Страница 15 из 72
45. ГОРОДСКОЕ
В квадратах городской природы, В автомобильной суете Мечтательные пешеходы Глядят на небо в тесноте. На этой улице вокзальной При электрической луне Мы — в раковине музыкальной Под небом розовым, на дне. Как водоросли средь стихии, В кругах медузных фонарей Стоят деревья городские В бесплодной черноте ветвей. И в призрачном линейном гае, В стеклянном воздухе густом Ползут последние трамваи В свой черный и печальный дом. В кинематографе, в тумане, В мерцаньи пепельных небес Бандит и ангел — на экране, Но скучно нам в стране чудес. На лестнице чужого дома, Взлетевшей в небо, как спираль, Волнует голос незнакомый И ниже этажом — рояль. И в жарких дансингах нелепых, В трамвае и в дорожных снах, За карточным столом, в вертепах И в подозрительных домах Вас ищем мы в лесу хрустальном, Руками ловим мутный дым, В переполохе театральном Растерянно на мир глядим. Вы правы, страшный воздух тает. На подрисованных глазах Горошинами замерзают Потоки слез… Уже в садах И в скверах, как в огромных клетках, Среди муниципальных роз, Щебечут воробьи на ветках, Кричит в предместье паровоз. Что делать нам с любовным пеньем — Мы странный, мы смешной народ: Пусть с электрическим гуденьем Вас лифт на небо унесет, Чтоб снова мы могли в туманах Томиться на чужой земле, Захлебываться в океанах — В огромной голубой петле. Любовь предела не желает, В разлуке тлеет, как огонь, Щетиною не обрастает, Просвечивает, как ладонь. 192846. «Как нам распутать паутину…»
Как нам распутать паутину Тенетных козней, ловчих дел, Как нам воспеть клыки, щетину И лунную богиню стрел? Здесь делать нечего амуру, Слова теряют точный вес. Беги, мой зверь, спасая шкуру — Все ближе, ближе райский лес! Но, на поляне издыхая С зарядом меткого свинца, В кругу заливистого лая, Под ликование ловца Благословляет он разлуку С затравленным житьем своим, Охотницы прекрасной руку И зрения предсмертный дым. Приволокут к стряпухам тушу, Но и на кухонном полу Дианы ледяную душу Он славит, брошенный в углу. 192947. БАЛЕРИНЕ
В бутафорские грозы, На балетных носках, Улыбаясь сквозь слезы В розовых облаках… Леди в ложах шептались, Плакали чудаки, От волненья сморкались Милые толстяки. Но никто в черной зале И подумать не мог, Как жестоко в начале Жмет стальной башмачок, Как ты плачешь от боли Но тихонько — в углу, В этой горестной школе, На горбатом полу, В этом маленьком мире, В полотняной стране, В театральном зефире, При балетной луне. 193148. «О чем ты плакала, душа моя…»
О чем ты плакала, душа моя, Вздыхая за решеткой бытия, Куда рвалась, как пленница, в слезах, Искала выход голубой впотьмах, В какие небеса взлетала ты Из этой неприглядной темноты И музыке какой внимала там, Где ангелы и звезды по ночам, Зачем ты возвратилась к нам опять, Чтоб на земле томиться и вздыхать? И отвечает горестно она: — Еще я к райской жизни не годна, Еще я не сгорела на огне, Еще не выплакалась в тишине, Еще не научилась я любить, Еще мне надо у людей пожить. 193149. «О Дания, дальний предел…»
Т.А.Д.Т.
О Дания, дальний предел Всех наших мечтаний о том, Чего не бывает у нас Средь скучных и маленьких дел На бедной земле без прикрас. Но милые руки, как лед, Все горестнее тишина, Все тише и тише плывет Над башнями замка луна. О Дания, меркнет твой свет. Твой принц умирает… В конце Печальнейших странствий — ответ На этом прекрасном лице. И в лунном беспамятстве он, Средь черных и страшных теней, В бреду вспоминает сквозь сон О шпаге, о славе своей, О маленькой женской руке, О шорохе датских древес, О темной и сладкой строке, Слетевшей, как ангел, с небес… <Париж>. 1931