Страница 12 из 16
Беда в том, что мы тратим слишком много времени, выискивая вне нас то, что на самом-то деле следует искать внутри себя. Но мы вроде бы никогда не доверяем тому, что находим в себе — возможно, потому что находим его именно там. Мы ведь в упор не видим, кто мы такие по-настоящему. Слишком уж торопимся оттяпывать от себя кусочки, подстраиваясь под отношения с кем-то или с чем-то — работа, круг знакомств, — и без конца занимаемся саморедактурой, пока не притремся. Или притираем кого-то другого. Пытаемся отредактировать людей вокруг нас. Не знаю, что хуже. Большинство, конечно, скажет, что хуже, если мы проделываем это с другими, но, по-моему, различие во вредности тут невелико.
Почему мы так мало любим себя? Почему нам внушает подозрение сама мысль о том, чтобы полюбить себя, чтобы хранить верность себе, а не выламываться под чьи-то представления о нас? Мы всегда готовы предавать себя, но никогда предательством это не называем, а пользуемся расхожими словечками вроде «приспосабливаться», «поступать как принято», «ладить с людьми».
Нет, я не ратую за мир, управляемый только личными интересами. Я понимаю, что необходимы определенные ограничения и даже некоторые компромиссы, не то мы получим чистую анархию. Тот, кто ждет, что мир приспособится к нему, явно страдает переизбытком самодовольства.
Но как мы можем ожидать, что другие будут уважать нас, любить, если сами мы не уважаем и не любим себя? И почему никто не задает вопроса: «Если вы с такой легкостью предаете себя, как мне верить, что вы не предадите и меня?»
— И тогда он попросту ушел? Вот так прямо?
Мона кивнула.
— Наверное, мне следовало это предвидеть. Последнее время мы сцеплялись по каждому поводу. Но я так закрутилась с выпуском последнего номера и с этими типчиками в «Спаре», которые оказались отъявленными негодяями…
Она не договорила. Ведь в этот вечер она планировала отвлечься от своих невзгод, а не сосредотачиваться на них. Сколько раз она думала, что слишком уж многие используют Джилли в качестве помеси матери-исповедницы и свалки чужих бед. И давным-давно она обещала себе, что не последует пагубному примеру. А теперь она заваливает своими проблемами столик между ними.
Беда заключалась в том, что Джилли умела подтолкнуть вас к душевным излияниям с такой же легкостью, что и вызвать у вас улыбку.
— Пожалуй, все сводится к тому, — сказала она, — что мне больше хотелось быть Роккит Герлой, чем Моной.
Джилли улыбнулась.
— Которой Моной?
— В самую точку.
Реальная Мона сочиняла и иллюстрировала три сериала для собственного комикса «Зона девушек», выходящего дважды в месяц. Роккит Герла фигурировала в «Подлинных приключениях Роккит Герлы», шаржированная Мона — в полуавтобиографическом сериале под названием «Моя жизнь, как птица». Завершала каждый номер «Яшма Юпитера».
Роккит Герла, она же «Монстр Венеции» (Венеции не в Италии и не на калифорнийском побережье, а Венеции-авеню в Крауси), была крутая панкующая девица с атлетической фигурой, редкостным чутьем на моду, сильная, бесстрашная и, возможно, чересчур самоуверенная на свою же беду, однако благодаря этому сюжеты рождались сами собой. Свое время она тратила на восстановление справедливости в сражениях с гнусными злодеями, вроде Мужчины, Который Не Позвонил, Когда Обещал Позвонить, и Мужчины Честное Слово, Мы С Женой Все Равно Разошлись.
Мона в «Моей жизни…» щеголяла, подобно своей создательнице, гривой золотистых волос и джинсовым комбинезоном, хотя реальная Мона обычно надевала под комбинезон майку, а ее волосы на дюйм от корней часто бывали совсем темными. Обе они отличались своеобразным чувством юмора и были склонны распространяться на темы, которые считали основой интересных разговоров — любовь и смерть, секс и искусство, — впрочем, монологи в журнале были заметно более понятными. Действие неизменно происходило в квартире героини, либо в баре, где они с Джилли сидели сейчас за кувшином бочкового пива.
Яшма Юпитера пока еще лично не появилась в своем сериале, но читателям казалось, будто они уже хорошо ее знают, так как ее друзья (в нем появившиеся) только о ней и говорили.
— Пожалуй, Моной в картинках, — сказала теперь Мона. — Может, ее жизнь тоже не одни розы, но по крайней мере она умеет дать сокрушительный ответ.
— Но только потому, что у тебя есть время придумывать их для нее.
— Да, верно.
— С другой стороны, — добавила Джилли, — в этом есть свой смак. Задним числом все соображают, как следовало бы ответить, но только ты можешь использовать такие ответы.
— Более чем верно.
Джилли снова наполнила их бокалы. Когда она поставила кувшин на стол, в нем осталась только пена на дне.
— Так значит, ты его срезала?
Мона покачала головой.
— Что я могла сказать? Я была так оглушена тем, что он, оказывается, никогда серьезно не относился к моим занятиям. Только смотрела на него и старалась понять, как я могла верить, будто мы знаем друг друга по-настоящему.
Она пыталась вычеркнуть его из памяти, но слова «эти твои жалкие комиксы» все еще жгли ее.
— Прежде ему нравилось, что я совсем не похожа на тех, с кем ему приходится работать, — сказала она. — Но, думается, ему просто надоело водить свою богемствующую подружку на официальные приемы и вечера.
Джилли так энергично кивнула, что кудри упали ей на глаза. Она смахнула их со лба пальцами, под ногтями которых, как всегда, собралась краска. Ультрамариновая синева. Пылающе коралловая.
— Понимаешь, — сказала подруга, — потому-то я и не терплю мир корпораций. Их идея в том, что, занимаясь творчеством, которое не приносит больших баксов, тебе следует считать его просто хобби для досуга, а время и усилия вкладывать во что-нибудь серьезное. Будто твое искусство недостаточно серьезно!
Мона отхлебнула пива.
— Не заводи меня на эту тему.
«Спар дистрибьюшнс» приняла решение впредь заниматься распространением только комиксов с супергероями, и одной из жертв этого решения оказалась «Зона девушек». Само по себе скверно, дальше некуда, но они отказывались выдать Моне прошлые номера и деньги, которые оставались должны за проданные экземпляры.
— Тебя обкрутили вокруг пальца, — заявила Джилли. — У них не было на это никакого права.
Мона пожала плечами.
— Наверное, я должна была хоть что-то заметить, — продолжала она, предпочитая обсуждать Пита. Хотя бы с ним она могла разделаться. — Но ведь сериалы ему как будто по-настоящему нравились. Он смеялся в нужных местах и даже всплакнул, когда Ямайка чуть не погибла.
— А у кого глаза оставались сухими?
— Пожалуй. Столько писем пришло!
Ямайка была милейшей кошечкой в «Моей жизни…» — единственная фантазия, какую там позволила себе Мона, учитывая, что Пит страдал аллергией на кошек. Когда Краюшка сбежал и девушка только-только познакомилась с Питом, она никак не думала, что останется без котенка надолго, однако едва их отношения начали приобретать определенную серьезность, ей пришлось отказаться от мысли о новой кошке.
— Может, ему не понравилось, что он попал в сериал? — предположила Мона.
— Как так — не понравилось? — спросила Джилли. — Когда ты ввела меня, я страшно обрадовалась, хотя ты и наградила меня волосищами, будто после прически в аду.
Мона улыбнулась.
— Вот видишь, что получается, когда бросаешь художественную школу.
— Обзаводишься адскими волосищами?
— Нет, я о…
— Кроме того, художественную школу бросила не я, а ты.
— Вот именно, — согласилась Мона. — Не умею рисовать волосы, хоть убей. Они всегда выглядят растрепанными и взлохмаченными.
— Или уподобляются шлему, как получилось, когда ты рисовала Пита.
Мона невольно хихикнула.
— Не очень его украсило, а?
— Но ты это компенсировала, снабдив его элегантной задницей, — добавила Джилли.
Моне это показалось дико смешным. Пиво, решила она, ударило ей в голову. И хорошо, если дело только в пиве. Уловила ли Джилли истеричность в ее смехе? От этой мысли на миг возникшее веселое настроение исчезло так же быстро, как утром Пит из их квартиры.