Страница 9 из 79
Два года в больнице обострили у меня аппетит именно этого рода, превратив его в зверский голод. Я не мог отвести глаз от ее лица, такого утонченного и ранимого в этом облаке золотого беспорядка. Я заметил, что она не носит ни обручального кольца, ни кольца, символизирующего помолвку. Ее продуманно небрежная одежда была явно дорогой. Увидев Анжелу в первый раз, я решил, что она — комментатор на телевидении. Я сказал ей об этом, но она отрицательно покачала головой. А сейчас вдруг мне пришла в голову мысль, что телекомпания Беннистера подослала ее мне в качестве приманки. Ну что ж, в таком случае они не ошиблись.
— Мы рискуем, — повторила Анжела, — поскольку без вашего согласия вся отснятая основа фильма пойдет в корзину.
— Уже отснятая? — озадаченно спросил я.
— В основном, — объяснил Мэттью. — Тони говорил, что вам будет приятно увидеть, что мы собираемся сделать.
Мы сидели в доме Беннистера в новой гостиной. Дом был полностью перестроен и моему отцу очень понравился бы. Новая комната была длинной, футов семьдесят пять, и с любого места открывался восхитительный вид на реку, которая, извиваясь, бежала внизу. Три ковровые ступеньки вели к возвышению, где тихо плескались воды шестидесятифутового бассейна. Между ступеньками и окнами был сложен камин, увенчанный массивным медным колпаком. По обе стороны от него в беспорядке стояли белые кожаные диваны, а северную сторону занимали музыкальный и видеоцентр. Там были радиоприемники, кассетный плеер, плеер для компакт-дисков, магнитофоны, динамики, видеодискплееры, видеомагнитофоны и огромный телевизор, самый большой в доме. На его экране Беннистер и планировал просмотр отснятого материала. Он желал сделать фильм о моей жизни, моем ранении и моем выздоровлении, а я должен был выступать в качестве консультанта. Мэттью Купер вынул видеокассету из «дипломата» и предложил:
— Давайте посмотрим.
Я перешел к окну и увидел яхту с алюминиевым корпусом, шедшую под гротом и кливером к причалу выше по течению. На палубе стоял человек в черной вязаной шапочке, и я восхитился тем удивительным мастерством, с которым он подхватил причальный канат. Со стороны казалось, что это очень легко, но навстречу весенней приливной волне дул предательский порывистый ветер, и я знал, что передо мной — пример великолепного морского искусства. Я наблюдал за яхтой, чтобы скрыть свою заинтересованность Анжелой. Я считал, что несправедливо мучиться из-за столь небрежной красоты.
— Вы готовы? — настаивал Мэттью.
— Это французское судно, — проговорил я, будто не слыша вопроса. — Первое, что я вижу в этом году. Наверное, из Шербура. Яхта хороша, очень хороша.
— Видеолента? — осведомилась Анжела.
Теперь я пришел к выводу, что она ассистентка Мэттью, и строил догадки по поводу их взаимоотношений. Эти мысли будили во мне чувство ревности.
Мэттью вставил кассету.
— Все это весьма приблизительно, — заметил он, как бы извиняясь.
— Прекрасно. — Я говорил так, словно выражал согласие, но на самом деле старался скрыть раздражение. Целые месяцы я избегал прессы, и вот теперь Беннистер пытается поставить меня в центр телевизионного фильма. Во время своего визита в больницу Беннистер предложил мне все, что мне было нужно: прибежище, безопасность и средства на починку «Сикоракс». Я должен был понять, какая цена будет всему этому, когда на следующий день все газеты трубили о щедрости Беннистера. «Тони с ТВ спасает героя, награжденного Крестом Виктории». О Фанни Мульдере никто не упоминал. Одна из газет сообщала, что я стал жертвой вандалов, а другая прямо заявила, что нападавшие неизвестны.
И никто не связал имя Энтони с нападением. Беннистер вышел из всей истории абсолютно незапятнанным. Какая-то неприятность случилась в его эллинге, пока он был в отъезде, но теперь он все приводит в порядок. Сразу же после выписки я был приглашен к нему домой и за три прошедшие недели стал быстро приходить в норму. Меня наблюдали врачи Беннистера, я купался в бассейне Беннистера, и меня кормил управляющий Беннистера. «Сикоракс» вытащили из зарослей и поставили на лужайке перед домом. Были заказаны все необходимые материалы, и, будьте уверены, они были лучшего качества: красное дерево, тик, зрелый дуб, хвойная древесина и орегонская сосна. Тони выступал в роли доброго волшебника, и вот наступило время расплачиваться за эту доброту.
— Смотрите же! — резко сказала Анжела, обиженная моим недостаточным вниманием к происходящему на экране. А там закончился отсчет цифр и появилась новая картинка — дикий, открытый всем ветрам ландшафт, с нависшей над ним сумеречной тьмой, и только у самого края неба пробивалась розовая полоска. Под заунывную музыку на экране возникло название: «История солдата», фильм А. Уэстмакот". Я удивленно взглянул на нее. Да, неправильно я понял расстановку сил, считая, что Мэттью тут главный.
— Это рабочее название. — Мэттью посчитал мой взгляд слишком критичным.
— Просто предварительный набросок. — Анжела была недовольна его вмешательством.
Титры прошли, и на экране появилось ночное небо. Трассирующие пули посверкивали слева направо, образуя дуги в нарочито замедленном темпе. Вдали прогремел взрыв, и я тотчас же узнал вспышку от белого фосфора. Я вспомнил, как наш сто пятый вел огонь с горы Вернет. А может, это была зажигательная смесь?
Минометный обстрел фосфорными снарядами. Ужасная и кровавая штука.
Я отвернулся.
«Фолкленды, — голос Беннистера был четким, с подкупающей искренностью и теплотой, — четырнадцатое июля 1982 года. Британские войска окружили Стенли, битвы при Гуз-Грин и в горах были позади, и в холодном воздухе Южной Атлантики витало ощущение близкой победы. Капитан Ник Сендмен был одним из тех, кто...»
Я встал.
— Не возражаете, если я не стану смотреть?
Им нечего было сказать. Прихрамывая, я подошел к окну и взглянул на «Сикоракс», стоящую на подставке. Из нее вычерпали воду, ее вычистили и вырезали из кормы прогнившие участки. Старую медную обшивку, которая совсем окислилась и стала тонкой, как папиросная бумага, сорвали, а дырки от гвоздей забили сосновыми щепками. Обломки мачт вырвали, словно гнилые зубы, остатки крыши убрали. Яхта стояла, замотанная в брезент, и ждала, когда ее корму залатают и обошьют новыми досками.
Я взглянул вверх по течению на французскую яхту. Как раз в этот момент шкипер снял шапку, и оказалось, что это женщина. Она встряхнула своими черными волосами и пошла в носовую часть зачехлять паруса. Я завидовал ей. Я еще помнил то сладостное ощущение, когда приплываешь на рассвете и знаешь, что, после того как разделаешься с делами, у тебя останется время пропустить стаканчик, пока не начался прилив. А позади меня мелодичный голос Беннистера рассказывал мою историю. Я сделал попытку отключиться, но не смог. Сам того не желая, я обернулся и увидел на экране свою физиономию. Эта пятилетней давности фотография когда-то стояла на туалетном столике моей жены. Я удивился, каким образом этим телевизионщикам удалось ее переснять. Я совершенно не был похож на себя, по крайней мере мне так показалось. Мои вечно торчащие волосы мышиного цвета были непривычно аккуратно причесаны, и создавалось впечатление, что я просто натянул дешевый парик на свою башку с выдающейся челюстью.
— Мы, конечно, заменим эти снимки на фильм, — сказала Анжела, увидев, что я смотрю на экран.
— Снимки?
— Фотографию. Вместо нее пойдет фильм.
Вслед за мной на экране появился сержант Терри Фебровер. В военной форме он выглядел отвратительным и жестоким недомерком. Его засняли на одном из учебных полигонов в Суррее, и дым от пиротехнических взрывов на заднем плане создавал иллюзию военной обстановки. Перед камерой Терри постарался убрать свой акцент и облагородить лексику, в результате чего перед зрителем предстал вполне вежливый и узнаваемый образ раненого офицера. При этом возникало такое ощущение нереальности, как будто читаешь собственный некролог. Я вспомнил, что у Терри остался мой ящичек с инструментами. Будет время, я их заберу. Он описывал ту операцию, в которой я был ранен и за которую награжден орденом. Я не узнавал того, о чем он говорил. Я чувствовал себя не героем, а просто глупцом, и мне казалось, что вместо ордена я заслуживаю выговор за нарушение инструкций.