Хронопилот

Вчерашняя записка Эльзы насторожила и взволновала Штурма. Если старт ракет переносится на завтра, то любая помощь с Большой земли может опоздать. Неужели придется начинать все одному?! Самодеятельность заранее обречена на провал. Что может сделать один человек? На Клауса положиться нельзя: парень хотя и явный антифашист, но все же немец. А Эльзу надо сберечь: она самый ценный здесь человек! Значит, завтра старт… В принципе у него есть план, как действовать диверсионной группе. Хороший, проработанный план. Но если он рушится, надо придумывать новый, исходя из новых обстоятельств. Если пуск ракет и приезд курьера из Берлина взаимосвязаны, если одно цепляется за другое, то, перехватив курьера, он сможет хотя бы выиграть время. Курьер — фигура серьезная, и без него пуск вряд ли состоится. Пожалуй, это логично. А патрулировать дорогу от аэродрома до ПОЛИГОНА приказано именно Штурму. Расстрелять штабную машину, сидя в брюхе «Пантеры», — пара пустяков. Пожалуй, это беспроигрышный вариант.

Гауптштурмфюрер повеселел и замурлыкал замысловатую бравурную мелодию. В это время танк выехал на знакомую поляну, крутнулся на месте и застыл под сенью высоких сосен. Штурм спрыгнул на землю и неторопливо пошел к входу в подземный лабиринт. Охранник без слов открыл дверь, и гауптштурмфюрер привычно сбежал по ступенькам вниз, туда, где ждала его прекрасная Ариадна.

В приемной, против ожиданий Штурма, кроме Эльзы был еще Клюге — командир ракетчиков, неприятный угрюмый субъект с лицом, испещренным оспой. Он сидел на стуле, положив ногу на ногу, и нервно дергал ногой. Время от времени он делал слабые попытки заговорить с Эльзой, но та всякий раз ссылалась на занятость. Увидев Штурма, она глубоко вздохнула и послала ему ласковый взгляд. Штурм с неизменной улыбкой приветствовал сначала фрейлейн, а затем Клюге.

— Штандартенфюрер занят, — объяснил свое присутствие в приемной Клюге. — Вот сижу здесь уже двадцать минут, и только милая Эльза скрашивает мое ожидание.

— Это надолго? — вежливо спросил Штурм.

— Не знаю, Пауль, надолго ли, но уверен, что после разговора с Берлином настроение патрона резко ухудшится.

— Возможно. Тем более, что он разговаривает так долго. Ничего не поделаешь, подождем…

— Вы уже отремонтировали ваши танки, гауптштурмфюрер? — вдруг с милой улыбкой спросила Эльза Штедке.

— Да, об этом я и хотел проинформировать штандартенфюрера.

— Так вы явились только за этим?

— Нет, конечно, не только! Это, пожалуй, второстепенная причина, побудившая меня так рано примчаться сюда.

— А какова первопричина вашей спешки?

— Вы, фрейлейн! Лицезреть вашу улыбку — значит быть посвященным в некую тайну неземного блаженства.

— Неужели во мне столько таинственности?

— Вы буквально излучаете ее! Этот свет незрим, но приятен и животворящ!

— Вы просто поэт, гауптштурмфюрер!

— В таком случае вы — моя муза!

Клюге сидел недвижим, хмуря брови, слушая, как умело расточает Штурм свои комплименты. Рукой он пощипывал подбородок, и сознание его захлестывала волна жгучей зависти. Штурм был красив и умен. Его язык был подвешен нужной стороной. Ему во всем везло, многое сходило с рук, он был заводилой в любой компании и всегда вызывал симпатии начальства и приковывал к себе внимание женщин. Всех этих полезных качеств Клюге был лишен начисто. На плаву его держала только эрудированность, строжайшая самодисциплина, компетентность в рабочих вопросах и слепая покорность патрону.

«А какова Эльза! — продолжал размышлять Клюге. — Всем известно, что она фаворитка Моллера, а она так благосклонна к этому щеголю. Глядя на этих голубков, можно подумать, что они знают друг друга, по меньшей мере, лет десять!»

Что удивительно, Клюге был более чем прав в своих предположениях: Павел Шакуров и Марина Иванцова впервые повстречались в августе тридцать второго, а в тридцать пятом — он и в тридцать седьмом — она были заброшены в Германию для ведения агентурной работы. Десять лет они ничего не знали друг о друге. И вот Его Величество Случай свел их вместе на ПОЛИГОНЕ. Ни одна спецслужба не смогла бы сработать лучше и четче. И Павел был бесконечно благодарен этому случаю.

— Господин Клюге, — Эльза вдруг переключила свое внимание на ракетчика. — А что за канонада была слышна этой ночью? Это был налет? Бомбили аэродром?

— Нет, случайно залетел русский бомбардировщик, и его благополучно сбили.

— Странно, что делал здесь одиночный самолет? — подключился к разговору Штурм. — Может быть, его основной целью была выброска десанта?

— Конечно, и тут отличился шеф гестапо Ренке. Вот вам пример, достойный подражания. За что ни берется, все делает быстро и четко, со знанием дела. Сейчас в гестапо сидит один из диверсантов. Пока молчит, но долго молчать он не сможет, Ренке вытянет из него все!

Незаметным кивком головы Штурм поблагодарил Эльзу за ловкую импровизацию. Теперь он знал о выброске десанта, знал, что Омск верит ему, и мог еще раз детально проработать операцию. Оставалось только обдумать контакт с диверсионной группой. Требовался убедительный предлог для посещения развалин концлагеря, где было условлено встретиться.

В это время из своего кабинета вышел Моллер. Он был до предела деловит, сосредоточен, взглянул исподлобья на Клюге и жестом пригласил его в кабинет. Потом повернулся к Штурму.

— Ну, что у вас, Пауль?

— Я готов приступить к выполнению любой задачи немедленно и в полном составе.

— Отлично… Обеспечьте патрулирование в светлое время суток силами трех экипажей — посменно. Большего от вас не потребуется. Вы свободны.

Моллер захлопнул за собой дверь кабинета. Штурм подмигнул Эльзе и вышел, она кивнула ему вслед и осеклась. В приемную вошел командир роты боевого охранения гауптштурмфюрер Клох. Мундир его был измят, перепачкан кровью, землей и зеленью, шея забинтована, а рука висела на перевязи. Разминувшись с Паулем, Клох оглянулся и смерил презрительным взглядом фигуру танкиста.

— Что с вами, гауптштурмфюрер? — с неподдельным участием воскликнула Эльза.

На скуластом бледном лице Клоха появилась блуждающая улыбка голодного волка. Он направился к двери в кабинет Моллера.

— Фрейлейн, разрешите мне войти без доклада, — он помялся у двери. — Мы обнаружили двух диверсантов, так эти русские дрались как черти! Представьте: двенадцать убитых и раненых! Это выше моего понимания, — с этими словами Клох открыл дверь в кабинет Моллера. Эльза проводила его ненавидящим взглядом.

Моллер встал из-за стола навстречу Клоху, в глазах его светилось внимание и молчаливый вопрос.

— Только что уничтожили двух диверсантов. Одеты в полевую форму СС, хорошо вооружены, имеют запас продовольствия на двое суток. Несмотря на то, что один при приземлении сломал ногу, а другой был ранен, они дрались, как львы, и мы потратили на них более получаса. С нашей стороны потери: семь человек убитых и пять раненых.

— Невероятно! — взорвался Моллер. — А если диверсантов было в десять раз больше?! Если эти двое только отвлекали ваше внимание от основной группы?! — Моллер немного успокоился. — Клох, покажите на карте, где вы обнаружили парашютистов.

— Вот здесь, штандартенфюрер, в этом квадрате.

— Вы серьезно ранены?

— Нет, после перевязки я мог бы возобновить поиски.

— Хорошо, в таком случае не мешкайте. Возьмите два свежих взвода и прочешите вот эти два квадрата.

— Это район концлагеря?

— Да, но вы начнете чуть южнее, от хозяйства Штурма. Там электростанция, автотранспорт, танки наконец. Очень лакомый кусок, с моей точки зрения.

5

Этот лес пугал своей безжизненностью. Не слышно было птиц, не видно животных, даже трава росла не везде. Под деревьями торчали гнойно-желтые грибы, листья сплошь были покрыты белым налетом или поражены грибком кроваво-красного цвета. Даже рассветное солнце красило мир в мертвенно-розовый цвет.

— Эх, и потравили же здесь нашего брата! — вздохнул сержант Рябых. — Сколько времени прошло, а до сих пор в воздухе что-то такое… ядовитое.