил печь. Та оказалась вполне годной, и вскоре в ней затрепетал осторожный, неуверенный язычок пламени. Северьян сходил в лес и набрал полную охапку грибов. Подберезовиков нынче, как грязи — с голоду не умрешь. Только по прежнему хотелось пить.

Северьян в очередной раз обошел маленькую деревушку, и за старым, кренящимся под дуновениями ветра домом, нашел колодец. Удивительно, но вода в нем оказалась прозрачной и свежей, затхлости и гнили не ощущалось. Только достать ее не представлялось возможным. Спускаться вниз — себе дороже. Бревна размякшие и склизкие, и неизвестно, какая глубина там, дальше. Ведра, даже самого плохонького, подле колодца не обнаружилось.

Нырять Северьян и не стал. Отковырнув более-менее крепкую доску от забора, он использовал ее, как лопату, выкопав прямо возле колодца небольшую ямку. Та, вскоре, наполнилась водой. Сначала грязной и мутной, но вскоре песок осел. Северьян пил медленно, смакуя каждый глоток. Проблема с водой была решена. Клял он себя лишь за то, что не удосужился потребовать у Волхва хотя бы маленькой баклажки. Можно было бы не заботиться постоянным поиском воды.

С наступлением темноты дневная жара спала, в воздух вкрались капли заутренней росы, откуда ни возьмись, появился легкий прохладный ветерок. Северьян вздохнул полной грудью. Воздух был чистым и удивительно свежим. В полумраке безлунной звездной ночи одинокие, корявые деревья были похожи на злобных оборотней, притаившихся, ожидающих случайного путника. А в избе было тепло и уютно, в печи поспевали грибы, свет лучины успокаивал и клонил ко сну. Но Северьян не торопился спать. Покопавшись на чердаке он нашел среди старой утвари цельный глиняный горшок с отколотой ручкой. Не баклажка, конечно, но тоже сойдет. Набрал в нее воды, поставил на стол. Вскоре поспели грибы. За это время Северьян уже успел нагулять себе достаточный аппетит и набросился на еду, как голодный волк на беспомощного ягненка. Но еды оказалось куда больше, чем смог вместить вечно недовольный желудок. Запив трапезу колодезной водой, он кое-как устроился на лавке, и под шум леса и уханье совы, сладко задремал.