Страница 111 из 199
О трудных временах, стране грозивших.
И я был на приеме. Капитан,
Набор производивший, занял место
Посередине за столом; с ним рядом
Сел ленсман и помощники-сержанты;
По очереди парней вызывали,
Осматривали, измеряли рост,
И принимали или браковали.
Набилась комната полна народу,
И громкий говор несся со двора…
Но вот на оклик вышел новый парень —
Белее полотна, с рукою правой,
Обмотанной тряпицей; был в поту он,
Чуть на ногах держался, задыхался;
Заговорить пытался – и не мог…
Едва-едва, приказу повинуясь
И заревом весь вспыхнув, рассказал,
То заикаясь, то словами сыпля,
Историю о том, как отхватил
Себе нечаянно серпом весь палец…
И в комнате вдруг разом стихло. Люди
Лишь переглядывались меж собой,
Поджавши губы, да кидали взгляды
Тяжелые, как камни, на беднягу.
И он их чувствовал, хоть и не видел,
С опущенною головою стоя.
Затем седобородый капитан
Привстал и, плюнув, указал на дверь…
Когда де парень повернулся, чтобы
Пройти к дверям, все расступились разом,
И как сквозь строй он до порога шел;
Одним прыжком за дверью очутился
И бросился бежать по горным скатам,
Оврагам каменистым, спотыкаясь
И чуть не падая, в свое селенье…
Спустя полгода он переселился
Сюда к нам с матерью, грудным ребенком
И нареченной. Взял себе участок
На косогоре, на границе Ломба,
При первой же возможности женился,
Построил дом и заступом ломать
Стал каменистый грунт, чтоб понемногу
В возделанное поле превратить.
Чем дальше-дело лучше шло, о чем
Колосья золотые говорили.
Держал в кармане руку в церкви он,
Но дома, мне сдается, девять пальцев
Его работали не хуже, чем
Все десять у других. Но раз весною
Все половодьем у него снесло;
Семья и он едва спаслись от смерти.
Но он упорен был в труде – и прежде,
Чем осень подошла, опять вился
Дымок над крышей нового жилища,
Которое на этот раз построил
Он на горе, где не грозили воды
Снести его. Зато, спустя два года,
Лавина дом снесла с лица земли;
Но мужества она не придавила
В крестьянине. Он снова заступ взял,
Копал, и чистил, и возил, и строил,
И третий домик был к зиме готов…
Три сына в этом доме подрастали;
Пришла пора им школу посещать,
А путь туда не близкий был – ущельем
Крутым, извилистым; и вот отец
Двух младших на спине носил, а старший
Справлялся сам, пока не становился
Спуск слишком крут, – обвязывал тогда
Отец веревкой малыша и вел…
Шел год за годом; стали мальчуганы
Мужчинами. Пришло, казалось, время
Отцу пожать плоды трудов своих;
Но три норвежца, сколотив деньжонки
В Америке, и думать позабыли
И об отце, и о дороге в школу…
Был узок кругозор его, не видел
Он ничего вне тесного кружка
Своей семьи и самых близких лиц.
И звуками пустыми отдавались,
Как звон бубенчиков, в ушах его
Слова, которые с волшебной силой
Других по струнам сердца ударяют:
«Народ», «отечество», «гражданский долг»
И «патриота ореол», – все это
Туманным оставалось для него.
Но он всегда исполнен был смиренья;
Со дня призыва на себе нес тяжесть
Сознания вины своей, о чем
В тот день стыда румянец говорил,
А позже – правая рука в кармане…
Он был преступником: страны законы
Нарушил он. Ну да! Но нечто есть,
Что так же над законами сияет,
Как над венцом блестящим ледников
Вершины гор из облаков. Нет спору —
Плохим он гражданином был; для церкви,
Для государства – деревом негодным.
Но здесь, на горном склоне, в круге тесном
Задач и обязательств семьянина,
Он был велик, он был самим собой.
Один мотив чрез жизнь его проходит.
Он с ним родился, и всю жизнь его
Звучал мотив тот, – правда, под сурдинку,
Зато фальшивой не было в нем нотки!..
Так с миром же покойся, скромный воин,
Стоявший до конца в рядах крестьянства,
Участвуя в той маленькой войне,
Которую оно всю жизнь ведет!
Не будем мы вскрывать чужое сердце,
В чужом мозгу копаться; это – дело
Не созданных из праха, но творца
Одну надежду выскажу я смело,
Что вряд ли тот, кого мы схоронили,
Перед своим судьей предстал калекой!
Народ расходится. Пер Гюнт остается один. Пер Гюнт
Вот это – христианский дух!
Ничто тут не смущало, не пугало.
И тема проповеди – долг наш первый:
Всегда быть верным самому себе —
Довольно назидательна к тому же.
(Смотрит на могилу.)
Не он ли палец отрубил себе
Тогда в лесу, где строил я избушку?
Как знать? Одно я знаю, что, не стой
Я сам тут над могилой мне родного
По духу человека, мог бы я
Подумать, что во сне правдоподобном
Я собственное погребенье видел,
Себе похвальное я слово слышал…
Поистине прекрасный, христианский
Обычай – так вот бросить взор назад,
На поприще земное тех, кто умер!..
И я б не прочь был, чтобы приговор
Мне вынес этот же достойный пастырь…
Но, впрочем, я надеюсь, что нескоро
Еще могильщик пригласит меня
На новоселье в тесное жилище;
И «от добра добра не ищут», или
«Дню каждому его довлеет злоба»,
Как говорит писание; а также
«Не следует себе рыть в долг могилу»…
Да, все же истинное утешенье
Дает нам церковь! Не умел, как должно,
Я раньше этого ценить. Теперь же
Я знаю, как отрадно услыхать
Из компетентных уст нам подтвержденье
Старинной поговорке: «Что посеешь,
То и пожнешь»… Завет дан человеку:
Себе быть верным, быть «самим собою»
И в малом и в большом, всегда и всюду.
Тогда хоть счастье и изменит – честь
Останется, что жил ты по завету!..
Домой теперь! Пусть будет труден путь,
Пускай судьба смеется надо мною —
Старик Пер Гюнт пойдет своим путем,
Останется «самим собой» – хоть бедным,
Но добродетельным. Да будет так!
(Уходит.)
Горный склон с высохшим речным руслом. Возле него развалины мельницы; грунт изрыт; на всем печать разорения. Повыше, на холме, большой крестьянский двор. Во дворе происходит аукцион. Много народу. Попойка и шум. Пер Гюнт сидит на куче камней среди развалин мельницы.
Пер Гюнт
Вперед или назад – и все ни с места;
Внутри и вне – все так же узко, тесно.
Съедает ржа железо, время – силы.
И тут придется, видно, мне припомнить
Совет Кривой: «Сторонкой обойди!»
Человек в трауре
Лишь хлам остался.
(Увидев Пера Гюнта.)
А, да тут чужие?
Ну что ж! Добро пожаловать, приятель!
Пер Гюнт
Спасибо; весело у вас сегодня.
Крестины здесь справляют или свадьбу?
Человек в трауре
Скорее – возращение домой:
Лежит невеста в ящике с червями.
Пер Гюнт
И черви друг у друга рвут тряпье.
Человек в трауре
Тут песне и конец!
Пер Гюнт
Один у всех;
Они стары, и я знавал их в детстве.
Молодой крестьянин (с ложкой)
Смотрите, что за штуку приобрел я!
Серебряные пуговицы в ней
Пер Гюнт топил и отливал.
Второй
А я-то, —
За шиллинг приобрел себе мошну!
Третий
Четыре с половиной дол за короб!
Никто не даст дороже мне?
Пер Гюнт
Пер Гюнт…
Он кто ж такой был?
Человек в трауре
Он? Свояк Курносой
И Аслака, что кузницу здесь держит.
Человек в сером
А ты меня-то с пьяных глаз забыл?
Человек в трауре
А ты забыл про хэгстадскую клеть?
Человек в сером
Н-да, ты брезгливостью не отличался.
Человек в трауре
Она, пожалуй, проведет и смерть!
Человек в сером