Поэмы

IV Пусть врагов твоих постигнет, А друзей твоих минует Горе, бывшее со мною, Жизнь мою сгубивший день! Я лицо омыл слезами, И душа моя тоскует. Я не знал, что был священным Мной застреленный олень! Каждый год плодятся звери, Счета нет в лесах оленям. Горько видеть, что наказан Я несправедливо был! Думал я, что бог сужденьем И рассудком совершенен; Что же он меня замучил, Душу мне испепелил? Я раскаивался горько В преступленье перед богом, Хоть меня никто убийцей И злодеем не считал. Я пять лет ружья не трогал, И в раскаянье глубоком Яне только крупной дичи Червяка не убивал. Но не вымолил пощады, Вижу все напрасно было! ни мои теперь и ночи Горем до краев полны. Сыновей моих сначала Смерть внезапная сразила, А потом копал могилу Я для дочки и жены. Все равно теперь и сам я В список грешников записан! Так чего же мне бояться И каких несчастий ждать? Я хочу с ружьем заветным По лесам пройти тенистым, о безумия хочу я След олений уни дать!.. Я пойду в густые рощи, Где от гор упали тени, Чтобы радовались люди, Чтобы шла молва кругом. "Вновь вчера Торгвай — охотник Застрелил самца оленя Пусть поделится он с нами И лопаткой и седлом…"

1886 Перевод В. Державина

Алуда Кетелаури

(из хевсурской жизни)1 В Шатиль ворвался верховой, Кричит: Беда! "Кистины-воры Чинят на пастбище разбой И лошадей уводят в горы!" На сходке, чтимый всем селом, Алуда был Кетелаури Муж справедливый и притом Хевсур, отважный по натуре. Немало кистов без руки Оставил он на поле боя. У труса разве есть враги? Их много только у героя. Теперь они средь бела дня Его похитили коня И гонят весь табун к высотам Через Архотский перевал, Чтоб конь ногами потоптал Луга, поросшие осотом. Алуда, слыша эту речь, Отбил кремень, проверил пули И наточил свой верный меч Благословенный свой франгули, Чтобы клинок не оплошал, Эфес попробовал ладонью… И вот рассвет. И сокол скал Летит за кистами в погоню. Встречая солнечный восход, Индейка горная поет, Собаки дремлют возле стада. В горах приметив след копыт, Алуда по следам летит. А вот и те, которых надо! Галгайцу-вору одному Плохая выдалась минута: Послав заряд вослед ему, С коня свалил его Алуда. Скатился книзу головой Злодей, застигнутый зарядом, Но не сробел кистин второй И за ружье схватился рядом. И грянул гром средь тишины, И сорвалась плита в ущелье, И на Алуду с вышины Осколки пули полетели. "Не ранен ты, неверный пес?" — Галгаец закричал сердито. "Промазал ты, неверный пес, — Гуданский- Крест моя защита". И снова пламя пронеслось В кистина выпалил Алуда. "Что, получил, неверный пес?" — "Ой, не бреши, я цел покуда" — "Ты цел? А шапку ты забыл?" "Эге, Муцал, не зазнавайся, Ведь я насквозь ее пробил! Спалило волосы, признайся!" "Высок, бедняга, твой прицел, Ты череп пулей не зад ел" И грянуло ружье Муцала, И у хевсура на боку, На радость меткому стрелку, Пороховницу разорвало. "Ужель ты цел, неверный пес?" Опять кричит Муцал сердито. "Как видишь цел, неверный пес, — Гуданский Крест моя защита. Гуданский Крест заступник мой, Он укрепил мою десницу. Не думай, что окончен бой, Коль ты пробил пороховницу. Теперь, уж коль на то пошло, Не должен я в долгу остаться!" И пуля просвистела зло И раздробила грудь галгайца. "Ну, каково, неверный пес?" — Вскричал Алуда, торжествуя. "Пробил ты грудь, неверный пес, Теперь недолго проживу я. О горе! Середь бела дня Досталась жизнь моя Алуде. Убил он брата и меня, И это ль божье правосудье!" Но не желает умирать Муцал, и струйку черной крови Травой пытается зажать, Держа оружье наготове. Собрав всё мужество свое, Стреляет он врагу навстречу, И снова промах, и ружье Бросает он с такою речью: "Владей же им, неверный пес, Ему не место у другого" Едва он это произнес, Как на устах застыло слово. Но чудо! мрачен и понур, Не смотрит на ружье хевсур И слезы медленные точит, И хоть добыча дорога, Неустрашимого врага Обезоружить он не хочет. Ружье с насечкой дорогой Кладет, на труп, залитый кровью, Влагает в руку меч стальной, Кинжал приладив к изголовью. Заветам древним вопреки, Не рубит правой он руки; Грехом не хочет оскверниться. И шепчет трупу он: "Муцал, Ты как герой в сраженьи пал, Была крепка твоя десница! Пускай она истлеет в прах, Покоясь на могучем теле, Чтобы не радовался враг, Прибив ее в своем ущелье. Хорошую ты мать имел, Коль от нее таким родился!" Кистина буркой он одел, Покрыл щитом и удалился.